Викас Сваруп - Шесть подозреваемых
— Привет! Я Рик Майерс, голливудский продюсер. Шабнам, я так долго мечтал о нашей встрече. Только сегодня смотрел по телику вашу «Любовь в Канаде».
Она тепло пожала мою протянутую руку.
— Что привело вас в Индию, мистер Майерс?
— Вы не поверите. Одно лишь желание увидеть вас.
— Чтобы предложить мне сняться в американском фильме?
— Ага.
— И как он будет называться?
— Ну… Может, «Любовь в Уэйко»?
Она улыбнулась. Тогда я придвинулся ближе и зашептал:
— Шабнам, послушайте, мне известно, что у вас крупные неприятности.
Она занервничала, точно муха на липкой бумажке. — О чем это вы?
— Ну, то есть я в курсе насчет Сапны. Шабнам испуганно съежилась и вся как-то сдулась, будто проколотый воздушный шарик.
— Откуда вы узнали?
— От одного частного детектива по имени мистер Гупта. Умный мужик, доложу вам. Не голова, а кладезь премудрости.
— Да, я действительно в большой беде, — сказала она, заламывая руки. — Пришла попросить Вики Рая — вернее сказать, его отца — об услуге, но цена слишком высока.
— Знаете, я бы с таким не пошел в разведку, — вырвалось у меня. — Скользкий типчик; прямо как свинья на катке.
— Что же мне остается?
— Принять мою помощь. Я тот, кто вам нужен.
— Какой мне прок от голливудского продюсера?
Я торопливо огляделся через плечо и наклонился ближе к собеседнице.
— Вообще-то, перед вами вовсе не голливудский продюсер. Я оператор вилочного погрузчика в «Уол-март». Но сейчас участвую в программе по защите свидетелей.
Шабнам изогнула брови.
— А с какой стати ФБР предложило вам эту программу?
— Видите ли, я помог укокошить парочку жутких уродов в Пакистане. Мне заплатили пятнадцать миллионов долларов, а президент написал очень милое благодарственное письмо.
— Да ладно, хватит меня разыгрывать, — отмахнулась Шабнам.
— Вы что, не верите? Хогите, докажу?
Она кивнула, и я достал из кармана пиджака личное послание президента.
Дочитав до конца, Шабнам подняла на меня глаза.
— Но здесь написано: «Ларри Пейджу», — нахмурилась она. — Постойте-ка, что-то знакомое…
— На самом деле я Ларри Пейдж. Ребята из ФБР придумали новое имя — Рик Майерс, но к нему еще привыкать надо.
Шабнам не слушала. Она вдруг щелкнула пальцами.
— Ларри Пейдж… Вы — тот американец, который забрасывал меня письмами, да? Я заглянул ей в глаза.
— Ага, он самый. Я вас безумно люблю, Шабнам!
Фраза повисла в воздухе, а потом беспомощно рухнула, точно беременная прыгунья с шестом. Шабнам вскочила с диванчика проворнее ужаленной обезьяны и строго погрозила пальцем.
— Прошу вас, держитесь от меня подальше, мистер Пейдж. Я не желаю иметь с вами никаких дел.
И, повернувшись спиной, завела разговор с высоким чернобородым официантом в синем костюме.
Я был в отчаянии, как одноногий на состязании пинальщиков.
16. Жертвоприношение
— Алло, Трипурари?
— Здравствуйте, Бхайя-джи. Где вы? Разве не на вечеринке у Вики?
— Да, да. Я в «Номере Шесть». Скажи, ты давно говорил с Мухтаром?
— С Мухтаром? Нет, Бхайя-джи, мы уже недели две не созванивались. А в чем дело? У вас такой взволнованный голос.
— Неделю назад, семнадцатого марта, он получил от меня поручение. И до сих пор не зашел к тебе за деньгами?
— Нет, Бхайя-джи. А что за поручение? Я даже не в курсе.
— После расскажу. Главное, постарайся его разыскать. Скажи, чтобы срочно вышел на связь. Я уже третий день ему названиваю. Похоже, Мухтар отключил мобильник.
— Нажрался где-нибудь и валяется с очередной подружкой.
— Достань его хоть из-под земли, понятно? И сразу же дай мне знать.
— Хорошо, Бхайя-джи.
Конец связи.
17. Возмездие
Может, богатые и живут по-другому, но умирают все одинаково. Пуля не знает различий между королем и нищим, между промышленным магнатом и простым рабочим. Стоя перед коваными воротами «Номера Шесть», глядя на переливающуюся огнями усадьбу, наблюдая, как дорогие иностранные автомобили плавно катятся по элегантной подъездной дорожке, я от всей души завидую могуществу пистолета. Всего одной пули достаточно, чтобы покончить с чванством и показным величием Вики Рая. Всего один выстрел — и кхаллас![212]
Увидев за ограждением полицейских с портативными рациями, я ускоряю шаг. На дороге собралась большая толпа зевак, желающих поглазеть на знаменитостей. Поговаривают, будто в любую минуту может приехать Шабнам Саксена.
