Мария Семенова - Дядя Лёша
На подъездной аллее послышалось шуршание шин и звук мотора — Сэмюел Уолш возвращался в свое гнездышко. Валерия выключила телевизор и вышла в холл.
Мистер Уолш встретил свою возлюбленную нежным поцелуем и радостно показал ей бумажный пакет:
— Я привез замечательный стейк, дорогая. Сейчас я тебе покажу, как его поджарить на гриле, и у нас будет типичный английский ужин. Йоркширский пудинг ведь еще остался?
Валерия заставила себя улыбнуться в ответ и пошла за мистером Уолшем на кухню.
«Нет чтобы приготовить все самому, а потом позвать меня, — раздраженно подумала Валерия. — Учить ему надо! “Я сейчас покажу, а с этого дня ты будешь делать точно так же”». Однако вслух она ничего не сказала и послушно помогала мистеру Уолшу готовить типичный английский ужин.
— Как приятно возвращаться домой и знать, что ты меня ожидаешь, — произнес он. — Я столько лет мечтал о домашнем уюте.
«Клюнул!» — подумала Валерия, но не ощутила никакой радости.
Пробило десять. Мистер Уолш вставал и ложился рано, как и все в этой дыре, а потому сказал:
— Дорогая, уже поздно. Я тебя жду. — Он обнял Валерию и пошел вверх по лестнице, ведущей в спальню.
— Я сейчас. — Валерия постаралась, чтобы голос звучал приветливо, но это удавалось с трудом. Она налила себе полбокала виски и залпом выпила. Потом закурила сигарету.
При мысли о том, что в этом доме ей предстоит провести оставшиеся годы своей жизни и каждый день будет точно таким, как этот, Леру охватила такая тоска, что захотелось плакать. Но она вовремя сдержала себя.
«Ладно, поживем, чего-нибудь придумаем. Главное сейчас — выйти замуж. А там посмотрим. Отольются кошке мышкины слезки».
Валерия поправила прическу перед зеркалом, висевшим в холле, проверила, не осталось ли следов слез на щеках, и стала подниматься на второй этаж, где ждал ее мистер Сэмюел Уолш.
Что будет с лисой?
Однажды, выйдя из автобуса, Кристина увидела, что у конюшен стоит огромный странного вида фургон, от которого тянутся толстые черные кабели. Подойдя поближе, она увидела, что на боку у фургона написано:, «Петербургское телевидение».
На конюшне царила необычная сумятица, которую всегда умеют навести киношники. Бегала какая-то девица, вся в черном, ходил длинноволосый парень с огромной видеокамерой на плече, метались в панике ассистенты. Когда Кристина подошла, никто не обратил на нее внимания. Даже у Люси, которая во всех ситуациях умудрялась сохранять истинно олимпийское спокойствие, в глазах мелькало безумие.
Кристина, разумеется, сообразила, что идет или готовится съемка для телевидения, но она никак не могла выяснить: что снимают, для какой передачи?
Больше всего ее смутило то, что откуда-то из-за конюшен слышался лай. Судя по всему, там помещалась чуть не целая свора собак.
Она хотела спросить Настю (ту самую девчушку с косой), которая только что промелькнула совсем рядом, но та вдруг исчезла, как сквозь землю провалилась. Кристина обернулась, пытаясь выяснить, куда же она Делась, и вдруг увидела, как из другого, не менее внушительного фургона вышел… Михаил Боярский — в высоких сапогах, узких белых брюках и с хлыстом в руках.
Кристина замерла на месте. Не то чтобы она была особенной поклонницей этого артиста, но его появление в АОЗТ «Конник» было очень неожиданным.
«Неужели снимают кино», — подумала она, и в этот момент к ней подскочил Паша:
— Кристинка, тебя Митя ищет, скорей пошли!
— Куда? — изумилась Кристина.
— Туда! — Паша нетерпеливо махнул рукой. — Да пошли же! Времени нету! А еще переодеваться!
— Зачем переодеваться? — Кристина даже остановилась в изумлении.
— Как это — зачем?! — возмутился Паша. — Ты что же думаешь, баре вот в таких польтах или куртках на охоту ездили?
— Какие баре? — Кристина была совершенно сбита с толку.
— Да хватит болтать! — в негодовании крикнул Паша. — Там же люди ждут!
Он схватил Кристину за руку и потащил к дому. До двери оставалось еще несколько шагов, когда она распахнулась сама собой и оттуда вышла дама в длинном платье и с таким же хлыстиком, какой был в руках у Боярского. Присмотревшись, Кристина поняла, что перед ней Люся, но измененная почти до неузнаваемости. Больше всего поражала прическа: волосы были подняты вверх, на них изящно сидела небольшая шляпка с развевающейся сзади белой вуалью.
— Какая вы красавица! — не смогла сдержать восхищения Кристина.
— Они любую в красавицу превратят, — засмеялась Люся. — Иди скорее, одевайся. Скоро начнут.
