Лучший исторический детектив – 2 - Балашов Александр

— Да что случилось-то?

— Не по телефону, но дело важное. И книгу свою прихвати! Не задерживайся, я жду! — Гоша повесил трубку.

Миша задумчиво почесал ухо. Если книгу надо брать, значит, нашёл что-то интересное. Ехать не очень хотелось, но любопытство пересилило. Он взял завёрнутую в газету книгу, оставил на столе записку: «Я у Гоши, буду не поздно. М.», и вышел из дома.

Ребята выросли, превратились из школьников в студентов, но дружить продолжали. Миша стал серьёзным коллекционером, выменивал у коллег полученные в своё время банкноты, и всегда умудрялся делать это с выгодой. Он в совершенстве знал конъюнктуру, часто находил у менее опытных собирателей интересные экземпляры и получал их в обмен на пустяки. Продавал кое-что из коллекции, выступал консультантом. Это был хоть и небольшой, но верный заработок.

Гоша такими операциями не интересовался. Если ему что-то нравилось, он просто покупал его, благо в деньгах стеснён не был. В последнее время у него появилось ещё одно увлечение — шифры. Он накупил кучу книг, просиживал целые вечера над ними, разрабатывал теорию абсолютного шифра — вычитал где-то, что должен существовать такой, его отгадать в принципе невозможно.

При этом находил время ухаживать за красавицей Настей, дочкой крупного работника Министерства торговли, и дело у них шло к свадьбе. У Миши с невестой друга отношения не сложились сразу. Девушка откровенно презирала студентишку-голодранца и явно давала понять, что в друзья дома после замужества его не возьмут. Её младшая сестрёнка, пятнадцатилетняя Наташа была проще, с Мишей общалась нормально, но при этом могла поддерживать разговор только о шифрах, криптограммах, и о том, какой Гоша умный и утончённый. Девочка была безнадёжно влюблена в жениха своей сестры первой девичьей любовью, помогала ему разрабатывать шифры, и таким образом получала возможность проводить с ним время. Настя же ни бонистикой, ни шифрами не интересовалась совершенно.

В 1957-м умерла добрейшая баба Аня, а через год от неожиданного инфаркта, прямо в своём кабинете — генерал Макаренко. Миша переживал их смерть не меньше, чем Гоша, хорошо помня, сколько добра они сделали для него. Последним подарком генерала был телефон, проведенный в их с матерью квартиру.

Гоша встретил друга на пороге и сразу потащил в комнату. На ходу он возбуждённо рассказывал, что наводил порядок в отцовском кабинете, доставал с верхней полки какие-то книги, которые генерал привёз из Германии, и с тех времён там и лежавшие. Увидел, что это несколько томов энциклопедии на немецком языке. Раньше он такие же тома дарил Мише, так как не терпел ничего германского, и с этими хотел поступить так же. Стал спускаться со стремянки, не удержал тяжёлую стопку, выпустил из рук. Книги грохнулись на пол, одна из них раскрылась и из неё выпали две банкноты. Каждая из них была завёрнута в папиросную бумагу и снабжена надписями на немецком «True» и «False», то есть, «Настоящая» и «Фальшивая».

Когда он рассмотрел банкноты, то увидел, что это редчайшие тысячедолларовые купюры банка США, 1891-го года выпуска, так называемые «Большие арбузы» — так их называли за изображения трёх нулей, зелёных, в чёрную волнистую полоску. Кроме того, Гоша узнал характерный портрет в профиль бородатого генерала Джорджа Гордона Мида в овальной рамке на аверсе. Банкноты были абсолютно одинаковые, совпадали даже номера. Но всё же, различия имелись: настоящая была заметно более потёртой, и кроме того, имела крошечное пятнышко в правом нижнем углу с лицевой стороны.

Они оба хорошо знали эту банкноту. Не раз видели её описания в каталогах, среди других раритетов. Отмечалось, что она очень редкая, известно всего несколько штук. Конкретной цены каталоги не сообщали, но было понятно, что речь идёт об астрономических суммах. Естественно, друзья понимали, как трудно будет реализовать эту банкноту в Советском Союзе. Но их волновала не столько её денежная стоимость, сколько коллекционная.