Я поворачиваю влево, ныряю в узкий переулок и поджидаю Риту возле служебного входа. По сравнению с шумом и суетой на главной дороге здесь тихо и спокойно, хотя тоже достаточно припарковавшихся машин.
Без пяти одиннадцать железная дверь со скрипом отворяется, и появляется Риту в красном салваре-камизе, с тяжелой синей сумкой через плечо. Следы от побоев еще не зажили. Судя по красным, припухшим глазам, любимая только что плакала. Мы молча прижимаемся друг к другу. При этом я предусмотрительно прячу левую кисть под «бенеттоновской» курткой.
— Мунна, идем скорее.
Храбрая девушка тянет меня за рукав, но я ее мягко останавливаю.
— Я должен тебе что-то сказать, Риту.
— Скажешь потом, на вокзале. Сейчас не до этого. Мы теряем время.
— Не будет никакого вокзала.
— Что?
— Это я и зашел сказать. Мы не едем в Мумбаи.
— Почему?
— Давай пройдем в усадьбу, и я тебе объясню.
Ошарашенно посмотрев на меня, она отступает обратно к служебному входу, оглядывается по сторонам и буквально втаскивает меня внутрь.
Передо мной расстилается подстриженная лужайка. Где-то вдали болтают и смеются. Там даже мерцает бассейн, в котором резвится несколько девушек. Повсюду снуют официанты в красно-черных одеждах.
Мы укрываемся от посторонних глаз под густой сенью дерева джамболан. Справа от нас на некотором расстоянии расположился импровизированный шатер: там хлопочут бесчисленные повара.
— А теперь, Мунна, потрудись объяснить, чем вызвана такая резкая перемена планов? — набрасывается на меня Риту. — Ты не представляешь, чего мне стоило ускользнуть из дома! Если Вики пронюхает, мне конец!
Я был готов к этой вспышке.
— Знаю, Риту. Я пришел навсегда избавить тебя от страха.
— О чем ты?
— Скоро поймешь.
— Опять начинаешь говорить загадками? Скажи прямо, почему ты не хочешь ехать в Мумбаи? Что-то не так?
— Все не так, Риту. — Я смотрю себе под ноги, не в силах встречаться с ней глазами. — У меня появилась другая девушка. Мы собираемся пожениться.
Она смотрит на меня так, словно я ранил ее в самое сердце.
— Что ты говоришь, Мунна? Разве мало с меня страданий?
— Но это правда. Все до последнего слова.
— То есть теперь ты хочешь сказать, будто совсем не любишь меня?
— Да, — киваю я.
И разражаюсь заученной тирадой:
— Любовь — та еще стерва. Она заставляет людей вроде нас мечтать о несбыточном. Наверное, беднякам вообще не положено иметь сердце. Только сейчас я понял, что ты права и наша любовь — запретный плод. Можно бежать из города, но не от этой действительности. В общем, лучше тебе забыть, что мы когда-то встречались. Сотри меня из памяти навсегда.
Риту молча выслушивает монолог до конца. А потом обжигает меня обвиняющим взглядом.
— Вот, значит, как? Думаешь, это возможно — взять и стереть человека из жизни, словно пример со школьной доски? Будто бы ничего и не было? — Она приближает свое лицо к моему. — Знаешь, Мунна, почему любовь слывет величайшим даром? Она превращает двоих человек в единое целое. Их тела и души сливаются. Мы теперь — одно. Я понимаю тебя лучше, чем ты сам. И всем своим сердцем чувствую, что каждое твое слово — неправда.
— Какое уж тут единое целое, — говорю я, снова пряча глаза. — Между нами — неодолимая пропасть.
— Опять ты врешь. Посмотри на меня, Мунна; поклянись моей жизнью, что твоя любовь умерла, — требует она с неожиданной пылкостью.
А не дождавшись ответа, пытается взять меня за руки, тянет левую кисть из-под куртки… И видит гипс.
— Что это? — пугается Риту. — Ты поранился?
— Да так, ничего… — притворяюсь я. — Упал…
Но эту девушку не проведешь. Она уже ощупывает мою голову, ища невидимые шрамы. И нечаянно задевает повязку на затылке.
— Аааах! — восклицаю я, не сдержавшись.
— Боже мой! — вырывается у нее. — Что с тобой сделали?
— Пустяки, честное слово. Было бы из-за чего беспокоиться.
— Это мой брат, верно? — спрашивает Риту. — Мало ему показалось моих терзаний, надо было и до тебя добраться. Теперь я понимаю, почему ты заговорил о разлуке. — В ее голосе появляются железные нотки. Горе начинает сменяться гневом.