Неле Нойхаус - Злой волк
Ей не пришлось долго ждать. Через несколько минут в замке со скрежетом повернулся ключ, и дверь распахнулась. Майке, как хищница, прыгнула на мужчину, воспользовавшись эффектом неожиданности, и прижала электрошокер к его груди. 500 000 вольт пронизали его тело, сбили его с ног и отбросили к стене. Он упал как подкошенный, ошеломленно уставившись на Майке. Она не имела представления, сколько может продлиться это состояние оцепенения, поэтому не стала медлить. Просто так оставить его лежать здесь – это было бы чересчур гуманно, он должен страдать по-настоящему. Майке убрала электрошокер, затем достала с полки бельевую веревку. Было непросто связать расслабленное тело нейлоновой веревкой. Парень весил, наверное, целую тонну, но Майке была решительно настроена отомстить ему и мобилизовала все свои силы, о которых даже не подозревала. С трудом переводя дыхание, она катала по полу обездвиженного мужчину, пока не перевязала его, словно посылку.
– Вот так, скелет с косой очень быстро превратился в скелетик. – Майке выпрямилась и смахнула с лица мокрые от пота волосы. Со злорадным удовлетворением она уловила страх в его глазах. Она надеялась, что эта свинья ощущала тот же смертельный страх, что и ее мать, когда он напал на нее и так зверски изувечил!
Он пошевелил пальцами на руке и пробормотал что-то невнятное.
Майке не смогла удержаться от искушения, чтобы второй раз не пропустить по нему электрошок, но на сей раз она выбрала место, которое причинило ему настоящую боль. Без капли сострадания она наблюдала за тем, как он закатил глаза, из уголка рта потекла слюна, и его тело стали сотрясать конвульсии. Спереди его светлых джинсов расплывалось темное пятно.
Она удовлетворенно наблюдала за своим произведением.
– Так. Теперь я поеду в Мюнхен. Здесь тебя не найдет ни одна душа. Когда моя мать выйдет из больницы и случайно зайдет сюда, от тебя останется один скелет.
На прощание она дала ему еще один пинок в бок, вышла из помещения и заперла за собой дверь. Возможно, она сообщит в полицию, что находится здесь, внизу в подвале с отопительной системой. А может быть, и нет.
Боденштайн терпеливо ждал. Сложив перед собой руки на столе, он смотрел на сидящего напротив человека почти с благоговейным спокойствием и ничего не говорил. Бернд Принцлер очень старался оставаться хладнокровным, но Боденштайн заметил нервную игру его желваков и капельки пота на лбу.
Этот твердый, как камень, богатырь, не боящийся ни смерти, ни черта, ни даже полиции, сильно беспокоился. Он никогда бы в этом не сознался, но под горой мышц и татуированной кожей билось нежное сердце.
– Я ее тогда забрал с улицы, – сказал он безо всяких предисловий. – Она ходила на панель для одного мелкого сутенера. Я случайно увидел, как он ее избивал, и вмешался. Это было семнадцать лет тому назад. Ей тогда не было тридцати, но она была на краю пропасти. – Он откашлялся, глубоко вздохнул и пожал плечами. – Я не имел ни малейшего представления о том, что с ней случилось. Она мне просто понравилась.
Боденштайн не решался прервать его вопросом.
– Я ее вытащил, мы уехали в деревню и поженились. Нашему младшему был всего год, когда она попыталась покончить с собой. Она спрыгнула с моста и сломала себе обе ноги. Она попала в психушку и там познакомилась с Леонией. Леонией Вергес. До этого моя жена сама не знала, что с ней на самом деле произошло.
Он замолчал, борясь какое-то время с собой, потом заговорил опять:
– Когда Михаэла еще была ребенком, ее насиловал ее отец и его приятели-извращенцы. Она пережила настоящий кошмар. Чтобы со всем этим справиться, она внутренне раскололась. То есть стала существовать не только Михаэла, но и множество других девушек с собственными именами. Но она этого не знала. Я не могу это объяснить так, как психолог, но Михаэла в течение нескольких лет была другой личностью, поэтому она многое не может вспомнить.
Принцлер рассеянно потер бороду.
