Лучший исторический детектив – 2 - Балашов Александр

— Ой, Гоша, не надо мной смеяться! Ты ведь Настю любишь, зачем же мне такие вещи говоришь?

— Да ну тебя, шуток не понимаешь! Слушай, в общем, ты никому про этот конверт не говори, храни у себя, как зеницу ока! А когда мы снова встретимся, ты мне его отдашь! Только не спеши, меня не разыскивай — я, как приеду, сам тебя найду!

— А ты… очень надолго?

— Ну, не знаю, это ж наука! Уж как получится. Но ты эту реликвию храни и никому не показывай. И помни, о, моя верная ученица, только тот, кто знает наш Абсолютный шифр, может ею владеть! Всё, Натка, я побежал, дел ещё куча до отъезда, пока!

— До свидания, Гошенька! Я всё сделаю, как ты говоришь…

Часть 3. Конолом зижде

Пролог. Москва, апрель, 1960

Лейтенант Максим Каменев, дежурный по райотделу, чувствовал себя скверно. Дежурство выдалось хлопотное, тяжёлое. Перед этим ему совершенно не удалось выспаться: маленький Витя перепутав время суток, буянил всю ночь, требовал есть, играть, веселиться, но только не спать. При этом ему было абсолютно наплевать на то, что папе нужно уходить на дежурство и он должен поспать. Утром папа Максим ушёл на работу невыспавшийся, злой, с больной головой. Как назло, весь день его дёргали, начальство тоже было не в духе, и к концу дежурства он находился просто в ужасном состоянии.

А под утро, когда он уже считал часы до смены, его вызвали на серьёзное происшествие — ограбление с убийством. Теперь придётся задерживаться, осматривать место происшествия, составлять протокол, опрашивать свидетелей. Вот тебе и «скоро домой», вот тебе и «отосплюсь по полной!»

Однако в это раз судьба смилостивилась над лейтенантом Каменевым. Когда они подъехали к месту преступления, дом уже оцепили сотрудники госбезопасности, и надменный лейтенант приказал возвращаться — дело важное, им будет заниматься контора, они тут не нужны.

Впоследствии его приятель, старший лейтенант Ковбасюк, проныра, близкий к начальству, по секрету сообщил, что там убили какого-то подпольного дельца, занимающегося валютными операциями в особо крупных размерах. Что? там накопали КГБ-шники, неизвестно, но краем уха, он слышал, что убийцы схвачены.

— Но это не наше дело, — добавил он, — и лучше об этом вообще забыть!

Что лейтенант Каменев и сделал с большим удовольствием.

Основная часть. Москва, июль, 2013

«… Докторша, голубушка, уж и глазки прячет, и голосок пытается бодренький изобразить, но я же не дурочка, вижу, что скоро мне — в дальний путь, к Гошеньке своему! Невдомёк ей, сердешной, что я только и жду, когда меня отсюда отпустят. Сама бы ушла, да Гошенька тогда не велел к нему спешить. И кому же мне теперь его наследство отдать? Не Мишке же, во?рону — так и кружит, вокруг, так и кружит! Ну, он-то точно наш шифр не разгадает, кишка тонка. Да и ключ я ему не дам, он про него не знает, а без ключа никто это письмо не расшифрует…». Погрузившись в свои думы, Наталья Александровна не заметила, как сошла с тротуара на мостовую…

…Визг тормозов больно резанул слух. Лера охнула и резко повернула голову — серебристая «Тойота» ткнулась в бордюр, из неё выскочил разъярённый водитель, но только выругался и зло сплюнул на землю: виновницей оказалась старуха — сгорбленная, одетая, несмотря на июльский зной, в тёмное платье и вязаную кофту. Машина задела только её пакет, который от удара разорвался и вывалил на дорогу древний кошелёк с застёжками-шариками, да дешёвые старушечьи покупки: какие-то перезревшие яблоки, лопнувшую пачку макарон, плавленый сырок, кефир; ещё что-то, такое же нелепое и жалкое на грязном после дождя асфальте.

Лера кинулась собирать рассыпанное в пакет, оказавшийся у неё в сумочке, хотела отдать его старухе, но та, похоже, до сих пор не пришла в себя. Водитель, ещё раз смачно выругавшись, уехал. Пришлось девушке брать старуху под руку и вести домой, благо та показала на соседнюю пятиэтажку. Два раза пришлось ей спрашивать у бабули про ключ, пока та не достала его из кармашка своей вязаной кофты. Они вошли в квартиру, Лера усадила женщину на диванчик в кухне, положила сверток с покупками на стол.

