Александр Смоленский - Virtual, или В раю никого не ждут
– Нам лучше держаться вместе, – с тревогой шепнула Ирина, прижавшись к Виктору.
Через несколько минут по корабельному радио раздался голос капитана. Он предлагал пассажирам не волноваться, поскольку перед заходом в порт полицией проводится плановая проверка судна. Трудно сказать, как восприняли эту информацию обычно доверчивые к официальным объявлениям пассажиры, но Широков сразу понял: что-то опятьне так.Тем временем к пассажирам спустился один из офицеров.
– Кто-нибудь видел господина Доллогана? – спрашивал он всех, кто попадался навстречу.
По ответному молчанию надо было понимать, что за последние несколько часов Доллоган никому на глаза не попадался, что было само по себе непонятно и тревожно. Помощник капитана не та фигура, которая может бесследно исчезнуть на длительный срок.
Ирина незаметно оттащила Широкова в сторону:
– Быстро собери вещи. Самое необходимое. Куда подевался твой сын?
Виктор вдруг спохватился, что не видел Мишку со вчерашнего дня. Слишком стал самостоятельным.
– Я тут, – кто-то взял Широкова за локоть. – Я давно стою здесь, как только объявили, что все в порядке.
– Где ты был? – Ничего глупее в данный момент Широков спросить не мог.
– В трюме.
– Где-где?
Но сын не стал повторять, а лишь добавил:
– Там лежит труп господина Доллогана.
Ирине неожиданно захотелось погладить Мишку по голове. Возможно, ему действительно это было необходимо. Он никогда еще не находился рядом с ней так близко. По крайней мере, наяву. Мишка интуитивно уловил ее желание погладить его по голове. Как тогда, в виртуальном общении…
…Сладкая боль мгновенно разлилась по телу. Каждый час, проведенный на судне, был часом дум о ней. Несколько раз, когда она тешилась с отцом в своей каюте, он вновь и вновь запускал отцовскую программу и наслаждался интимным общением с этой женщиной. Как-то он специально «затеял» ссору с Ириной. Миша обвинил ее в том, что она лишь играет с ним, а на самом деле не испытывает серьезных чувств.
– Мужчины во всем максималисты, – вздохнула Ирина. – Что взрослые, что юные. И еще собственники. Ты же видишь, я прекрасно к тебе отношусь, я выполняю все твои желания. Меня тянет к тебе. Ты искренний и чистый. Что тебе еще надо?
– Этого недостаточно! Мне надо все. Я не хочу тебя делить с отцом.
– Ты еще сам не разобрался в своих чувствах. Ты совсем меня не знаешь.
– Какое это имеет значение? Для меня такая мука делить тебя с другим!
– Так всегда кажется вначале. Как ты не понимаешь?! У меня есть своя жизнь, я намного старше тебя, не забывай об этом. У тебя будет еще много прекрасных женщин… Наконец, я просто не хочу делать тебя несчастным.
– Все это отговорки. Действительно, кто я такой?
– Глупенький. – Ирина нежно провела рукой по его волосам.
Юный компьютерщик прекрасно отдавал себе отчет, что ничего не может поделать с ней. Собственное бессилие угнетало. Ведь она не его женщина, ее придумал отец, а сын лишь тайно выкрал ее образ. Все смешалось – явь, мечта, кошмарные сны. Миша уже не мог понять, где обитает его настоящее «Я».
…Он слегка отодвинулся в сторону, чтобы женщина не достала его рукой.
– Ты что несешь? Какой трюм? Какой труп? Как ты там оказался? – забросал отец сына вопросами.
Мишка действительно не точно помнил, как оказался в трюме. Он просто следил за человеком, который вот уже несколько дней подсматривал за отцом и этой женщиной. Он и привел Доллогана в один из нижних отсеков. Привел под дулом пистолета.
Здесь Мишка еще не бывал, хотя, казалось, облазил все судно. Пахло чем-то кислым, как в столовой пансионата на Волге, где они когда-то отдыхали всей семьей. С потолка тускло светили лампы, нависали длинные тени. Он слышал голоса, но подобраться ближе не решился. Мишка повернулся, чтобы вернуться назад, но, видимо, пошел по другому коридору. Путь преградили какие-то ящики, которых явно здесь не должно было быть. Он осторожно обошел их и споткнулся обо что-то мягкое. Наклонился… и отпрянул, охваченный страхом и отвращением.
На полу в неестественной позе, беспомощно и неуклюже разбросав руки, валялся человек. Его голова была размозжена, словно он разбил ее, ударившись об угол одного из ящиков. Это был Доллоган.
Солье ни на секунду не усомнилась, что помощника убрал Ахмед бен Джелал. Но зачем? Скорее всего, противостояние Готлиба и Омера приобрело открытый характер, и первый кинжал был воткнут в спину несчастного.
