Валерия Вербинина - Где-то на земле есть рай
— Паша, кто он такой? — не удержалась я.
Мой напарник ответил не сразу.
— Человек, от которого надо держаться подальше, — сказал он. — Только и всего.
Глава 7
Среда, 3 апреля. Утро
Я просыпаюсь от дробного грохота. За окнами рабочие вскрывают асфальт, чинят, перекладывают трубы и обустраивают двор. «Уииии! — в дело вступает электропила. Она визжит, как жена олигарха, которую бросили и оставили без содержания, вдобавок предъявив ей счет на те деньги, которые она потратила в браке с дорогим, в прямом смысле слова, мужем. «Пах, пах, пах, пах!» — одышливо фырчит экскаватор. Слышен лязгающий грохот металлических труб, которые опять повалились куда-то не туда. Последнее, кстати, недвусмысленно следует из пылкой речи начальника рабочих, щедро пересыпанной нецензурными словами.
Боже! Боже… Хочу на работу! Как можно скорее! Немедленно! Пусть осчастливит меня судьба трупом без головы, который выплывет к нам из реки. Я согласна даже на расчлененку, заботливо рассованную по мусорным ящикам. Говорите, убойный отдел? Убойная жизнь!
У зубной пасты привкус ненастья. Я выплевываю ее и слышу, как в комнате начинает звонить телефон.
— Твое дело во всех газетах! — жизнерадостно кричит мама в трубку.
От неожиданности я едва не поперхнулась:
— Какое дело?
— Ну, той ясновидящей, которая покончила с собой.
— Это не мое дело. Оно даже не в нашем районе произошло, и мы с Ласточкиным им не занимаемся.
«Уиии! Грах-тах-тах!» Нет, на работу, на работу… На работе хорошо: убийцы, мошенники, воры, потерпевшие, свидетели — настоящий рай!
Пока я самозабвенно предаюсь отчаянию, взгляд мой падает на букет цветов, который мне вчера прислали с курьером. Вот он какой, мой напарник! Не человек, а просто золото!
— Во всех газетах пишут, что ее устранили конкуренты, — продолжает меж тем мама, пропуская мои слова мимо ушей.
— Кого?
— Ну, ту целительницу, Агриппину!
Она садится на своего любимого конька. Мне нужно такое дело, чтобы газеты обо мне заговорили. Чтобы мое фото было на первых полосах всех периодических изданий! Но только чтобы не рисковать жизнью, ни-ни. Для этого, в конце концов, есть мужчины, хотя бы тот же Ласточкин.
— Мама, извини, мне надо идти!
В метро тепло и душно, как всегда в это время года. Поезд, как синяя гусеница, всасывается в туннель, показав мне свой хвост. Не беда, придет другой.
Ласточкин уже в нашем кабинете. Сидит за столом, изучает какие-то бумажки. Хотя это глупое слово: в нашей работе просто «бумажек» не бывает.
— Удалось отыскать что-нибудь по нашим делам? — спрашиваю я.
— Удалось. Адрес Оли Бариновой я пробил. Кстати, она бывшая певица.
— Едем к ней? — деловито предлагаю я.
— Ага, — усмехается Паша. — И с порога спрашиваем, уж не собирается она зарезать бывшую подружку. А она, конечно же, вот так сразу нам все и расскажет.
— Я вся во внимании, — сказала я, делая серьезное лицо.
— Поскольку она бывшая певица, явимся к ней под видом журналистов. Я репортер, ты — фотограф.
— Есть одно «но», Паша: я плохо фотографирую.
— А я так вообще не умею брать интервью, — парировал мой напарник. — Ничего, как-нибудь прорвемся. Кстати, я уже позвонил и договорился о встрече. В одиннадцать утра.
Он выдвинул ящик стола и вытащил оттуда устрашающего вида профессиональную камеру с длинным, как клюв тукана, объективом, при виде которой во мне сразу же ожили все самые нехорошие предчувствия.
— Но, Паша, это же профессиональная оптика! Я такую вообще никогда в руках не держала!
— Лиза, — сердито сказал Ласточкин, — от тебя вовсе не требуется быть настоящим фотографом. Главное — убедительно сыграть роль, поняла? А что ты нащелкаешь и как — это, извини меня, вообще никого не колышет! Просто делай умное лицо и жми на кнопки.
Я надулась. А что бы вы сделали на моем месте?
— Камеру береги, разобьешь — Петрович с тебя стружку снимет. Он и так из-за машины на нас зол.
— А что насчет машины, кстати?
— А ничего. Прокатимся на метро.
— Кстати, Паша, я же тебя не поблагодарила, — сказала я, когда мы тщательно проверили, не осталось ли при нас вещей, которые могут выдать нашу профессиональную принадлежность, и покинули отделение.
— За что? — рассеянно спросил мой напарник.
— За цветы, которые ты мне вчера прислал.
Павел остановился и взглянул на меня в упор.