Старуха подняла на неё живые, чёрные глаза, и Лера с удивлением осознала — не такая уж она древняя просто, скорее всего, очень больная.

— Спасибо, деточка! Сейчас человечность, увы, не в моде. Вообще-то ничего страшного не случилось бы, сшиби он меня насмерть — мне, детка, жить осталось недолго… Впрочем, это — знак. Я ведь как раз задумалась о том, кому передать кое-что, доставшееся мне… ну, не важно. Поэтому и под машину чуть не попала. Родственников у меня нет, а тут вот тебя мне Бог и послал. Как твоё имя? Лера? Чудесно Лерочка, подожди здесь, я сейчас. Она вышла из кухни, повозилась в спальне, позвякивая ключами, вынесла старинную резную шкатулку, достала из неё листок пожелтевшей бумаги, потом, после короткого раздумья, второй. — Вот, сумеешь расшифровать это, получишь от меня наследство. Не сумеешь — извини, я тогда просто всё сожгу. Тут мой телефон, звони, только если расшифруешь. Меня зовут Наталья Александровна. Всё, до свидания. Выход — там!

Лера уже подходила к двери, когда услыхала вслед:

— И запомни, деточка, не зря Гоголь писал, что русские любят быструю езду. Вон, этот, что на меня налетел, тоже, небось, русский — гоняет, как оглашенный! Впрочем, нет, не русский! Русские-то на тройках ездили! Запомни деточка, на тройках!

Непросто в двадцать лет быть замужней женщиной! Особенно, если ты приехала в Москву аж из Екатеринбурга, учишься в университете и живёшь с молодым мужем, таким же студентом-провинциалом, только из Воронежа в крошечной съёмной комнатушке, аренда которой сжирает львиную долю его подработки в свободное от учёбы время, своих скудных копирайтерских заработков в интернете, и переводов от обоих родителей. Даже сейчас, на каникулах, ребята не поехали домой: работали целыми днями, чтобы подсобрать немного денег.

Вечером Лерочка рассказала мужу о своём приключении. Он хмыкнул недоверчиво, но потом всё же взял пожелтевший листок бумаги в клеточку, вырванный из старой тетради, аккуратно сложенный вчетверо, развернул его и стал изучать.

На пишущей машинке было напечатано посередине листа следующее:

Думы, думы, думы… Сны жестоки и злы, воспоминания язвительны и унылы. Крах твоих замыслов подступает еле заметно, задумчивые и язвительные антиподы молчат и лелеют надежду радостно распахнуть броню заранее брошенного к стопам скептицизма. Гордые, одинокие, носятся устало в зимнем вспенённом море, забываясь в своём чутком молчании…

Второй листок оказался в линейку, помятый, с неровными краями. Торопливым, но разборчивым почерком на нём было написано:

Ключ к тексту:

1. КОНОЛОМ

2. ЗИЖДЕ

3. ХРУСТ

4. ЧАЩЁБА

5. ПЮГЮВЮЦЫ

6. Я ШЭФ

— Что это такое? — оторопело спросил Веня. — Где же тут шифр?

— Вот здесь, мой дорогой! На первом листе. А на втором — ключ к нему! Или ты думал, что шифр — это обязательно цифры или какие-то пляшущие человечки?

— Н-нет, конечно, — Веня ещё раз внимательно перечитал текст, — но это же стихи какие-то… Белые. Без рифмы и размера… Где-то я такое видел… Кажется, компьютерное творчество… Постой, постой, как там было? «Пока слепо плыл сон над разбитыми надеждами… Космос вяло сочился… и небо не спало» — что-то вроде этого, не помню…

— И что? Ты хочешь сказать, что это вот и есть компьютерное творчество? Напечатанное на механической пишущей машинке на выцветшей от времени бумаге?

— Не знаю, давай лучше ключ посмотрим. — Веня взял второй листок. — Тоже бред полный! Кто такой коноло?м?

— Почему «кто»? Может, «что»?

— Нет, смотри! Конолом зиждет хруст. То есть… ну, создаёт что ли… В чащобе. Продирается, отрывая пуговицы. И орёт: «Я — шеф!»