В тот день Миша впервые в жизни напился. Прежде он вином не увлекался — настолько был погружён в свою бонистику, что не нуждался в выпивке, в девичьем обществе, в обычных развлечениях, свойственных молодым людям его возраста. Но сегодня, после Гошиной находки, завернул в дрянную забегаловку, пил там дешёвый портвейн вместе с похожими на него тощими интеллигентами, мрачными небритыми каменщиками с соседней стройки, какими-то разбитными студентами. Потом ему было очень плохо, он просто выключился из реальности, однако новые друзья не бросили, доставили домой в совершенно бессознательном состоянии.

Утром он первым делом проверил карманы. Паспорт оказался на месте, как и бумажник, но все деньги из него исчезли. То ли он их пропил, то ли они ушли приятелям-собутыльникам, за «доставку груза». Хорошо, хоть свою драгоценную книгу он забыл у Гоши. Для мамы пришлось придумать историю о девушке, которая его коварно бросила, чем нанесла непоправимую травму. Он попросил прощения, обещал, что такое больше не повторится. Мама сделала вид, что поверила, но в душе понимала, что дело в другом: сын девушек избегал, и если бы и начал с кем-то встречаться, то она бы знала об этом.

А Миша постепенно становился мрачным, жёлчным и жадным собирателем редкостей… Он и раньше завидовал Гоше — весёлому, красивому, богатому, удачливому. Всю жизнь тянулся за ним изо всех сил, добился больши?х успехов, его коллекция бон была гораздо интересней и дороже Гошиной, он обладал несколькими довольно редкими банкнотами, которыми очень гордился.

Но теперь всё пошло прахом. Какая несправедливость! Этот баловень судьбы, имеющий всё, вдруг становится обладателем такой реликвии! Ну удержись же ты на своей стремянке, аккуратно опусти эти книги на стол, протри пыль и отложи! Я бы поблагодарил тебя за подарок, забрал их домой, чтобы перелистывать, рассматривать картинки, читать иногда, как те тома, что ты дарил мне раньше. И однажды, тёмным дождливым осенним вечером, листая плотные страницы с чудесными картинками, наткнулся бы на тонкие листочки папиросной бумаги со скрытым внутри сокровищем…

Нет, я не стал бы тебя звать, я бы сам нашёл все данные, определил ценность, а потом спрятал настоящую банкноту далеко-далеко, и только иногда доставал, чтобы полюбоваться бородатым генералом, витиеватыми подписями, орнаментом из букв и цифр и дивными, зелёными арбузами тысячных нулей! А фальшивка находилась бы на виду, просто, для того, чтобы показывать всем и сокрушаться, как его обманули, подсунув подделку. И в душе хохотать, слушая злорадные соболезнования коллег…

С тех пор Миша Тихомиров думал только об одном — как завладеть раритетом, который он считал своим, украденным у него когда-то лучшим, а ныне люто ненавидимым другом…

— Ой, Гошенька, здравствуй! Ты к Насте? Нет её дома, позже придёт…

— Да я знаю, мы вечером с ней увидимся, я к тебе.

— Правда? Что же ты стоишь, проходи скорей, я чайник поставлю!

— Да не надо чайник, Наташка, я ненадолго. Слушай, я вот на днях полностью Абсолютный шифр закончил.

— Ой, как здорово! Покажи!

— Нет, так неинтересно! Я тебе ключ напишу и текст зашифрованный, а ты сама разберёшь, помнишь ведь, как мы его придумывали?

— Конечно помню, Гошенька…

— Да, и вот какое дело. Тебе можно ещё одну тайну доверить, помимо шифра? Так, чтоб никто больше не знал, кроме тебя?

— Что ты спрашиваешь, конечно, можно!

— Я завтра должен уехать в научную экспедицию, далеко и надолго. И я вот тебе принёс конверт, сохрани его пока у себя!

— А что в нём, Гошенька?

— Одна редкая банкнота. Я её дома не хочу оставлять, без присмотра. Ты же знаешь, мама, как уехала к тётке в Ленинград после смерти отца, так и не возвращается. «Не могу, говорит, в нашей квартире находиться, везде Алёшеньку вижу. Я к нему кинусь, а он растаял…»

— Ой, представляю себе, она же так его любила… Гошенька, а почему эту банкноту ты мне оставляешь, а не Насте?

— Натка, ты же знаешь, твоя сестра не любит мою коллекцию, ревнует к ней, что ли… И Мишке Тихомирову в руки её давать нельзя, потом не выцарапаешь. А ты — мой друг, верный и надёжный! Была б постарше, я бы в тебя влюбился!