Полина Дашкова - Херувим (Том 2)
— Простите, не понял, — смущенно кашлянул Сергей.
— Вот и мы не поняли, — лицо Райского стало серьезным, — мы вас, Станислав Владимирович, совершенно не поняли. Дело в том, что Михеев Юрий Павлович благополучно скончался пять лет назад от открытой формы туберкулеза в архангельской больнице, а его младшая сестра Ирина, которая дала вам несуществующий адрес, отбыла вместе с родителями на постоянное место жительства в США четыре года назад. Мы только зря потратили силы и время на проверку.
Сергей вытащил свою новенькую «Зиппо», залил в нее бензин, несколько раз пощелкал. Зажигалка работала отлично, ее было приятно держать в руках.
— Зачем же я все это выдумал? Ведь не в моих интересах путать следствие, произнес он и закурил «Парламент-лайт», — неплохие сигареты, но все-таки слишком слабые для меня.
— Зато не такие вредные, — заметил Райский, — слушайте, а правда, зачем вы все это выдумали? Не знаете?
— Понятия не имею. Но все-таки я не сумасшедший. Куда-то я ведь звонил, ездил, с кем-то встречался? Или нет?
— Ну, наверное, вы встречались с тенью, как принц Гамлет. Вы вообще любитель приврать, за вами это с детства водится. Слушайте, майор, да что вы привязались к этой дурацкой истории? Нам с вами надо думать о Шамиле Исмаилове и только о нем. Давайте отделять зерна от плевел.
— Разумеется, Михаил Евгеньевич.
— Я рад, что мы с вами понимаем друг друга, — холодно кивнул Райский, — есть еще вопросы?
— Тень убитого короля видел не только принц. Были еще свидетели. И было убийство. Призрак не врал, — задумчиво пробормотал Сергей.
— Что, простите? — Райский оторвался от бумаг, в которые уткнулся минуту назад, давая понять, что разговор на сегодня окончен.
— Куда-то я все-таки ездил и с кем-то встречался, — сказал Сергей, вставая, — вы сами сказали, как важно мне знать самого себя.
— Сказал. Ну и что?
— Вы ведь извлекли из архива дело этого Михеева?
— Да, разумеется.
— И копию сняли?
Райский встал, вышел из-за стола, приблизился к Сергею и произнес, пристально глядя ему в переносицу:
— Зачем вам это нужно, майор? Перед вами поставлена весьма конкретная задача. Не стоит отвлекаться.
— Моя задача — только Исмаилов? Безопасность Станислава Герасимова меня не должна беспокоить? — еле слышно спросил Сергей.
— Это одно и то же, — так же тихо ответил Райский.
— А если все-таки нет?
Несколько секунд лицо Райского оставалось непроницаемым. Очки сверкали, губы были плотно сжаты. Полковник молчал и, вероятно, что-то решал про себя. Сергей не торопил его, принялся вертеть и разглядывать свою новенькую зажигалку. Наконец Райский вернулся за стол, расслабленно опустился в кресло, снял очки и растянул губы в спокойной дружеской улыбке.
— Ну вы и тип, майор. Не ожидал от вас такого упрямства. Охота вам копаться в уголовном деле пятнадцатилетней давности? Охота тянуть пустышку? Извольте, — он открыл ящик, извлек увесистую папку и шлепнул ее на стол перед Сергеем, — вот вам копия, в полном объеме. Читайте, наслаждайтесь, можете ее с кашей съесть. Но только не в ущерб нашей с вами основной задаче.
* * *«Господи, что же со мной происходит? — думала Юлия Николаевна Тихорецкая, расчесывая мокрые волосы перед зеркалом. — Какое мне дело до этого человека? Почему я хитрю с собой, сочиняю разные предлоги, чтобы встретиться с ним еще раз? Спасибо, только сочиняю и ничего не предпринимаю. А ведь так хочется, еле сдерживаюсь, чтобы не позвонить Райскому. Вы знаете, Михаил Евгеньевич, меня беспокоит правая носогубная складка моего бывшего больного. Как я могу с ним связаться?» Юля скорчила перед зеркалом глупую романтическую рожу, получилось смешно, она попыталась рассмеяться, но вместо этого чуть не заплакала. Включила фен, короткие влажные волосы встали дыбом под струёй горячего воздуха.
В ее теперешней жизни все было разложено по полочкам и рассчитано по минутам. Ей просто некогда и не в кого было влюбляться. С каждым годом выбор уменьшался, медленно, но верно приближаясь к нулю. Мужчины ее возраста и старше были женаты. Таких отношений, вороватых и бессмысленных, она не хотела. Оставались холостяки, но эта порода отличалась странностями и делилась на три категории — самовлюбленные болваны, застенчивые меланхолики и сумрачные коллекционеры любовных побед с жалобными глазами и липкими лапами. Все одинаково скучно.
Иногда на Юлю накатывали острые приступы одиночества, она начинала чувствовать, как стремительно уходит время, как тяжело и холодно дышит в затылок старость. Она заставляла себя думать о работе, о своих больных, Шуре. Из зеркала смотрело молодое, красивое лицо. Все было хорошо, и вряд ли стоило что-либо менять.
