Эмиль Габорио - Рабы Парижа
Повествование оборвалось буквально на полуслове. Поль, Катен и Ортебиз долго молчали, теряясь в догадках, почему Маскаро не написал продолжения.
Адвокат решился заговорить первым.
— Я всегда говорил, что наш друг Батист рожден писателем. Стоит ему взять в руки перо, как он сразу же превращается из хозяина агентства в талантливого беллетриста. Вместо обещанных заметок мы прослушали целый роман.
— По-твоему, это роман? — спросил Ортебиз.
— Да. По крайней мере, по форме.
Доктор пожал плечами.
Маскаро встал с кресла и прислонился к камину.
— Роман ли это, — иронически сказал он, поправляя очки, — нам может объяснить господин Катен, поверенный того самого Людовика-Норберта де Шандоса, молодость которого здесь описана со всеми заслуживающими внимания подробностями.
— Я совершенно не оспариваю содержание, — живо отозвался адвокат.
— А что ты оспариваешь?
— Ничего. Я только позволил себе пошутить насчет формы, на мой взгляд несколько романтической. Вот и все. Разве это преступление?
— Нет, — холодно ответил Маскаро. — С твоей стороны это просто глупость.
Доктор Ортебиз засмеялся. Он очень любил, когда господин Батист говорил колкости адвокату.
Маскаро сейчас было не до смеха.
— Наш друг Катен, — сказал он, — получил от своего благородного клиента, герцога де Шандоса, важные сведения, но не захотел поделиться ими со мной. Очевидно, он думает, что мы идем ко дну, и не желает составлять нам компанию.
Адвокат попытался протестовать против этого обвинения, но хозяин агентства жестом остановил его.
— Одной кости животного достаточно, чтобы хороший анатом описал весь скелет. Я был бы никуда не годным наблюдателем, если бы, идя от известного к неизвестному, не смог сделать точный очерк жизни людей, за которыми слежу уже столько лет. Несколько романтическая форма, — передразнил Маскаро адвоката, — происходит не от меня, а от герцога де Шандоса и графини де Мюсидан.
— То есть, Норберта и Дианы?
— Да, друг Катен. Я уверен, что те фразы, которые больше всего подействовали на твое воображение, принадлежали им. Ведь я только делал выписки из их собственных писем.
— Откуда они у тебя?
— Графиня де Мюсидан заботливо сохранила свою переписку с герцогом. Мы взяли ее всю. Совершеннейший роман в письмах. Впрочем, там немало точной информации, полезной для нашего дела.
— Теперь я понимаю страх мадам де Мюсидан! — вскричал Ортебиз в полном восторге. — А я еще обвинял тебя в неосторожности, Батист! Ты прав: с таким оружием в руках мы можем смело требовать что угодно. Графиня отдаст руку своей дочери любому, кого мы ей назовем!
— Это еще не все, — продолжал Маскаро. — Для прояснения некоторых темных мест я познакомился с зачинателем описанной интриги, месье Доманом.
— Где ты его нашел?
— В Париже. Он — один из наших коллег. Вы его знаете. Правда, он сменил имя, постарел и плохо видит, но голова у него работает по-прежнему.
— Должен признаться, что я, поверенный герцога, узнал сегодня о своем клиенте много нового, — сказал Катен.
— Описание дуэли де Шандоса с маркизом де Круазеноа тоже документально. Оно сделано под диктовку Каролины Шимель. Девчонка действительно думала поехать на поиски жениха в Америку, но добралась только до Гавра. Нежный взгляд истосковавшегося по женщине матроса заставил ее изменить свои намерения. Парень прожил с ней все деньги, полученные от Жана, и исчез с последней тысячефранковой бумажкой. Каролина вернулась в Париж и попросила помощи у герцога де Шандоса. С тех пор он постоянно дает ей деньги, чтобы девчонка его не выдала, а она их тут же проматывает на вино и парней. Впрочем, она держала слово, данное герцогу, и если бы Тантен ее как следует не напоил, то вряд ли узнал бы о дуэли герцога с Жоржем.
Маскаро скорее размышлял вслух, чем обращался к окружающим. Казалось, он убеждает в чем-то самого себя или ищет изъяны в собственных рассуждениях.
— Очень может быть, что Каролина Шимель совсем не такая испорченная по своей натуре, как кажется. Просто легкие деньги привели ее на парижское дно. Если это так, то она, протрезвившись, вспомнит о том, что проболталась — и предупредит де Шандоса.
— Десять тысяч чертей! — подскочил в кресле Катен. — Но тогда все пропало!
Господин Маскаро презрительно пожал плечами.
— Ты опять боишься призраков.
— Хорошенькие призраки!
