Безмолвие - Джон Харт

— Джонни не имеет к этому отношения.

— Мы этого не знаем.

Хант кивнул на старые кости и предметы.

— Этим вещам больше ста лет.

— Некоторым, но не всем.

Хант обернулся к выходу. День заканчивался. По поляне ходили люди.

— Тебе здесь потребуется помощь. Судебные антропологи. Патологоанатомы. Судебные дантисты.

— Полиция штата. ФБР. Да, я понимаю.

— От шерифа никаких вестей?

— Он появится.

Хант подобрал камушек, подбросил его на ладони.

— Ты меня к этому не подпустишь, верно?

— Шериф может решить иначе. А пока ответ «нет».

Шериф был непредсказуем. Хант ему не нравился, но он уважал Клайда. Капитан Ли знал это. Опять же, шериф ненавидел Джонни, и про это все знали.

— Идем, — сказал Хант. — Глотнем воздуха.

Снаружи беспорядочно припарковались полдюжины квадроциклов — бамперы в грязи, на багажниках тяжелые кофры. Люди еще не ударились в панику, но нервозность нарастала. Джонни с детства был темной лошадкой, но теперь обстановка переменилась, даже для твердолобых копов. После странной, необъяснимой смерти Уильяма Бойда прошло совсем немного времени, а слухи уже расползлись. И вот теперь эта пещера, куча старых останков и еще одно тело…

С поляны их окликнул один из дознавателей, и Ли сказал:

— Побудь здесь.

— Да, без проблем.

Хант посмотрел ему вслед, а потом его взгляд скользнул к телу в мешке, вытянувшемуся в сторонке. Секунду подумав, он прошел по поляне и расстегнул мешок. Никто его не остановил. Никто не сказал ни слова. Опустившись на колени, он расправил пластик и всмотрелся. Пахло неприятно, но Хант привык к запаху смерти. Другое дело — лицо. Клайд нагнулся ближе, рассмотрел его с одной стороны, потом с другой. Оно распухло до неузнаваемости. Губы, язык, все лицо так деформировалось и потемнело, что Ханта замутило. Ничего подобного никто никогда не видел. Никто не знал, что и думать.

— Какого черта ты там делаешь, Хант? — крикнул капитан Ли через поляну. Люди бросили свои дела и оглянулись посмотреть. — Никто не говорил, что тебе можно трогать это тело! Отойди!

Клайд не подчинился. У него было несколько секунд.

— Детектив!

Расстегнув на мертвеце рубашку, Хант понял, почему, несмотря ни на что, тот показался ему знакомым.

— Вот черт… — Он рассматривал грязную кожу, шрамы. Снова взглянул в лицо, потом медленно поднялся.

— Ты что себе позволяешь, Клайд? — К нему подбежал капитан Ли. — Твой приемный сын под подозрением. Тебе нельзя касаться этого чертова тела. Идем. Лучше уйдем отсюда.

Он нагнулся застегнуть мешок, но Хант остановил его.

— Ты ведь был с шерифом в две тысячи седьмом, правильно?

— И что?

— В июне того года его четыре раза ударили ножом.

— Наркоманка у реки, я помню.

— Мне жаль, Том. — Хант распахнул на покойнике рубашку, показывая скопление шрамов в шести дюймах выше правой тазобедренной кости.

— Это не значит… Этого не может…

— Я сидел с ним в больнице, — сказал Хант. — Я проводил задержание.

К чести Ли, он сумел прийти в себя за пять минут. Капитан собрал своих лучших людей, а Хант вместе с Джеком и Креолой Фримантл наблюдал за ними со своего места под деревом.

— Что происходит? — спросил Джек.

— Думаю, дело принимает некрасивый оборот.

— Что вы хотите этим сказать?

Хант не ответил. Разговаривая по рации, Ли сначала побледнел, потом покраснел от злости. Через поляну он бросился к детективу; Хант приготовился к встрече.

— Имя Уэйлон Картер тебе что-нибудь говорит?

— А должно? — спросил Хант.

— Он утверждает, что шериф и человек по имени Джимми Рэй Хилл явились сюда с одной определенной целью. Не хочешь угадать с какой? — Хант молчал, а капитан перевел взгляд на Джека. В нем безошибочно читалась скорбь. И ярость. — Где ваш друг, мистер Кросс?

— Я… э… что?

— Не хитри со мной, сынок. Где этот чертов Джонни Мерримон?

Глава 33

Джонни очнулся ото сна, как забытая тварь в забытом море. Небо над головою отливало багрянцем, тени внизу тоже. Вдали он чувствовал полицию, в прошлом — повешенных мужчин. Джонни дрейфовал между ними, и не было мира в этом месте. Там умирали люди, а здесь был напуганный Джек. Джонни почти проснулся. В нем ничего не осталось для Джека, даже для себя. Он снова погрузился во тьму, потому что так поступают забытые твари.

Они отрекаются от себя.

Они исчезают.

* * *

Джон Мерримон стоял на коленях и чувствовал, как к горлу подступает рвота. Он больше не мог смотреть, не мог выносить криков. Рядом опустился Айзек.

— Девушка сказала, вы должны смотреть.

— Нет…

— Она говорит, вы должны смотреть, если хотите, чтобы ваша жена жила.

Джон сделал это ради Мэрион, но смотрел не на девушку, а на нож, фокусировал взгляд на лезвии, а не на том, что оно отрезает. Она играла на толпу, демонстрировала свою власть. Джон видел это в свете костра. Белый человек истекал кровью, как и черные. Кровь текла одинаковая. И крики звучали одинаково.

— Боже милосердный, пощади мою душу…

Его шепот услышал только Айзек.

— В этом месте Бог мертв.

И в этом тоже заключалась ее цель — убить богов, ожидания, установившийся порядок вещей. Она превращала это место в свою собственность, а вместе с ним и кучку людей. Джон видел тех, кто остался бы с ней добровольно. Их глаза горели, и они кивали в такт взмахам ножа. Джон ясно, как никогда, видел линию, разделяющую людей: одни отводили глаза и трепетали от ужаса, другие смотрели.

Мужчины умирали долго, а когда это случилось, Айна вонзила нож в дерево и сорвала лохмотья, служившие ей одеждой. Нагая, она стояла перед толпой рабов, и те склонились перед ее наготой. Джон не видел, чтобы сборище людей погружалось в такое полное молчание. Она заговорила на родном языке, и ее негромкий голос заполнил всю поляну.

— Они ее понимают? — спросил Джон.

— Некоторые, — ответил Айзек.

— Что она говорит?

— Что теперь это ее земля, и те сильные, что хотят остаться, могут жить здесь, вместе с ней.

— Скажи ей, что она еще не выполнила условия сделки.

Айзек передал его слова. Айна, улыбаясь, заговорила снова.

— Она сказала, чтобы вы отдали ей свой сюртук. — Сюртук был темно-зеленый, с позолоченными пуговицами и бархатным воротником. Джон пригладил его и передал ей.

Девушка накинула сюртук на себя, как мантию во время коронации.

* * *

Процессия вернулась обратно, и перед домом снова сгрудилась толпа. С крыльца они видели море лиц, и Джон почувствовал враждебность. Люди попробовали крови. Были такие, кто хотел еще.

— Теперь моя жена.

Девушка