Из дома выскочил небольшой плотный человек с растрепанными волосами, вернее, с их остатками, вольготно росшими вокруг обширной лысины. Он ткнул пальцем в Люсю, затем уставился на Кристину и закричал:
— Я же сказал скорее! Солнце уйдет! — И он помчался к фургонам.
— Это режиссер? — спросила Кристина Пашу.
— Оператор, — коротко бросил тот. — Ну давай же скорее!
Было похоже, что толстый человек заразил его своей лихорадкой, причем Паша заболел ею в самой тяжелой форме.
Кристина вошла в дом, и на нее немедленно накинулась девица в черном, которая, как оказалось, была костюмершей. Она окинула вновь вошедшую пристальным оценивающим взглядом и бросила другой особе, находившейся здесь же:
— Прекрасный типаж. Волосы распускаем. Темно-зеленая амазонка — как раз. Рыжее с зеленым будет смотреться.
Вторая, дама без возраста, подошла и стала вглядываться в Кристину так пристально, что той стало не по себе. Можно было подумать, что она не живой человек, а манекен.
— Естественная косметика. — Дама наконец вынесла вердикт. — Чуть усилить природные краски — и достаточно.
— Алла, Света! — в помещение вбежал оператор. — Вы скоро? Добьетесь того, что солнце уйдет.
Обе дамы, испугавшись такой мрачной перспективы и не желая нарушать законы мироздания, быстро заработали, причем объектом их деятельности была Кристина. Ее вмиг облачили в темно-зеленую амазонку, и, пока одна из них (возможно, Алла) подшивала внизу юбку, вторая, с деловитым видом заправского миниатюриста, работала кисточками и щеточками.
Не прошло и пяти минут, как Кристина была почти готова. Ее водрузили на середину комнаты, после чего Алла и Света отошли на несколько метров и стали, прищурив глаза, рассматривать творение своих рук. Они в общем и целом остались довольны, только Алла (или Света) поправила амазонку, а Света (возможно, Алла) слегка усилила цвет губ, пройдясь по ним более яркой помадой.
— Ну теперь пойдем, — сказали они и вывели Кристину на воздух.
Кристина осторожно ступала на землю хорошенькими ботиночками, которые, правда, безбожно жали. Переступая через особо грязное место, она приподняла юбку так, как это делают дамы в фильмах из жизни прошлого века.
Ее уже ждала готовая выезжать Медаль. Кристина на миг остановилась в растерянности: как же она поедет в юбке — в ней даже в седло не запрыгнешь, но бросив взгляд на лошадь, вдруг увидела, что седло-то совершенно другое — дамское. И ехать она должна, сидя на Медали боком, а она этого не пробовала никогда в жизни. «А вдруг не выйдет? — мелькнула тревожная мысль, но ей на смену пришла более смелая: — Надо попробовать».
Правда, сесть в дамское седло без посторонней помощи Кристина все-таки не смогла. Но это и не было необходимо. По сюжету она должна была лишь скакать в массовке, изображая молодую барышню на охоте. Люся была барыней постарше, Дмитрий был одет егерем, а Паше, видно, досталась роль дворового мальчишки. Тут же крутилась дворня; в глаза бросалась Настя в сарафане и накинутом на плечи теплом платке, она, видно, понравилась режиссеру и оператору своей косой, и они сразу же поставили ее на первый план.
Появились егеря с собаками. Кристина не могла оторвать от них глаз: это были чистокровные русские борзые — поджарые, с тонкими вытянутыми мордами и длинными ногами, они казались живым воплощением утонченности и аристократизма.
Все было готово: егеря сдерживали рвущихся вперед собак. Боярский вскочил в седло, статисты — и крестьяне, и обе барыни — заняли свои места, оператор схватился за камеру, режиссер дал последние указания, Алла и Света поправили на ком-то драный зипун, а вышедший из дома человек с большим фанерным ящиком крикнул: «Выпускаю!»
И тут случилось то, чего все время боялся оператор, — ушло солнце.
Боярский спрыгнул с лошади и снова спокойно закурил, крестьяне разошлись кто куда, Люся спешилась и, поддерживая юбку, пошла в денник. Все расслабились. Мужики в армяках закурили, кое-кто из дворовых девушек в кацавейках пил кока-колу из баночек. Внезапно оператор гаркнул:
— Приготовились!
И через секунду вспыхнуло яркое зимнее солнце.
Все моментально пришло в движение. Толпа крестьян заволновалась, все оседлали своих лошадей, человек открыл таинственный фанерный ящик, и из него выскочила лиса. Она яркой красной точкой понеслась по белой пороше, камера застрекотала, запечатлевая ее стремительный бег. Кристина как завороженная смотрела на это маленькое ярко-рыжее животное, которое, стремясь к свободе, быстро мелькало где-то впереди. Она была так прекрасна, так красива.