— Я не присылал тебе никаких цветов, — сказал он. Было очевидно, что мой напарник не шутит.
— Но тогда кто же?.. — пробормотала я в удивлении.
— Какой-нибудь таинственный поклонник, — отозвался капитан, пожимая плечами.
В синем вагоне, который уносил нас на юго-запад, я не удержалась и спросила у Ласточкина, что он думает по поводу нашего второго дела и визита Юрия Даниловича Арбатова в наши скромные пенаты. Павел поморщился.
— Если Парамонов и впрямь не поделил чего-то с Арбатовым, то для его же собственного блага я бы пожелал ему оставаться мертвым, — наконец признался он.
— Что, Арбатов настолько страшен?
— Да как тебе сказать, — буркнул мой напарник, дернув щекой. — Ты же видела, какой он. Вежливые, спокойные манеры, речь образованного человека, но все это ничего не значит, поверь мне. Он всегда был хладнокровным, безжалостным мерзавцем, а когда прорвался к большим деньгам, стал еще опаснее.
— Гм, — произнесла я, чтобы хоть что-нибудь сказать.
— В сущности, он обыкновенный бандит — из числа тех, которые вовремя сумели прикинуться бизнесменами. И он открыто дал нам понять, что он заинтересован в деле… Вот только насколько открыто? Не сыграем ли мы ему на руку своим расследованием? — Ласточкин нахмурился: — Вообще, вся эта история: этот беспокойный покойник, который терроризирует жену письмами, — меня очень тревожит.
На остановке в вагон ввалилась целая толпа народу, и капитан замолчал.
Мы сравнительно быстро отыскали дом, в котором жила Оля Баринова. Не хрущоба, но и не хоромы. Унылая многоэтажка, московский стандарт. На двери подъезда красовался обшарпанный домофон, у которого был такой вид, словно он провисел тут уже лет тридцать, не меньше. Павел набрал номер квартиры, и аппарат отозвался неожиданно старческим голосом:
— Да?
— К вам представители прессы, — сообщил Ласточкин, подмигнув мне. Я взяла на изготовку фотоаппарат, который уже успел оттянуть мне руки.
— Конечно-конечно! — обрадовался домофон. — Проходите, пожалуйста!
Дверь отворилась с мышиным писком.
— Паша, — сказала я вполголоса, когда мы поднимались в лифте, — я чего-то не поняла. Кто это с нами говорил?
— Олина бабушка, — объяснил мой напарник. — Я уже разговаривал с ней вчера по телефону.
Она ждала нас на пороге квартиры, улыбаясь немного смущенно.
— Вот… Сюда… Проходите, пожалуйста. Я уже приготовила вам тапочки.
Ее радость от нашего визита была настолько искренней, что я почувствовала укол совести. Черт возьми, какое право мы имели обманывать ее и внушать ей необоснованные надежды?
— А где Оля? — спросил Ласточкин.
— Она придет, придет, — заторопилась старушка. — Она звонила мне… Просто их часто задерживают.
— На работе, значит? Надо же, какая жалость… И где она теперь работает, если не секрет?
— Не секрет, — вздохнула старушка. — Она уборщица в «Бегущей по волнам».
* * *Вот это совпадение! Подозреваемая работает в том самом клубе, где грядущая жертва Алиса Лазарева собирается праздновать знаменательное событие — 33 года с момента своего появления на свет! Попрошу учесть этот факт, дамы и господа.
Но покамест жертва за тридевять земель, то есть на другом конце Москвы, а предполагаемая убийца то ли в клубе, то ли уже едет домой. Бабушка Оли улыбается робкой улыбкой. У меня сжимается сердце…
— Может быть, чайку?
Мы не отказываемся от чая. Мы ведем себя как ушлые журналисты, настоящие пираньи пера. Я рассматриваю плакаты на стенах. Группа «Шиповник», шесть девиц выстроились в шеренгу. Вторая брюнетка слева с белозубой улыбкой — это Оля. Ласточкин делает мне страшные глаза, и, спохватившись, я прошу позволения сфотографировать плакат. Господи боже, сколько настроек у этого чертова фотоаппарата!
Меж тем мой коллега по работе ненавязчиво расспрашивает старушку о ее замечательной внучке. Немолодая женщина тает. О, ее Оля такая хорошая девочка! Какой у нее был голос, просто ангельский! Какая она милая, славная, красивая! Сейчас она принесет альбом с фотографиями…
Я мрачнею, как кофейная гуща, в которой гадалка уже увидела разорение, отвергнутую любовь, темные мысли и конец света разом. Можете сколько угодно называть меня циником, но факт остается фактом: чаще всего именно у таких положительных, искренних, открытых людей, как эта старушка, и вырастают родичи преступники. С чем это связано, я не знаю, а придумывать наукообразное объяснение мне не хочется. Меж тем бабушка Оли уже приносит увесистую гору альбомов.
