Валерия Вербинина - Где-то на земле есть рай
1 апреля. Девятый час вечера
Мое удивление сравнимо только с удивлением того хрестоматийного мужа, который вернулся из командировки раньше времени и застал у себя дома незнакомого субъекта без штанов, который запросто общался с его женой. Мысленно я попыталась вспомнить, какое наказание полагается за самовольное проникновение в помещение, занимаемое сотрудниками органов внутренних дел, когда мой взгляд упал на закованного в золотую велосипедную цепь страдальца, маячившего у окна справа. Его приятель с внешностью поезда расположился на батарее, а третий член птицы-тройки — тот, что с оттопыренными ушами, — облокотился о сейф. В свободной руке он держал зубочистку, которую вынул изо рта, как только мы вошли.
Вид незваных гостей мне не понравился настолько, что я на мгновение даже пожалела, что при мне нет оружия. Потому что пистолет мой был заперт в сейфе вместе с подшивкой пропитавшихся пылью, передаваемых от опера к оперу нераскрытых дел, которые и мне придется сдать в свой черед, когда я уйду из полиции или «меня уйдут».
— Добрый вечер, — сказал человек за столом очень вежливо и посмотрел на меня внимательно.
В свою очередь, я посмотрела на него и увидела господина лет тридцати пяти или около того, уверенного в себе, отменно одетого и тщательно причесанного. Рост от ста семидесяти пяти до ста восьмидесяти двух, точнее можно будет определить, когда незнакомец поднимется на ноги. Брюнет, глаза карие, глубоко посаженные, нос в профиль коротковат, но в общем и целом лицо скорее симпатичное, чем отталкивающее. Костюм темный, явно сшит на заказ, а ботинки прямо-таки лоснятся от самодовольства, что их носит такая персона. Также к комплекту прилагались дорогие часы, брильянтовые запонки, шелковый галстук, который как-то посмурнел и съежился от окружающей обстановки, едва заметный шрам на левой руке вдоль ребра ладони и все в себя вбирающий, все примечающий, очень цепкий взгляд. Если не считать последнего, неизвестный производил вполне положительное впечатление, и я уверена, что мало какая девушка отказалась бы получить его в качестве подарка на день рождения.
— А мы вас тут заждались, — сказал обладатель взгляда. — Значит, Елизавета Владимировна Синеокова, будущая великая писательница и прочее, — это вы?
Я позеленела.
— Как вы сюда вошли? — вмешался мой напарник. — Дверь была закрыта.
— Она была открыта, — спокойно парировал незнакомец. — А вы действительно в полиции работаете? — Это было сказано мне. — Потому что, вы не обижайтесь, но вы совершенно не похожи на… э… сотрудницу органов.
— Давайте не будем обсуждать, кто на кого не похож, — проскрежетала я. — Иначе так можно далеко зайти. И вообще вы кто такой, простите?
Тут я уловила, что мой собеседник удивился. По-настоящему.
— Я — Юрий Арбатов, — сказал он. — Ваш напарник пригласил меня зайти. Ну, я и зашел.
— Я… — начал Паша.
— Гы-гы! — обрадовался человек-поезд. — Раз забил стрелку, отвечай за базар.
— Заткнись!
Слово, выплюнутое Арбатовым, пролетело через комнату и, как кляп, заткнуло экспрессу рот. Громила съежился и, как показалось мне, даже стал у ́же в плечах.
— Есть разговор, — сказал человек в дорогом костюме. И покосился на меня.
Ласточкин равнодушно пожал плечами:
— Мне с тобой не о чем разговаривать.
— И тем не менее разговор будет. Сегодня утром к тебе приходила Лариса Парамонова.
— Не помню такой.
— Вы долго сидели с ней в кабинете и о чем-то шептались.
— Ах эта! Да, теперь я понял. Она приходила делать мне предложение руки и сердца. А я ей отказал.
— Шутник, — с ненавистью процедил человек с золотой цепью.
Арбатов вздохнул. Но глаза у него сделались недобрые, и я не сомневалась, что если когда-нибудь он сможет припомнить Ласточкину его обхождение, то непременно это сделает.
— Елизавета Владимировна, — обратился он ко мне, — будьте так добры, образумьте, пожалуйста, вашего напарника. Нам ни к чему ссориться, уверяю вас. В этом деле у нас общие интересы.
— С этого и надо было начинать, — сухо сказал Паша. — Ты хочешь стрясти с Парамоновой оставшуюся часть долга. Значит, это ты пугал ее адом и всякой чепухой?
— Чего? — изумленно спросил Арбатов.
— Это ты угрожал ей, верно?
