Страницы любви Мани Поливановой - Татьяна Витальевна Устинова
– На печке, – опять поправил Алекс, и тут позвонила Маня.
Он знал, что Маня – телефон залился особенной трелью, какой заливался только на ее вызов. Он вытащил из кармана нагревшуюся трубку и посмотрел.
«Маня» – было написано в окошечке.
Ему не хотелось с ней разговаривать.
Он должен был позвонить, как только приземлится, – так было заведено, так было «по правилам», но Алекс Шан-Гирей недавно решил, что все эти правила не для него.
Он слишком долго жил по правилам, и ему просто необходимо пожить вообще без всяких правил!..
Маня беспокоится о нем, ждет звонка, не понимает, где он и что с ним, и не ответить сейчас – чистое свинство.
Отвечать он не стал.
Фия переждала, пока умолкнут Манины трели, и предложила совершенно естественно:
– У меня завтра аб-со-лют-но пустой день. Я всегда так планирую, ну, чтобы отоспаться после поездки, в себя прийти, перышки почистить! Давайте завтра встретимся?.. Ну, допустим, часов в семь. – Ей даже в голову не могло прийти, что он ей, допустим, откажет! – Только не в центре, да?.. В «Вог» не хочу, в «Трюфеле» обязательно будет Симона, она там всю жизнь обитает, может, к японцам сходим?..
Опять, как и с фабрикой, выходило что-то не то. Алекс, конечно, догадывался, что все это названия модных и прекрасных мест, но не имел о них ни малейшего представления.
То есть решительно никакого.
– Вы наверняка за городом живете, да?..
Алекс признался, что как раз в городе.
– Жалко, – расстроилась Фия. – Можно было бы в «Дом на берегу», это почти на Рублевке, ну, между Рублевкой и Новой Ригой. Там тоже все свои, но, по крайней мере, можно сесть спокойно, лезть никто не будет. Я не-на-ви-жу, когда ко мне лезут со всякими вопросами, автографами! Журналистов тоже ненавижу. И фотографов.
– А зачем вы пошли на сцену?
Она примолкла, посмотрела на него внимательно и сделала некий жест рукой. Рука была ухоженная и очень красивая.
– Чтобы петь.
– Ну, петь можно и дома. По выходным.
Тут она растерялась немного:
– Но… если дома петь, никто не услышит, а если со сцены, все услышат!
– И будут приставать, – подытожил Алекс. – Фотографировать. Лезть с вопросами.
– Да ну вас, – слегка обиделась Фия. – Вы все шутите!.. Так куда мы завтра пойдем? Мне правда очень надо с вами пообщаться!.. Ну… как с писателем, как говорится!
– Я почти ничего в Москве не знаю. – В первый раз в жизни он устыдился, что не может пригласить красавицу в какое-нибудь эдакое место! – Я на самом деле долго жил во Франции…
И Франция ни при чем!.. Его никогда не тянуло на приключения такого рода, и светская жизнь не волновала – но что поделаешь?.. Он оправдывался и понимал, что оправдывается.
– Тогда пойдем проверенным маршрутом, как говорится! «Вог» или «Трюфель»?
Алекс молча смотрел на нее.
Она ему улыбнулась, почти нежно, почти интимно, совсем не так, как улыбалась только что.
На несколько градусов теплее, подумал Алекс.
По Цельсию или по Фаренгейту, спросила бы Маня Поливанова, если б он сейчас приехал домой и рассказал эту историю.
Все мужики одним миром мазаны, подумала Фия. Ему, верняк, его законная звонила, а он трубу не взял!..
– Значит, «Трюфель», – выдохнула она, – и пусть эта дура Симона удавится!
Нынче модно заводить интеллектуальные связи, а этот Лорер – интеллектуал! Пробу негде ставить! И хорош – волосы длинные, ресницы густые, и непохоже, что наращенные, и щетина… м-м-м… можно коснуться щеки, нежно-нежно, легко-легко, от одного прикосновения небось с ума сойдешь!..
Да еще знаменитость, вон даже в Париже во всех магазинах продают! Не то чтобы Фия таскалась там по книжным, но он был выставлен в витринах, и ей нравилось, что она почти настоящая парижанка – читает то же, что и все, по-русски, конечно, зато «в струе»!
Ну как ловко она его подцепила! И шоу организовала очень ловко, чтобы он сразу же, с первой секунды, понимал, что имеет дело с самой настоящей звездой, а не какой-то там поддельной! Ведь можно было там, в аэропорту, натянуть капюшон, подписать, чего там они просили, да и пропасть с глаз, и никто бы ее не заметил, а она быстро сообразила, что все это – к ее пользе.
Она вообще была сообразительной девушкой.
– Мне на Ленинградский проспект, – распорядилась она и потянулась всем телом, таким же ухоженным, как и руки. – А вы знаете, Алекс, какой ужас случился?..
Алекс знал множество ужасов, которые случились в последнее время, но сказал, что не знает.
– Сережку Балашова застрелили, – сообщила Фия печально. – Позавчера или позапозавчера, что ли! Мне все девчонки позвонили и как начали рассказывать! Я даже заплакала. Он такой классный парень был, и ведущий самый лучший! Вот, как говорится, все под небом ходим.
– Под богом, – поправил Алекс.
О том, что Сергей Балашов убит, он не знал.
Они были едва знакомы, но Маня!..
Маня отлично его знала и даже, кажется, звонила как-то его матери, то ли чтоб передать ей подписанную книжку, то ли чтоб пристроить к врачу. Маня вечно всех куда-то пристраивала, хлопотала, «участвовала в жизни».
Алекса это бесило. Он не верил… в святость, а ему казалось, что Маню тянет быть святой.
…Наверняка она уже знает. Знает, страдает, торчит у телефона или, хуже того, дома у этого самого Балашова, предлагает свои услуги, всех утешает, возится с родственниками!..
Вполне возможно, все это было не так, но Алекс хотел прийти в раздражение – и пришел.
Фия продолжала рассказывать что-то о Балашове, и даже голос понизила, и даже придвинулась поближе – для того, конечно же, чтоб водитель не слышал секретов! – когда телефон у него опять зазвонил.
Звонила не Маня, трели были не ее, и на этот звонок он ответил.
– Алекс, душа моя! Все ли у вас в порядке?
– Благодарю вас, Анна Иосифовна! Вашими заботами и молитвами все отлично.
– Как долетели? Вас встретили?
– Все прекрасно.
– Что французы? Готовы вступить с нами в схватку за права на вашу новую книгу?..
Он улыбнулся и посмотрел в окно.
Этот разговор словно возвращал его в прежний мир – издательства, новых книг, особенных, «окололитературных» интересов, о котором он почти забыл в Париже.
И это было приятно.
– Я все расскажу, Анна Иосифовна, как только мы увидимся.
– Но издателя вы не намерены поменять?..
Она как будто пошутила, и он
