Викас Сваруп - Шесть подозреваемых
Коренастый человек солидного возраста в белой курте-пиджаме подошел к микрофону и обнял говорившего. Тот прильнул к нему так, словно это была их последняя встреча. По лицу мужчины в костюме скатилась слеза. А потом человек постарше начал речь.
— Доверять политику микрофон — это всегда большая ошибка, — произнес он, и среди слушателей послышались негромкие смешки. — Однако сегодня я стою перед вами не как министр внутренних дел Уттар-Прадеша, но как отец. Для сердца которого нет ничего отраднее, чем видеть счастье и процветание родных детей. И нет ничего прискорбнее для отцовского сердца, нежели наблюдать, как одного из них собираются посадить в тюрьму по сфабрикованному обвинению. Я очень рад, что затянувшаяся темная ночь рассеялась и мой сын может жить как свободный человек. Это большая победа для всех, кто верит в торжество правды и справедливости. Желаю моему сыну долго здравствовать. И да пребудет с вами благословение Шивы.
Люди в холле одобрительно зашумели. Тут опять взорвалась очередная ракета, и небеса озарились ослепительным сиянием оранжевого шара.
Экети вернулся на свой наблюдательный пост и вновь украдкой посмотрел на гаражи: может быть, человек в серых брюках уже ушел? Увы, тот по-прежнему оставался на месте, разве что встал и сейчас озирался по сторонам, точно желая удостовериться, не следит ли за ним кто-нибудь. А потом на глазах у Экети повернулся к синему ящику, открыл его и что-то сделал с распределительным щитом. В то же мгновение вся усадьба погрузилась во мрак.
Экети даже передернулся от восторга и возбуждения. Для него это был знак свыше. Туземец беззвучно помчался вперед по мощеной дорожке и выскочил на лужайку, тоже утопающую в кромешной темноте. На полпути к цели он задел ногой за деревянный стол и растянулся ничком на траве. Из дома донесся громкий треск, похожий на шум разлаженного мотора. Туземец скорее почувствовал, чем увидел, как мимо него пронеслась какая-то неразличимая фигура. Несмотря на ужасную боль в ноге, Экети в несколько прыжков осилил оставшееся расстояние до храма, который уже различал привыкшими к сумраку глазами. Там он бросил мешок на пол и принялся вслепую обшаривать стены с нишами, где стояли изображения самых разных божеств. Примерно через полминуты руки нащупали ангетьяй. Экети коснулся его необычайно гладкой поверхности, обследовал особые метки на верхушке, и у него задрожали пальцы. Священный камень без труда отделился от постамента. Чувствуя себя как во сне, туземец поднял его, положил в мешок, который быстро забросил через плечо, и опрометью бросился через лужайку. Сердце пело от радости. Экети возвращался домой. К Чампи. На Гауболамбе.
Он уже был у самого края зарослей, когда прожекторы вспыхнули с новой силой.
— Стоять! — заорал кто-то за спиной. Островитянин развернулся и увидел полицейского, спешащего к нему с дубинкой наперевес.
Беглец еще мог укрыться под спасительной сенью деревьев, но его подвела пострадавшая левая нога. Он рухнул в траву — и через пару мгновений был настигнут полицейским.
— Ты что здесь делал, ублюдок? — тяжело дыша, прохрипел блюститель порядка.
— Ничего, — прохрипел Экети с искаженным от боли лицом.
— Давай сюда мешок, — приказал полицейский и для проформы ударил туземца бамбуковой дубинкой по ногам.
Тот с изумленным криком выпустил черную лямку. Полицейский дернул мешок на себя и был удивлен его тяжестью.
— Да что у тебя там? Сейчас посмотрим, — пробормотал он.
И начал поочередно извлекать наружу предмет за предметом — комья красной и белой глины, мешочек со свиным жиром, ожерелье из костей и, наконец, священный камень.
— Ого, похоже на шивлинг! Где ты его украл?
Экети не успел ответить. Полицейский в последний раз пошарил на самом дне и нащупал какой-то твердый металлический предмет. После чего, недоуменно изогнув брови, вытащил наружу катту, серебристый самодельный револьвер местного производства.
— Что такое, мать твою?
— Не знаю, это не мое, — совершенно перепугался Экети.
— А почему лежит у тебя в мешке?
— Не представляю, как это здесь оказалось.
— Не волнуйся, выясним, — заверил его полицейский, доставая наручники. — Идем, черномазый, ты арестован.
