Сценарии судьбы Тонечки Морозовой - Татьяна Витальевна Устинова
Она свернула с оживленной Покровки в подворотню. Промерзший кирпичный свод был невысок, можно дотронуться рукой, и почему-то здесь гулял ветер и уличные звуки как отрезало, и показалось, что она попала, может, и не в тысяча семьсот девяносто первый год, но уж в тысяча девятьсот пятнадцатый точно! Тонечка сунула нос в воротник куртки, ускорила шаг и почти вбежала во двор. Здесь были навалены сугробы почти до уровня окон, и желтая стена с отвалившейся штукатуркой тоже казалась иззябшей, промерзшей.
Слева в сугробе копошились какие-то люди, Тонечка в первую секунду не поняла, что они делают.
Они молча и сосредоточенно били ногами единственного, корчившегося на снегу. Тот не звал на помощь, не кричал, он корчился и хрипел. Когда очередной ботинок врезался ему в ребра, изо рта у него вырывался фонтанчик крови.
– Что такое?! – в бешенстве закричала Тонечка, и голуби вспорхнули с карнизов. – Пошли вон отсюда! Что здесь происходит?!
Они оглянулись, щерясь, как волки.
– Чего надо? – негромко спросил один из них и медленно двинулся на нее. – Не, я не понял, чего надо-то?..
– Не подходи ко мне, – сквозь зубы сказала Тонечка. – Проваливайте отсюда!
– Щас! – шедший на нее усмехнулся. – Как же!
Тонечка лихорадочно соображала, что делать. Защищаться ей было нечем.
…Саша, помоги мне. Саша, я попала в беду!..
Парень подошел к ней, усмехаясь, и вдруг с силой толкнул в грудь. Тонечка отшатнулась, сделала торопливый шаг, но не упала, удержала равновесие.
Парень засмеялся, предчувствуя забаву.
– Зря ты, тетя, приперлась, – заявил он, взяв Тонечку за шиворот, – шла бы себе в собес спокойненько!..
Вдруг что-то произошло. Раздался оглушительный рев, словно сирена завыла, во двор въехала машина, почти перегородив собой подворотню.
– Атас, пацаны! Ходу, ходу!..
Вся стая сорвалась и побежала – мимо машины. Гулко топали тяжелые подошвы.
Тот, что шел на Тонечку, тоже побежал прочь, загребая ногами – скользко было!..
Ведомая непонятно каким инстинктом, московская сценаристка, которую только что почти поколотила местная гопота, бросилась вдогонку!.. Она настигла «своего», быстрое движение, промельк ног, и тот полетел головой вперед, ударился лбом в бампер машины, завыл, откатился, ринулся бежать и на этот раз угодил в открывающуюся дверь автомобиля. Схватился за живот и рухнул на колени, изрыгая проклятия.
– Что здесь происходит? – спросил человек в форме, выскочивший из машины. Вид у него почему-то был веселый и странно знакомый.
Тонечка показала на парня в сугробе у стены дома.
– Избиение, – сказала она, тяжело дыша. Только сейчас ей стало страшно. – Все на одного.
– А вы кто? Народная дружинница?
– Тоня?!
Тонечка в изумлении повернулась. Возле пассажирской двери стоял ее собственный муж Александр Герман, очень сердитый.
– Тоня, как ты сюда попала?! Что тут такое?! Как тебя сюда занесло?!
Она подбежала, намереваясь обнять его, пакет с вещичками, которые так славно было покупать, грозился стукнуть его по спине.
Она обняла мужа и чуть не заплакала. Но удержалась.
Человек в форме взял за шиворот гопника, который вопил и плевался, и встряхнул хорошенько.
– Хорош надрываться, – сказал он все так же весело. – В ушах звенит!
– Пусти меня!
– Годика через три! – объявил человек. – Будешь свободен! Где тут у нас…
Он полез в машину, не выпуская гопника, вынырнул и ловко приладил наручники.
Тонечка сунула Герману пакет, перелезла через сугроб и подбежала к тому, которого избивали. Он уже сидел, немного покачиваясь из стороны в сторону. Кровь капала из носа, он шмыгал, время от времени утирался ладонью и с удивлением смотрел на кровь.
– Здорово, Родион, – сказал Герман из-за ее плеча. – Как сам?..
Парень искоса глянул на него, сплюнул, взял немного снега и приложил к губе.
– Разрешите отрекомендоваться, а то вы меня так и не признаете, – энергично начал тот, что был в форме. – Подполковник Мишаков Сергей Петрович, начальник здешнего ОВД. Мы с вами еще с Москвы знакомы!
И только тут Тонечка его узнала!
В прошлом году он, этот самый Мишаков, расследовал убийство артистки, которое случилось почти что на глазах у ее дочери Насти![2]
Страшное дело.
– Саша, – пробормотала Тонечка. – Саша… а… как же? Я ничего не понимаю, как ты здесь?.. Откуда?..
– Так мы пообедать заехали! По старой дружбе! – объявил жизнерадостный подполковник. – Вон мои окна, угловые, на третьем этаже!
Тонечка зачем-то подняла голову и посмотрела на угловые окна.
– Я был у Сереги на службе, – Герман взял ее за плечи, повернул к себе и осмотрел с головы до ног. – Ты как?.. Ничего?
– Мы за Ермолая терли, – пояснил Мишаков. – Ну, за Кондрата Ермолаева, в смысле. А потом уж и обед, так я Сашку и говорю: поедем, Сашок, ко мне, я тебе покажу, какие хоромы мне местное МВД снимает!
Тонечка перехватила руку мужа и сунула себе в карман. И там крепко сжала его пальцы.
– Вы же в Москве были, – пробормотала она.
– Сюда на повышение кинули, – подхватил Серега. – Годика на два, на три. Потом полковника обещали и обратно в управление! А ты-то тут как приземлилась, Антонина… как по батюшке тебя?
– Федоровна, – хором сказали супруги Герман.
– Я зашла книжки посмотреть, – объяснила Тонечка тонким голосом. – Вон там вывеска «Старинные и редкие книги». Я хотела Эренбурга купить, а тут… такое!
– И наскочила, стало быть, на хулиганствующий элемент! Куда б нам его деть, пока мы обедать будем?.. А! Я его в подъезде к батарее пристегну, и вся недолга!.. А тебя, Антонина Федоровна, чего геройствовать понесло? За каким лешим ты погналась-то за ним?
– Как… за каким лешим? Чтоб не убежал!..
– Она такая, – сказал Герман, и непонятно, с досадой сказал или с восхищением, – она может.
– А терпилу ты знаешь, что ль, Сашок? По имени кличешь!
– Да это племянник Кондрата Ермолаева! По крайней мере, говорит, что племянник.
– Да ну-у-у?.. – вдруг поразился Серега, присел на корточки перед парнем и сдвинул на затылок фуражку. Фуражка настолько ему не подходила, что казалось, он снял ее с чьей-то чужой головы. – За что метелили? Чего не поделили?..
Парень ладонью крепко отер нижнюю часть лица.
– Да они… закурить попросили, а я сказал, что некурящий, вот они меня сюда затащили и …
Сергей Мишаков поднялся с корточек и протянул парню руку. Тот уцепился и неловко встал.
– Ну, это ты бабушке своей расскажи про то, как
