Сценарии судьбы Тонечки Морозовой - Татьяна Витальевна Устинова
– Сплошные селфи, – констатировала Тонечка. – Интересно, она сама все это распечатывала и вставляла в альбом или любящий муж?..
Здесь же в альбоме оказалась вклеена статья из цветного журнала. Опять фотографии – Гелла в алом платье с открытыми плечами рядом с кирпичной стеной, Гелла в розовом платье с глубоким декольте вблизи фонтана, окруженная купами роз и примул, Гелла в лиловом платье средь шумного бала, случайно.
– «Мой мужчина очень мужественный, – Тонечка принялась читать наобум, – и в то же время очень нежный. Мы с ним любим дарить друг другу подарочки. И вообще наше любимое времяпрепровождение – посидеть в ресторане, покушать, поболтать, пообниматься и отдохнуть от рабочей рутины, ведь мы оба работаем. Считаю, что на любом этапе важно создавать маленькие традиции, чтобы даже тогда, когда грустно, можно было окунуться в сладостные воспоминания».
– Сладостные воспоминания на этапе? – переспросил Герман. – Занятно.
Тонечка продолжала быстро читать:
– «Я в этот день работала, но успела заехать домой переодеться. Так приятно приезжать в ресторан, где тебя ждет любимый. Он всегда старается для меня хорошо выглядеть. Знает, что я люблю, когда он выходит ко мне в костюме с шикарным букетом роз. Это поддерживает романтику в отношениях. Мы прекрасно провели вечер. Заказали устрицы, любимый подарил мне платье и колечко. Я тоже преподнесла ему кое-что из вещей. Я знаю его вкус, многие вещи из его гардероба подарены мной… И утро после бурной ночи было прекрасно! Я проснулась в объятиях любимого мужчины. Мы обнимались, прижимались друг к другу, говорили какие-то приятные вещи. Мы не отлипаем друг от друга, прикалываемся, снимаем ролики для ТикТока».
– Экая дичь, – сказал Герман, подумав.
– Тут еще много всего в том же духе. «Очень приятно, когда мой мужчина встречает меня у трапа самолета в три часа ночи… Мой мужчина берет на себя ответственность за меня и не разрешает мне выходить без шапки… Мой мужчина сказал: «Я отвечаю за тебя, хочу быть рядом всю жизнь, давай сделаем татуировки».
Герман вытаращил глаза.
– Видимо, татуировки как-то влияют на ответственность в браке. Саша, как ты думаешь, о ком она говорит, эта Гелла Понтийская? Как ее зовут на самом деле?
– Лена Пантелеева.
– Вот о ком говорит Лена Пантелеева? О твоем друге Кондрате? Или еще о ком-то?.. Кто этот «ее мужчина», в объятиях которого она просыпается и сразу принимается снимать ролики для ТикТока? Очень мужественный и в то же время очень нежный?
– Должно быть, про Кондрата она говорит, – пробурчал Герман.
– А что? Похоже?
– Нет.
Тонечка пролистала альбом – селфи все никак не заканчивались. Уже альбом почти закончился, а селфи все нет!..
Потом мелькнула почему-то школьная фотография – класс и учительница, все в овалах, и Тонечка захлопнула тяжелую крышку.
– Здесь не хватает профессиональной фотосессии, – сказала она задумчиво. – Студийной. Она верхом на байке, она в ванне, попой вверх, на попе лепестки роз, она в кружевном белье на фоне кактусов.
– Должно быть, ванна и кактусы в каком-то другом альбоме.
Тонечка подошла к окну, отдернула штору и посмотрела на здание театра. Снег все летел, фонари горели, и было очень красиво.
– Нижний – прекрасный город.
– Согласен.
Тонечка подбежала и с разбегу прыгнула на кровать, как раз когда ее муж подносил ко рту очередную стопку.
– Ты что?! Я чуть не пролил все!
– Вот что я тебе хочу сказать, – она подперла рукой кудрявую голову и подсунула замерзшие ступни ему под коленки. – Как сценарист продюсеру. Вся эта история не про убийство и не про покушение. История про вранье.
– В смысле?
– Зачем-то твой друг-повар и его знакомая – скорее всего никакая она не супруга – решили разыграть пьесу про убийство. Ты нужен был как свидетель. Но сценарий написан наспех, подготовки у труппы никакой. Все шито белыми нитками.
– Тоня, что за глупости?! Какой из меня свидетель?! Свидетель чего?!
– Ссоры, – убежденно сказала Тонечка. – Ты должен был своими глазами увидеть их бурную ссору и потом подтвердить это под протокол.
– Зачем?! Чтоб Кондрата в изолятор сволокли?!
– Саша, ты же понимаешь, он в изоляторе надолго не задержится. Нет тела, как говорится, нет дела! И орудия убийства нет! И непонятно, что там за кровь кругом, чья она и вообще кровь ли это! Он посидит-посидит, да и отпустят его.
– И для чего все это было проделывать?!
Тонечка пожала плечами:
– Налей мне тоже водки. Есть там еще? И гренку дай, пожалуйста. Вот увидишь, я окажусь права!..
– Посмотрим.
– Съезжу-ка я завтра на местный телек. Поговорю там с людьми. У них-то вообще должна быть паника – ведущая пропала!.. Они небось ее ищут, бегают по всему городу.
– Брось острить, Тоня.
Он сердился на себя, а виновата была она. Он сердился, потому что готов был поверить в то, что Кондрат Ермолаев, старый друг, зачем-то его надул, провел! Герман знал, что Кондрат ни за что не стал бы ему врать, да еще так… масштабно, и злился, что Тонечка все так ловко объяснила!..
– А ты съезди в отделение, – распорядилась она. – Может, тебе разрешат с ним поговорить?.. И ты у него спросишь, зачем он затеял такую канитель!
Но последнее слово все равно осталось за ним:
– Ты бы лучше сценарий писала, – сказал он с раздражением. – Пользы больше было бы!..
Утром муж уехал, не сказав куда, а жена решила, что работать не станет – все равно день пропал, голова занята совсем другим.
Она легко разузнала, где именно расположена местная телекомпания, и оказалось, что до студии Геллы Понтийской недалеко, можно пешком дойти.
Тонечка решила, что на телевидении должна выглядеть как столичная штучка, и обнаружила, что «штучные» брюки забыты в Москве!..
Она перерыла свои вещи, а потом заодно и мужнины. Нет брюк, и все тут!
С нарядами у Антонины Герман были… особые отношения.
Собственно, еще полтора года назад никаких отношений не было вовсе. В отличие от мамы Марины Тимофеевны, которая умела и любила одеваться, Тонечка не умела и не любила. Вечно жаль было денег, вечно возникали «первоочередные траты», вроде зимних колес, путевки на море для мамы и дочки Насти, вечно нужно было платить репетитору, кровельщику, автослесарю, налоги, за газ и за свет! А еще раньше, когда Настя была крохой, нужно было содержать ребенка и первого мужа, допившегося до психбольницы и
