Юлиан Семенов - Пресс-центр
Шофер резко притормозил возле длинной стеклянной асиенды; манекены подтолкнули Прадо пистолетами; он вылез; его ввели в просторный холл; возле огромного, во всю стену окна, выходившего на океан, в низком кресле сидел необъятно толстый, громадноростый, потный Джеймс Боу в легком голубом костюме "для тропиков" и грязных, американского образца, сразу отличишь, ботинках. Он тяжело поднялся с кресла, показал на телефон.
- Звоните домой, мистер Прадо.
Прадо набрал номер, по-прежнему не в силах сдержать дрожь в руках; голос жены был, как всегда, мягок и спокоен.
- Ты присылала ко мне Хорхе? - спросил Прадо.
- Нет, родной, я не видела его с тех пор, как ты уехал в министерство, На рынок ездила автобусом. Что-нибудь случилось?
- Как мама?
- Позвать ее? Она в саду...
- Да, позови, пожалуйста...
Боу посмотрел на часы, тяжелый золотой "ролекс", вторая после "Патека Филиппа" фирма по престижности; думай о пустяках, сказал себе Прадо, пусть успокоится сердце и пройдет дрожь в руках, иначе будешь выглядеть трусом в глазах этих бандитов с золотыми часами.
- Я слушаю, Энрике, - услыхал он голос матери, и сразу же тело обмякло, почувствовал, как ему подставили стул, он рухнул на глянцевую кожу зебры.
- Как ты себя чувствуешь, мамочка?
- Прекрасно, милый... У тебя странный голос... Что с тобою?
- Нет, нет, со мною все хорошо.
- Эсперанса готовит на обед худиа (30), твою любимую... И будет кусок хорошего мяса, ты, надеюсь, приедешь вовремя?
- Непременно, - ответил Прадо. - Я обязательно приеду, мамочка, до свиданья, родная...
- Что с тобой, Энрике? У тебя плохой голос...
- Нет, нет, я немного устал, это пройдет, ты же знаешь, у меня так бывает...
Он положил трубку, посмотрел на потного толстяка в мятом костюме и огромных черных ботинках, медленно поднялся.
- Делайте ваше дело, только позвольте мне помолиться перед тем, как все кончится.
- Все только начинается, мистер Прадо, - сказал Джеймс Боу. - Позвольте представиться: я защищаю интересы тех, кто стремится к тому, чтобы Гаривас стал стабильным, динамически развивающимся государством, сориентированным на постоянно дружественные отношения с Соединенными Штатами...
- И поэтому, - Прадо кивнул на усатого, - убивают Санчеса?
- Именно так, - вздохнул Боу. - Но делают это не из жажды крови, а для того лишь, чтобы в кресло премьер-министра сел компетентный человек, технократ, способный жить не лозунгом или отвлеченной идеей, но холодным расчетом, который прежде всего угоден несчастному, полуголодному, неграмотному народу... Таким человеком мы считаем вас, мистер Прадо...
- Что?! Как вы смеете обращаться ко мне с этим предложением?! Кончайте ваше дело! Пусть эти дубины стреляют в меня! Я не боюсь смерти! Я боюсь позора!
- Все боятся позора, мистер Прадо, - по-прежнему спокойно, отдуваясь, без всякого выражения согласился Боу, особенно испанцы, люди, свихнувшиеся на кодексе чести, истинные кабальеро... У нас остались считанные минуты, мистер Прадо, нужно договориться, потом мы передадим вам текст речи для выступления по телевидению, надо прочитать его несколько раз, чтобы выступать без бумажки...
- Я сказал, - повторил Прадо, - кончайте! Я не боюсь смерти! Я не из породы продажных шлюх!
Он сказал это по-английски; Прадо учился в Далласе, по акценту понял, что толстяк оттуда, южанин; трое вышли; толстяк отошел к окну, взял с подоконника тонкий, тисненой кожи "дипломат", открыл его, достал папочку, начал неторопливо листать бумаги, рассеянно закурил, поманил Прадо, кивнул на толстый, черного дуба подоконник; тот сел, толстяк опустился рядом, ткнул пальцем в страницы.
- Тут материалы, которые мы собирали на вас последние два месяца, мистер Прадо... Вы сказали, что боитесь позора... Я верю. Вас никто не собирается убивать, потому что вы не угрожаете нам, в вас нет честолюбивых амбиций вождя нации, вы действительно технократ, а не идеолог... Если вы откажетесь от нашего предложения, мы позволим вам уехать домой, жена готовит вам худиа, мама, кстати, забыла сказать, что прекрасный суп "касуэла" уже стоит в духовке, вы любите "касуэлу", обычно по субботам вы ходили в кабак "Лос пачолес" в Далласе к Дону Хоакину именно для того, чтобы откушать "касуэлу", до того как... Словом, вы вернетесь домой, у нас есть выбор, мистер Прадо, у нас есть три кандидата на пост премьера, и они дали уже согласие, они ждут в соседней комнате... И если кто-то из них решит по прошествии недель или месяцев привлечь вас к суду, это их дело, мы не станем мешать...