– Михаэла несколько лет лечилась у Леонии, и то, что выяснилось, было по-настоящему ужасным. Невозможно даже представить, что люди могут такое сделать с ребенком. Ее отец был важным человеком, его приятели тоже. Настоящие моралисты, сливки общества! – Он презрительно фыркнул. – Но в действительности они были подлыми, извращенными свиньями, насиловавшими детей. Даже своих собственных! Когда дети подрастали, они вынуждены были уходить из дома. Многие из них шли на панель, становились алкоголиками или наркоманами. Эти грязные свиньи были достаточно ловки, они всегда держали жертв в поле зрения. И если те выкидывали номера, они отправляли их за границу или уничтожали. Многих из них никто не искал. Михаэла их всегда называла «невидимыми детьми». Например, дети-сироты. Никому до них нет дела. Эта организация педофилов хуже мафии. Они не остановятся ни перед чем, и выхода из этого нет. Но со мной они не на того напали. В один прекрасный момент у меня возникла идея инсценировать ее смерть. С похоронами и со всеми прибамбасами. После этого все успокоилось.
Боденштайн, который ожидал услышать совсем другую историю, слушал молча, и растерянность его возрастала.
– Несколько лет назад, – продолжал Принцлер, – в Майне обнаружили труп девочки. Этот случай получил широкий резонанс в прессе. Михаэла каким-то образом об этом узнала, хотя я всегда пытался оградить ее от подобной информации, потому что это плохо сказывалось на ее состоянии. Тем не менее она узнала об этом и сорвалась с катушек. Было абсолютно ясно, что это дело рук тех самых типов, которые причинили ей столько зла. Мы стали размышлять, что можно сделать. Михаэла во что бы то ни стало хотела довести это до сведения общественности. Я решил, что это крайне опасная затея. Эти парни занимают высокие посты и имеют огромное влияние. Если уж идти на это, компромат должен быть неопровержимым – с доказательствами, именами, местами преступлений, свидетелями и тому подобное. Я обсудил это с моим адвокатом, и он убедил меня, что мы это все получим.
– Вы говорите о Килиане Ротемунде? – спросил Боденштайн.
– Да, о нем, – кивнул Принцлер. – Но Килиан допустил ошибку, и они смешали его с грязью. Все эти доказательства того, что он якобы педофил, сфабрикованы. Но ему не оставили шансов оправдаться. Они разрушили всю его жизнь, потому что он стал для них опасен.
– Почему вы тогда не стали больше ничего предпринимать? – спросил Боденштайн. – Что стало с уликами, которые были у вашей жены?
– А кому мы могли довериться? – ответил Принцлер вопросом на вопрос. – Они занимали посты везде, даже в полиции. И кто поверит байкеру и женщине, которая полжизни провела в психушке? Мы тогда оставили эту затею и отошли в сторону. Я прекрасно знаю, на что способны люди, которым есть что терять. Незадолго до того, как я отошел ото всех дел, произошла эта история с гибелью вашего осведомителя и двух наших парней. Тогда речь шла о том же самом.
– Что вы имеете в виду? – спросил Боденштайн.
Принцлер пристально посмотрел на него, прищурив глаза.
– Вы ведь знаете, как все между собой связано. Ваша коллега вчера меня об этом спрашивала. Об осведомителе и почему его убрали его собственные коллеги.
Боденштайн не отреагировал на его замечание, иначе ему бы пришлось признать перед Принцлером, что он понятия не имел о том, о чем тот говорит и что делала его коллега. Он почувствовал растущее раздражение. Как могла Пия не сообщить ему о результатах расследования? Он лихорадочно пытался восстановить хронологию предыдущего дня. Когда Пия говорила с Принцлером в тюрьме Пройнгесхайма? До или после того, как она спрашивала Боденштайна в его кабинете об Эрике Лессинге? Что она обнаружила? И как ей это вообще пришло в голову?
Чтобы не скомпрометировать себя в глазах Принцлера, он попросил его продолжать.
– Во всяком случае, – сказал Принцлер, – моя жена вместе с Леонией начала записывать свою историю. Леония считала, что ей это будет полезно и с точки зрения терапии. Так она предполагала. Но потом в реке опять обнаружили труп девочки. Я всегда поддерживал связь с Килианом. Вместе с Леонией мы решили на сей раз осуществить наш план, но не связываться больше с полицейскими и с прокуратурой. Мы хотели сразу обратиться к общественности. Доказательств у нас было достаточно, а кроме того, имелись показания инсайдеров, которые подтверждали то, что пережила моя жена.
Боденштайн с трудом верил тому, что слышал от Принцлера. Пия была права: все три дела действительно были связаны.
– Мы проконсультировались, как нам все это лучше провернуть, чтобы никто не мог расстроить наши планы. Леония однажды рассказала нам о Ханне Херцманн, и тогда у меня возникла мысль посвятить ее в наши планы. Она сразу загорелась этой идеей и вместе с Килианом прочитала записи Михаэлы. Но потом…
В комнату для допросов постучали, и в дверь просунулась голова Кая, который сделал знак Боденштайну, что должен сообщить ему нечто важное. Тот извинился, встал и вышел в коридор.