— Мам, ты что с собой сделала? — Шура возникла в зеркале за спиной Юли и уставилась на нее так, словно увидела впервые в жизни.
Фен гудел. Юля не слышала, как она вошла.
— Шурище, ты уже вернулась? — спросила она, выключая фен и растерянно улыбаясь.
— Нет, мамочка, я еще в пути, — хмыкнула Шура, — мам, ну скажи честно, что с тобой происходит?
— Ничего. Почему ты спрашиваешь?
— Ты какая-то не такая. Совсем новая. Помолодела лет на десять и похорошела.
— Это тебе так кажется, мы просто с тобой стали редко видеться и ты от меня отвыкла.
— Да нет же, мамочка, я тебя наизусть знаю, ты очень сильно изменилась, — упрямо повторила Шура, — это все замечают. Не только я.
— Кто же, интересно?
— Вика. Она сказала, ты стала порхать, как птичка, и все время улыбаешься. К чему бы это, мамочка?
— Ой, прекрати, — поморщилась Юля, — Я сплю не больше пяти часов в сутки, я дико устала и выгляжу отвратительно. Смотри, какие у меня синяки под глазами, щеки ввалились. Чтобы не быть бледной, как смерть, я румянюсь. И вообще, отстань. Расскажи, что сегодня было в школе.
— В школе, между прочим, меня достали: почему я никому не рассказала, что моя мама оперирует великую Анжелу.
— Что, прости?
— О, проснулась наконец! Доброе утро! У нас в классе есть две девочки, фанатки Анжелы. Сегодня они привязались ко мне на большой перемене, умоляли, чтобы я передала тебе постеры с портретами их обожаемой певицы и чтобы ты попросила для них ее автограф. Я, конечно, картинки не взяла, но обещала с тобой поговорить. Мам, ну я не могла их послать. Тактичные намеки они не поняли, а на откровенность я не решилась, они все-таки мои одноклассницы, мне совершенно не хочется иметь врагов. Я и так отбивалась от них как могла. Ты представляешь, сколько вопросов они мне задавали! В гости напрашивались, чтобы с тобой встретиться.
— И какие же вопросы?
— Ну, например, правда ли, что Анжелу изуродовал из ревности ее любовник, чеченский террорист Шамиль Исмаилов? Правда ли, что он лично оплатил ее лечение? Они стали уверять меня, будто ты с ним встречалась и он дал тебе чемодан зеленого налика, чтобы ты оперировала Анжелу. Еще они просили, чтобы я узнала у тебя, какое станет у Анжелы лицо после операции. Точно такое, как было или другое. Ну что с них взять, с убогих?
— Так, погоди, — Юля зажмурилась и покрутила головой, чтобы немного прийти в себя, — давай-ка по порядку. Откуда они взяли весь этот бред: чеченского террориста, чемодан с зеленым наликом и прочее?
— Мам, ну ты что, вчера родилась? — Шура удивленно вскинула брови. — Из желтой прессы, конечно. Откуда еще? Они сидят в Интернете, выискивают все, что есть об их кумире. Можешь сама посмотреть, если так интересно. А я, между прочим, есть хочу.
— Да, конечно, сейчас я что-нибудь приготовлю.
— Мама, у нас пустой холодильник, — надменно простонала Шура, — ты забыла, Вика у нас больше не живет. Это при ней всегда было что покушать. А сейчас мы опять вернулись к своему первобытному состоянию. Может, сходим куда-нибудь, пообедаем? Заодно отпразднуем твое возвращение из командировки и мои пять баллов за городскую контрошку по английскому. Между прочим, это не просто оценка. Это покупка скетчерсов.
— Каких скетчерсов, Шура?
— Тех самых ботинок, ну я рассказывала тебе, они огромные и плоские, будто на них слон посидел.
— Ты же говорила, что они уже вышли моды.
— Мама, это гриндерсы вышли из моды, — презрительно сморщилась Шура, — а скетчерсы только вошли. Ты обещала, что, если я получу пять баллов за городскую контрошку, мы поедем покупать скетчерсы. Так что мы с тобой садимся в машину и отправляемся в «Рамстор». Там и пообедаем.
Меньше всего Юле хотелось оказаться сейчас в огромном торговом центре. Она терпеть не могла походы по магазинам, особенно по большим и многолюдным. Обычно через двадцати минут у нее начинала слегка кружиться голова, через сорок подкашивались колени. Но Шура была неумолима. Ботинки, на которых посидел слон, казались ей символом абсолютного счастья. Недавно таким же символом служила кожаная летная куртка. Купив ее, Шура пела от счастья около трех дней, потом затихла, убрала куртку в шкаф и вскоре мучительно захотела скетчерсы. Они ей даже снились иногда, как раньше снилась куртка, а еще раньше длинная узкая юбка с железной молнией и другие вещи, ныне забытые, запиханные в мертвую глубину шкафа либо сосланные на антресоли навечно.
