Мария Семенова - Дядя Лёша
— Как это — не отслеживаем? — встрепенулся Дубинин. — С внешним наблюдением у нас все в порядке.
— Значит, вы в курсе того, что делал Чеботаревич и его орлы?
— В общем и целом — да.
— И что же он делал позавчера вечером? В субботу? — Взгляд Плещеева стал холодным. Таким эгидовцы видели своего начальника крайне редко — он был вне себя от гнева. Даже Дубинин оставил свою шутливую манеру.
— Да, — обреченно кивнул он, — в субботу у нас действительно промашка вышла. Ушел он от нас. За рулем сидел этот Сытин, дьявол настоящий. Он, видимо, почуял слежку и давай на Обводный, да там по этим улочкам у Старо-Невского. Ушел, короче. Но ночью они все в гнездышке своем были, это факт. Устроили там пальбу по пьяни. Мы утром специально участкового послали разбираться. Говорят, волк во двор забежал. Да какой там волк! Собака бездомная, скорее всего. Ну проверили у них разрешение на ношение оружия. Все оказалось в порядке.
— Очень, очень хорошо, — покачал головой Плещеев и повернулся к молчавшему Саше Лоскуткову: — Расскажи Осафу Александровичу, что там был за волк.
Пока Саша рассказывал, лицо Дубинина все больше мрачнело.
— Вот мерзавец! — проговорил он наконец.
— Брать надо Чеботаревича, — спокойно сказал Плещеев, — и немедленно. Пока он чего похуже не натворил. Он вместе со своими отморозками.
— Нельзя его пока брать, — покачал головой Дубинин. — У меня есть оперативные данные. Чеботаревич вместе с Бугаевым затевают новое дельце. В Турции он связался с дельцами международной наркомафии, и сейчас готовится переброска большой партии. Надо взять их с поличным.
— И долго ждать?
— Они люди расторопные. — Дубинин почесал затылок. — Я думаю, неделя-две, и они все организуют.
— И эти две недели он будет вот так ловить девушек на улицах, пытать их, насиловать?!
— Больше он от меня не уйдет, — серьезно сказал Дубинин. — Подключим вертолеты. Я с него, подлеца, глаз не спущу. А если снова уйдет, сажайте меня и судите по всей строгости. Но нельзя их сейчас брать. Нам нужно раскрыть всю цепочку!
— Ладно, будь по-вашему, — вздохнул Плещеев.
Медаль
Нога у Кристины еще довольно долго болела, но мир для нее вдруг полностью переменился — он посветлел и подобрел. Мамин товарищ по институту, которого, как выяснилось, звали Костя Малинин, теперь чуть не каждый день приезжал к ним на своем «Запорожце». Его два года назад бросила жена, недовольная маленьким окладом и отсутствием заграничных командировок, и он уже не помышлял о том, что ему может улыбнуться семейное счастье. И тут случай свел его с бывшей девушкой своей мечты (в Ванду была влюблена поголовно вся группа).
— Не такой уж я и старый, — однажды торжественно заявил он. — Еще имею право взять и потерять голову.
Было похоже, что скоро Кристине придется присутствовать еще на одной свадьбе.
А вот на своей личной жизни она пока поставила если не точку, то жирную запятую. И вообще, разве только это есть у человека? Разве нет ничего другого? Теперь Кристине казалось, что она весь последний год прожила в шорах, — Вадим настолько вытеснил из ее сознания весь остальной окружающий мир, что Кристина как будто перестала его замечать.
И теперь она вдруг поняла — жизнь-то, оказывается, продолжается, несмотря на то, что есть Вадим, Валерия, и даже несмотря на то, что есть Антон. Зато существует АОЗТ «Конник».
В первый раз Кристина поехала туда через десять дней, в воскресенье. Нога еще сильно побаливала, но Кристина и не собиралась сразу же влезать на лошадь, хотелось просто побыть там, с этими людьми и с этими животными.
Скоро нога совсем перестала болеть, и Кристина начала изучать непростое искусство верховой езды. Сначала ездила шагом, затем перешла на рысь и, наконец, стала осваивать галоп. Ее любимицей стала темно-рыжая или, как говорили конники, караковая кобыла Медаль, та самая, которая везла когда-то ее, мокрую и замерзшую, к новой жизни. И лошадь платила ей взаимностью: когда Кристина появлялась на конюшне, она подходила к ней и терлась о нее лбом или пощипывала губами ухо. От этих ласк иногда было трудно удержаться на ногах, но Медаль ведь не хотела ничего плохого, просто такому большому существу трудно соизмерять силы, когда имеешь дело с хрупким маленьким человеком. Кристина всегда приносила своей новой подруге что-нибудь вкусное — порезанную морковь, яблоки, кусочки хлеба. Медаль принимала подношения любезно, а иногда даже опережала события, стараясь забраться Кристине мордой в карман или в сумку.