Арбатов поступил так: он откинулся на спинку стула и задумчиво уставился на Ласточкина. Лопоухий поглядел на зубочистку, которой он ковырял в зубах, и спрятал ее в карман. Где-то в коридоре хлопнула дверь, застучали женские каблучки — и стихли. Следует отдать Арбатову должное: паузу он умел держать не хуже Алисы Лазаревой, а может, даже и лучше.
— Если бы я хотел ей угрожать, — промолвил он наконец, потирая мочку уха, — она бы никогда к тебе не пришла — это раз. И два: я бы давно уже получил свой долг.
— Да?
— Да. И вообще, капитан, ты меня с кем-то путаешь. Ничего нет проще, чем прижать слабую женщину, — тут он опять зачем-то посмотрел на меня, — но я этим не занимаюсь. Даже ради денег. Хотя как раз с Парамоновой, может быть, и следовало так поступить.
— Почему?
— Потому что ее муж жив. И она наверняка знает, где он скрывается.
— Любопытно, — сказал Ласточкин, буравя собеседника взглядом. — А что вообще тебе известно о Парамонове? Что он был за тип и почему так нелепо умер?
— Он не умер, — холодно ответил Арбатов. — Он наделал долгов на много миллионов баксов, а потом — бабах! — исчез. В то утро он ехал куда-то по делам, и его лимузин взлетел на воздух. Все четверо человек, которые находились в машине, погибли.
— А кто именно находился в машине? — спросил Павел, который слушал Арбатова все внимательнее и внимательнее.
— Двое охранников, шофер и сам Владислав Парамонов. По крайней мере, так считает следствие.
— От самого Парамонова что-нибудь осталось?
— Что-нибудь, — отозвался Арбатов с тонкой усмешкой.
— Ясно. Можно откровенный вопрос? Скажи, это случаем не ты его?..
— А какой смысл?
— Ну мало ли какой. Припугнуть других должников, к примеру.
— Нет, — как бы с сожалением промолвил Арбатов, — это не я.
— Уверен? — саркастически осведомился Ласточкин.
— До чего же у вас невозможный напарник, Елизавета Владимировна… Да, уверен. Доволен?
— Нет. Потому что если не ты, то кто-нибудь другой вполне мог его заказать.
— Знаешь, Ласточкин, по странному совпадению это тоже мне приходило в голову. Но те люди, которые могли пришить Парамонова и которых я расспрашивал, тоже отрицали свое участие в этом деле.
— Ха, потому что они знали, что им может быть за их откровенность.
— Думай что хочешь, но лично я убежден, что никто Парамонова не убивал. Он подстроил этот взрыв, чтобы присвоить деньги и смыться. И сейчас он сделал себе пластическую операцию, сидит где-нибудь на тропическом курорте и смеется, как он обвел нас вокруг пальца. — На лбу Арбатова вздулась косая жила, глаза сузились. — Так вот, капитан, уясни себе: я не люблю, когда надо мной смеются. И лжепокойничка этого я достану, с твоей помощью или без.
— Ну, это твое право, — отозвался Павел. Он потер лоб и задумался. — Ты считаешь, жена в курсе, где он?
— Тут только два варианта, капитан. Или она в курсе и разыгрывает дурочку, чтобы отвести подозрения, или же муж избрал ее козлом отпущения. Платить-то по счетам пришлось ей.
Ласточкин усмехнулся:
— Да, но если он действительно умер, ни один из этих вариантов не работает.
Арбатов поднялся и одернул пиджак. Лопоухий перестал подпирать сейф и приосанился, охранник с цепью отлепился от окна, а человек-экспресс слез с батареи.
— Мертвые меня не интересуют, — произнес Арбатов, глядя капитану прямо в глаза. — Меня интересует Владислав Парамонов. Живой. И тот, кто доставит мне эту мразь, получит соответствующую награду. Впрочем, ты, я слышал, денег не признаешь. Значит, я просто скажу тебе большое человеческое спасибо.
Все-таки он сумел уесть Ласточкина — я поняла это по тому, как дернулись ноздри капитана.
— До свидания, — сказал Арбатов, шагнув к двери.
— Не до свиданья, а прощай, — неприязненно бросил ему вслед Павел.
Сделав вид, что не расслышал, Арбатов в сопровождении своей свиты вышел из комнаты. Честно говоря, только когда они скрылись за дверью, я осознала, что мне стало как-то легче дышать.
— Все интересней и интересней, — вздохнул капитан и взялся за телефон.
Несмотря на поздний час, Стас Зарубин был еще на работе. Павел довел до его сведения, что у нас были неприятные гости, и попросил прислать знающего человека, чтобы тот обследовал комнату на предмет подслушивающих устройств.
Повесив трубку, Ласточкин хотел опуститься на стул, но вспомнил, очевидно, кто только что на нем сидел, и поморщился.