19. Избавление
24 марта
Я арестована. За убийство Вики Рая. Нет, эти строчки взяты не из романа или киносценария. Я пишу их в комнате для дачи показаний, сидя на шаткой скамейке в полицейском участке в Мехраули, где вместе со мной находятся еще пятеро подозреваемых. Нам выделили большую комнату, заставленную высокими металлическими шкафами, на полках которых пылятся бесчисленные папки. Тут каждый угол затянут паутиной, а с деревянного потолка свисает вентилятор. Запах библиотечной плесени смешивается с гнилостным зловонием морга. Любое случайное дуновение ветра через маленькое зарешеченное окошко воспринимается как манна небесная.
С улицы доносится еле слышное накрапывание. Последние два часа дождь идет не переставая.
На вечеринке я появилась эффектно, с модным опозданием — около одиннадцати часов вечера. В усадьбе было не протолкнуться от гостей. Похоже, весь делийский бомонд собрался отпраздновать оправдание Вики. Разумеется, не обошлось и без Джаганнатха Рая с армией прихлебателей в накрахмаленных белых куртах-пиджамах. Меня покоробила эта игра политическими мускулами, эта оплеуха правосудию. Но еще гаже был сам Вики Рай. Увидев его поближе — этот ужасный шрам на левой щеке и брызги слюны, вылетающие изо рта во время оживленного разговора, — я испытала отвращение при мысли о том, что решила прибегнуть к помощи подобного человека. На что только не пойдешь ради спасения собственной сестры.
А потом я встретила самого странного американца на всем белом свете. Он был хорош собой — отчасти напоминал Майкла Джея Фокса; богат — только что получил пятнадцать миллионов долларов; и тому же безумно в меня влюблен. А в итоге оказался тем самым чокнутым, о котором предупреждала Рози. В общем, я отделалась от мистера Ларри Пейджа быстрее, чем он успел сказать «привет».
Едва лишь пробило полночь, как в саду начался фейерверк, а в мраморной гостиной — торжественные речи. Вики Рай и его папаша говорили так, словно вступили в общество взаимных обожателей. Их пошлые льстивые речи внушили мне отвращение. А потом Вики отошел к бару и начал смешивать коктейль. В эту секунду свет погас, и весь дом погрузился в кромешный сумрак. Живя в Мумбаи, я почти позабыла о том, что такое короткие замыкания, доставлявшие столько головной боли жителям Азамгарха. Правда, сегодняшнее отключение тока почему-то не слишком напоминало банальный сброс нагрузки в час пик. Тут больше попахивало недобрым умыслом.
— Аррэ, что случилось? — воскликнула я.
Кто-то крикнул, чтобы включили генератор.
А потом грянул выстрел.
— Нееееееет! — заорал Джаганнатх Рай.
Снаружи (а казалось, будто прямо в гостиной) разорвалась еще одна шутиха, да так оглушительно, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки.
Около трех минут в особняке, утонувшем в кромешных сумерках, творилось бог знает что. Потом свет внезапно зажегся, ослепив меня яркой вспышкой. Первым, что я разглядела, было обмякшее тело Вики Рая у барной стойки, возле окна. Его белоснежная рубашка побагровела от просочившейся крови. Кто-то пронзительно завизжал; я даже не сразу поняла, что слышу собственный голос. В этот миг в гостиную ворвались десять полицейских во главе с усатым инспектором.
— Стоять! Никому не двигаться с места, — гаркнул он так, словно снимался в очередном эпизоде детективного сериала.
Увидев лежащего на полу хозяина, инспектор склонился над ним, пощупал пульс и заглянул под веки.
— Скончался, — объявил он и тут же обвел собравшихся пристальным взглядом. — Я знаю, это сделал один из вас. Особняк оцеплен. А теперь мои люди обыщут всех и каждого. До окончания проверки ни единой душе не позволено покидать усадьбу «Номер Шесть». Притам Сингх, приступайте.
При этих словах у меня похолодели ладони. Рядом со мной стоял американец; с него и начали обыск. Послушно расставив руки и ноги, этот чудак продолжал себе ухмыляться, точно пугало огородное. Полицейский похлопал его по груди и, к моему крайнему изумлению, вытащил из кармана пиджака блестящий черный «глок» с глушителем.
— Это что? — грубо рявкнул служитель закона, покачивая пистолет на указательном пальце.
— Ух ты, чтоб меня комары забодали! — воскликнул Ларри. — Понятия не имею, откуда взялась эта чертова пушка.
— Уведите его для допроса, — обронил инспектор и повернулся ко мне: — Если не возражаете, Шабнам-джи, я должен осмотреть ваши вещи.
Не успела я раскрыть рот для подобающего протеста, как он уже выхватил у меня замшевую сумочку, щелкнул застежкой и с проворством таможенника начал шарить внутри. Конечно же, он обнаружил «беретту».