- Меня не за что привлекать к суду, я ни в чем не виноват...
- Мистер Прадо, каждый человек на этой грешной земле в чем-то виноват... Каждый... Без исключения... Меня, например, можно посадить на электрический стул, если поднять по дням всю мою жизнь, хотя я не брал взяток, не грабил банки, не насиловал девок, не бандитствовал на дорогах и не убивал министров... Но я жил и действовал, мистер Прадо, а жизнь - это преступление, я уже не говорю о жизни, полной активных поступке в... Вы, например, перестали ходить к Дону Хоакину после того, как его дочь Хосефина сделала от вас аборт, но доктор оказался малокомпетентным и женщина стала инвалидом - бесплодие, нарушение циклов и прочие бабские неприятности... Вы думаете, Дон Хоакин забыл об этом? Он помнит, - толстяк снова ткнул указательным пальцем в сколотые страницы, что лежали у него на коленях. - Он с радостью даст хоть завтра свои показания против того, кто совратил его дочь... Вы говорите, что страшитесь позора... Я верю вам... - Боу пролистал несколько страниц, у демонстративно слюнявя толстый, словно обрубленный указательный палец. - Вот, смотрите, мистер Прадо, это показание главного механика гаривасской электростанции... Вы же работали там директором, когда вернулись с дипломом инженера из Штатов, не так ли? Помните Хаиме Оярсабаля? Вами двигали благие порывы, вам хотелось дать рабочим премию к рождеству, но денег не было и вы пошли на то, чтобы вместе с Оярсабалем остановить два агрегата, дав ложные показания, что случилась авария и необходимо поставить рабочих на ночную смену, дабы не оставить город без света... А внеурочная ночная смена оплачивается в два раза выше, и за это рабочим полагается премия... Но и вам в том числе... А вы от нее не отказались... Я понимаю, мистер Прадо, вами двигали благие порывы, вы не могли отказаться, иначе бы подвели других, беззаконие порождает жульничество, но ведь это не довод в судебном заседании, это эмоции, а трибунал их не исследует, да и суд присяжных вряд ли стал бы копаться в этом... Незаконные деньги, и все тут! Или вот... - он снова полистал страницы. - Смотрите... Когда три месяца назад вы отправились в Милан для переговоров с Грацио, правительство выделило вам средства... По статьям... На телефонные переговоры, отель, транспортные средства, на представительские - надо же было устраивать коктейли и приемы... Ваш секретарь Габриэль Пратт дал вам расчет, на коктейли не хватало." И вы своей рукою, без согласования с правительством санкционировали мелкое жульничество: попросили одного из помощников Грацио, мистера де Бланко, взять на себя оплату отеля, но оставить счета вам и на эти деньги устроили прием... Я понимаю, что вы не положили себе в карман эти несчастные три тысячи долларов, я-то понимаю, что вы решились на это во имя дела, во имя того, чтобы прошел энергопроект Санчеса, но трибунал будет рассматривать документы и свидетельские показания, понимаете? Вот, мистер де Бланко показал, - ткнул Боу в страницу, - что он выписал чек за проживание вашей делегации в отеле... А это копии отчета, в котором вы подписали подлинность трат за отель из средств, отпущенных кабинетом... Ну, разве это не позор? Читать дальше?
- Фу, какая мерзкая грязь...
- Разве это грязь? Я не читаю вам других документов, мистер Прадо... Человек беспамятен, он отторгает в прошлое то, что ему неугодно или стыдно хранить в сердце... Я ж не привожу записи ваших бесед в кровати с женой... Каждый возбуждается по-своему, у всех у нас рыльце в пушку, но ведь не пойман - не вор, а если и этот ваш шепот сделать достоянием гласности? Дать прослушать трибуналу - а уж он-то прокрутит это по национальному радио, вот, мол, кто нами правил, - каково будет вашей маме? Детям? Той же жене...
- Дайте пистолет, - крикнул Прадо. - Я сам сделаю то, что надлежит мне сделать в такой ситуации...
- Вы не сделаете этого, - убежденно сказал Джеймс Боу. Во-первых, если вы произнесли слово "ситуация", значит, в вас по-прежнему живет логик, а не министр Санчеса... Во-вторых, когда ваш друг по колледжу Ромуло Батекур публично ударил вас по лицу за то, что вы отбили у него Магдалену, вы ведь не ответили ему...
Боу отошел к стене, где висела картина - сине-черная абстракция, стремительные, рвущиеся линии, чем-то похоже на ночную грозу в тропиках над океаном, - нажал своим нездорово толстым пальцем на раму, поманил Прадо; тот поднялся с подоконника и, ощущая ненависть к себе, приблизился к толстяку.