У Кристины оказалось от природы прекрасно развитое чувство равновесия, и потому верховая езда давалась ей очень легко. Не прошло и нескольких дней, а она уже могла ехать рысью без стремян, и скоро ее выпустили в поле. Единственное направление, в котором она никогда не ездила, был поселок, застроенный особняками, даже несмотря на то что теперь большинство домов были закончены и в них появились люди. Теперь там слышался и собачий лай, и плач детей, и музыка, короче, обычные звуки человеческого жилья, неважно, богатого или бедного.
Но несмотря на это, Кристина не могла ничего с собой поделать и всячески избегала и сам фешенебельный поселок, и дорогу к нему.
Постепенно наступала зима, земля промерзла, как каменная. В один из таких дней Медаль повредила копыто — не роговую плотную часть, а мягкую, которая находится в центре. Кристина расстроилась до слез, — она помнила себя с растянутыми связками. Она слезла с лошади, и они вместе шагом вернулись домой. Кристина своими руками прочистила и промыла рану, завела Медаль в денник и угостила ее хорошей порцией комбикорма.
Теперь ей казалось, что ее настоящая жизнь проходит здесь, а все остальное существует лишь как необходимый, но скучный фон. Она продолжала учиться, твердо решив стать художником-анималистом, а еще точнее — лошадистом (или как их называют?). Кроме учебы, Кристина по-прежнему помогала матери в ларьке, тем более что нужно было зарабатывать на любимое дело. В первые несколько раз Кристина занималась верховой ездой бесплатно, но не могла же она сесть на шею Дмитрию и Людмиле, — ведь содержание лошадей обходилось недешево.
Жизнь шла своим чередом. Выпадал снег, таял и снова выпадал. Костя Малинин сделал официальное предложение, но документы в загс пока подавать не носили — у Ванды, как всегда, не было времени.
Жемчужина викторианской архитектуры
Валерия мрачно бродила из угла в угол одной из комнат жемчужины ранней викторианской архитектуры в графстве Хартфордшир. За те несколько недель, что она провела здесь, ей осточертел и сам дом, и описание его художественных достоинств, которым пичкал ее мистер Уолш. Еще слава Богу, что от Валерии не требовалось поддерживать чистоту в этом доме. По утрам четыре раза в неделю приходила миссис Роберте из ближайшей деревни, которая готовила обед и убирала комнаты. Поскольку Валерия мало продвинулась в изучении английского языка, миссис Роберте ограничивалась кратким «Good morning, madam» и принималась за работу, но Валерия безошибочно чувствовала, что миссис Роберте не одобряет блажь своего хозяина, который зачем-то привез из России красивую, но ни к чему не годную молодую особу. Миссис Роберте или сам мистер Уолш привозили из супермаркета продукты, и по вечерам, когда мистер Уолш возвращался домой, само собой предполагалось, что Валерия приготовит ужин и накроет на стол.
Готовить было несложно — достаточно сунуть полуфабрикаты в микроволновую печь, поджарить хлеб в тостере, сварить кофе в кофеварке, но само сознание того, что она оказалась в ненавистной для себя роли обслуживающего персонала, невероятно раздражало Валерию.
Она тоскливо поглядела сквозь стеклянную дверь гостиной в сад. Мистер Уолш очень гордился тем, что сад заложен еще в восемнадцатом веке и являет собой прекрасный образец садово-парковой архитектуры. Поначалу Лера тоже была восхищена садом, который своими размерами превосходил подсолнечное поле в Пятихатках. Но, к сожалению, погода стояла ветреная и дождливая, листья с деревьев почти облетели, а вечнозеленые кустарники казались мрачными и угрюмыми. Сегодня опять моросило, и даже в удовольствии погулять по дорожкам парка ей было отказано.
Валерия уныло перебирала в уме события последних месяцев. Поездка в Англию казалась такой многообещающей, а мистер Уолш таким внимательным. Он помог ей получить гостевую визу, намекал на возможный брак… Однако еще в Петербурге между ними произошел первый конфликт.
Приняв окончательное решение уйти от Вадима и вообще покинуть Россию, Валерия стала подсчитывать свои финансы. Оказалось не так мало, но и не так много. Тридцать две тысячи за дом, еще две-три, ну максимум четыре удастся выручить, продав все, что можно. Валерия понимала, что вещи, которые новыми стоили дорого, придется отдавать за бесценок, тем более что времени на поиск выгодных покупателей нет. «Жаль, мини-коптильню так и не забрали у стариканов», — думала она.