– И что нам делать? – растерянно спросил Широков. – Надо сообщить официальным лицам.
– Я же просила собирать вещи. И ничего никому говорить не будем. Скажем Мацкевичу. Будем считать его официальным лицом. Ильяс Рунце на эту роль не подходит. Вон они возвращаются.
Солье коротко рассказала о Доллогане.
– Правильно решили, вам никуда не надо влезать. Тем более, что полиция прибыла на судно задержать помощника за попытку организации взрыва. Оказывается, такая информация поступила в полицию Барселоны, а те уж распространили по маршруту следования нашей «Королевы», – объяснил Мацкевич, не вдаваясь в подробности.
– Сам Готлиб и заложил бедолагу, – предположил Широков. – Но зачем?
– Но не он убил, – усомнилась Ирина. – Может, все же Омер начал действовать?
– Скорее всего, просто оба события сошлись по времени. Доллогана убили как союзника Готлиба. Грубо говоря, чтобы не мешался под ногами, а вот какую цель преследовал сам Готлиб? Непонятно.
– Но Доллоган… как бы это сказать – близко общался с твоей семьей, – вдруг сказала Ирина Широкову.
Виктор поморщился, не понимая, при чем тут его семья? Кому же приятно, если посторонний мужик открыто волочится за твоей женой? Интеграл и Мацкевич переглянулись. А что, если…
– Ты, пожалуйста, не кривись тут, – продолжала наседать Ирина. – Раз Доллоган мертв, ты становишься просто лакомым кусочком для полицейских. Если вцепятся, то не отвяжутся.
– Вы поглядите, Леонид Сергеевич, какой аналитик пропадает, – без тени иронии сказал Интеграл Мацкевичу.
– И что ты предлагаешь?
– Предлагаю быстро паковать вещички и первыми сойти с судна. Пока полиция не узнала, что к чему.
Ирину это тоже устраивало. Она наконец решилась сказать Широкову – Омер давно ей дал исчерпывающую инструкцию, как исчезнуть из поля зрения всех, кого еще интересовал компьютерщик. И американцев, и русских. Причем Омер не раз подчеркнул, сына надо непременно брать с собой. У него и хватка компьютерная, да и отец станет намного сговорчивее. На какое-то время они остались вдвоем. Берег был уже совсем близко.
– Знаешь, Ирина, – как-то отстраненно сказал Виктор, – я раньше смотрел на карту – Полинезийские острова выглядят как пестрая рябь микроскопических точек, хаотически разбросанных на синем фоне. Но вот сейчас, когда смотрю не на карту, а на океан, только сейчас начинаю понимать, почему туристов влечет на Таити как мух на мед. Это же настоящий рай. Как бы отыскать тут место для тебя и меня?.
– Как-то скучно ты говоришь о райском уголке. На тебя не похоже, – удивилась Ирина. – Ты прав, ради этого стоило тащиться сюда, терпеть лишения и унижения, лишь бы увидеть это хоть на мгновение. Но ждут ли нас в этом раю? Может, все места здесь уже заняты непорочными, в отличие от нас, созданиями…
– Ты, как всегда, права, милая. В каком виртуальном путешествии можно испытать аналогичную полноту чувств? Ни в каком. Но зато в виртуальном раю всем найдется место.
– А как же твои виртуальные путешествия со мной? – Ирина прижалась щекой к плечу Виктора.
– Ерунда, и то и другое, – категорично, особо даже не думая, признался он. – Словом, как в стихах. Хочешь, прочту?
– Читай. Это интересно.
На земле есть Рай и Ад. Как я рад.
На земле есть Рай и Ад. Выбирай!
Рая мне не надо. Там скучно.
Ада мне не надо. Там душно.
Я стучал в одни и те же двери,
От одной к другой, устав метаться.
Сомневался. Чтобы снова верить.
Верил, чтобы снова сомневаться.
Видно, так, наверное, и надо.
Но поймешь, лишь только помирая.
На земле ни Рая нет, ни Ада.
На земле ни Ада нет, ни Рая.
Ирина застыла ошеломленная.
– Чьи это стихи? – спустя некоторое время спросила она.
– Какая разница? – отмахнулся Виктор. – Тебе понравилось?
– Не то слово. Скажи, это твои?
– Порой кажется – мои. А порой – и не мои.
Ирина в этот момент почувствовала себя абсолютно счастливой.
– Я хотела тебе признаться: я сейчас была бы абсолютно счастлива, – сказала она, – если бы не труп в трюме. Причина весомая, чтобы нарушить идиллию. Не о таком приключении я мечтала. Надо поскорее исчезнуть отсюда.