— Конечно! Разве я был бы так спокоен, если бы видел хотя бы тень опасности?
— Но что, если Каролина действительно пойдет к герцогу?
— А на кого она укажет? Кто вырвал у нее тайну? Какой-то старый писарь Тантен. Кто найдет какую-то связь между этим грязным стариком и почтенным адвокатом Катеном?
— Это и в самом деле трудно.
— Скажи лучше — невозможно, — вмешался Ортебиз. — А при малейшем шуме добряк Тантен провалится сквозь землю, как дьявол в конце спектакля.
Батист кивнул.
— К тому же, — продолжал он, — нам нечего бояться герцога де Шандоса. Он в нашей власти и мы держим его так же крепко, как мадам де Мюсидан.
— Чем? — спросил Катен.
— А его письма к Диане?
— Ах, да…
— Кроме того, мы прекрасно знаем, почему садовники не должны копать землю в конце его парка.
— Как ты докажешь, что лежащий там скелет принадлежал Жоржу де Круазеноа?
— У него в карманах было на тысячу франков золотых португальских монет, это указано в объявлении о розыске пропавшего маркиза.
— Вы так меня успокаиваете, словно я не в вашем распоряжении и не должен следовать за вами куда угодно, — произнес Катен.
— Мы хотим, чтобы ты был с нами не только из страха за прошлое, но и в надежде на будущее.
Адвокат протянул руку господину Маскаро.
— Я буду действовать честно, даю тебе слово. Расскажи нам о своих планах, а затем я поделюсь новостями, которые узнал от де Шандоса.
Батист самодовольно улыбнулся и пожал руку Катену.
— Прежде всего, — начал Маскаро, — я должен рассказать вам конец истории, которую вы только что услышали. Он прост и печален. Герцогам Шандосам не было еще и пятидесяти лет на двоих, когда они потеряли всякую надежду на будущее. Их семейная жизнь превратилась в ад и они с трудом скрывали это от посторонних. Вечно больная герцогиня занималась благотворительностью, а господин Норберт — повышением своего образования.
— А мадам де Мюсидан? — спросил Катен.
— Она решила, что ее месть будет неполной, если герцог не узнает, кому он обязан всеми несчастьями. Вернувшись из Италии, она рассказала ему, как толкнула герцогиню в объятия Жоржа и как, узнав о назначенном свидании, написала ему анонимную записку.
— И он ее не убил? — вскричал Ортебиз.
Господин Маскаро присвистнул.
— Он не тронул ни одного волоска на ее прекрасной голове.
— Я бы на его месте…
— На его месте, доктор, ты поступил бы точно так же.
— Почему?
— У нее были все его письма и она угрожала разоблачением.
— Графиня-шантажистка? Это что-то новенькое!
— Она заставляет герцога платить ей за молчание, как простая мошенница. И не слишком стесняется. На днях потребовала десять тысяч, чтобы заплатить Ван-Клопену.
Все были поражены.
— Какая женщина! — тихо проговорил доктор. — А я еще жалел ее как нашу будущую жертву…
Маскаро жестом велел ему замолчать.
— Теперь пора вспомнить о маленьком нищем, известном в свете под именем Гонтрана де Шандоса. Ты ведь его знал, доктор?
— Да, я его лечил пару раз. Хорошенький был мальчик.
— Верно. Но большой негодяй. Он получил воспитание принца, однако обладал вкусами лакея. Если бы он остался жив, то непременно опозорил бы имя, которое носил. Его поведение приводило в отчаяние герцога и герцогиню. Месяцев десять назад он умер.
— После одной из диких оргий у него началась горячка, — вставил Ортебиз, — и через три дня его не стало.
— Умирая, он просил прощения у тех, кого считал своими родителями. Норберт и Мари горько рыдали и, позабыв взаимную ненависть, помирились над смертным ложем приемного сына.
Батист развалился в кресле и удовлетворенно вздохнул.
— Они остались без наследника, — сказал он.
Все придвинулись к нему и стали слушать с удвоенным вниманием.
— Гонтран умер, — продолжал Батист, — и род герцогов де Шандосов должен был угаснуть. Только тогда Норберт решил отыскать своего настоящего сына. Теперь он страдал от того, что не мог изменить прошлое. Но у него еще оставалась возможность усыновить собственного ребенка и таким образом передать ему имя и состояние.
— Ублюдку маркиза де Круазеноа, как его назвал когда-то сам Норберт? — усмехнулся доктор.
— Герцог уже не сомневался в том, что это был его сын.
— С чего же он начал поиски?
— Поехал в Вандомский приют, — сказал Маскаро. — Там сообщили, что в указанный им день действительно был принят ребенок в таких-то пеленках и с серебряной медалькой на шее. Ему даже показали эту медальку.
