Александр Овчаренко - Последний козырь Президента
– Кто прислал? – не скрывая раздражения, спросила Эссенция, для которой ранний подъём приравнивался к иезуитской пытке бессонницей.
– Госпожа Гварнери. Можно войти?
Эссенция посторонилась и пропустила гостью.
– Меня зовут Тамара, – пояснила женщина. – Я юрист, оказываю услуги по регистрации фирм, предприятий, последнее время специализируюсь на регистрации политических партий и движений. Вы ведь хотите зарегистрировать своё политическое движение «Радуга»?
– Политическое движение «Радуга»? – с удивлением переспросила хозяйка «розового» особнячка.
– Да, «Радуга». Госпожа Гварнери сказала, что именно под таким названием Вы хотите зарегистрировать политическое движение лиц нетрадиционной сексуальной ориентации.
Дальнейшая беседа протекала по заранее подготовленному юристом руслу: она предлагала готовое решение, а Эссенция согласно кивала и ставила под документом свою подпись.
– Скажите, Тамара, сколько я Вам должна за ваши услуги? – спросила она юриста, когда работа была закончена.
– Всё уже оплачено, – улыбнулась юрист.
– Если не секрет, кем именно? Гварнери?
– Этого я не знаю. После того, как мы с госпожой Гварнери достигли предварительной договорённости, на мой банковский счёт поступила ранее оговорённая сумма.
– А при разговоре об оплате ваших услуг Гварнери не упоминала о господине «Т»?
– Нет, не упоминала.
– И это имя Вам незнакомо?
– Имя? Ну, какое же это имя! Однако ничего подобного мой наниматель мне не говорила.
«Ты даже если бы что-то и знала, всё равно бы ничего не сказала! – думала Эссенция, глядя вслед уходящей гостье. – Чувствуется профессиональная хватка!»
После того, как «Радуга» обрела законное право находиться с остальными партиями на одном политическом поле, госпожа Гварнери стала звонить в «розовый» особнячок гораздо чаще, и в коротком деловом разговоре мягко, но конкретно указывала, что и когда надо сделать.
– Господин «Т» был бы очень доволен, если бы в пятницу Вы и ваши люди вместе с членами организации «Зелёный лист» вышли на митинг, – говорила она, и в её голосе веяло мёдом и патокой.
– Зачем? – удивлялась фон Люфт. – Что у нас с экологами общего?
– У вас с экологами общий враг: государство, – убрав медовые нотки, поясняла Гварнери. – Да и заявить о своём движении лишний раз не помешает. Скандал и прессу я обеспечу.
Последняя фраза изобиловала металлическими нотками и напоминала звучание натянутой струны.
Эссенция вынуждена была терпеть и подчиняться, но чем дольше она работала с Гварнери, тем больше раздражения накапливалось в её своенравной душе. К моменту встречи со мной «точка кипения» была пройдена, и Эссенция на последнем митинге кинулась с полицейскими в драку, а потом, повернувшись к ним спиной, прилюдно задрала юбку.
– Зря я, конечно, это сделала, – призналась она при следующей встрече, когда я вернул ей дневник. – Только я собой в тот момент совсем не владела. Во мне за последние полгода столько отрицательных эмоций накопилось, что у меня реально «крыша поехала».
– Понимаю Вас, – проникновенно произнёс я. – У меня год назад на службе тоже что-то похожее было, – признался я, припомнив свой «хохотунчик». – А как к вашей выходке отнёсся господин «Т»?
– Гварнери говорит, что мой таинственный друг остался довольным, и сказал, что моя выходка как нельзя лучше характеризует текущий политический момент.
– Ну, это он явно сгустил краски.
– Как знать. По мне, так мы давно все в заднице. Простите!
С Эссенцией мы расстались на дружеской нотке. И если бы не моя принадлежность к мужскому полу, возможно, мы бы с ней стали друзьями, точнее, подругами. Когда я услышал информацию о господине «Т», я был готов расцеловать её в уста, но во время остановился, иначе мои действия были бы расценены как провокация.
Я, конечно, поспешил доложить об этой новости своему начальнику, генерал-лейтенанту Баринову, однако Владимир Афанасьевич, как обычно, моей радости не разделял.
– Господин «Т»? – ехидно переспросил он. – Уж не намекаете ли Вы, полковник, что этот самый «Т» и есть Таненбаум?
– Теоритически это возможно, – уклонился я от прямого ответа. – Посудите сами: если политик чист, какой смысл ему скрываться за странной литерой?
– Где Вы видели политиков с абсолютно незапятнанной репутацией? Если смотреть непредвзято, то я не вижу здесь и намёка на криминал. Политик, не пожелавший раскрыть своего имени, собирает сторонников, которые поддержат его на предстоящем голосовании. Ну и пусть себе собирает! Он, конечно, делает это не то чтобы противозаконно, а не совсем изящно, так сказать, на гране разрешённых законом политических мероприятий, но предъявить ему мы ничего не можем.
– Значит, будем ждать, когда он перестанет балансировать и переступит закон?
– Не ждать, а работать! Вы последнее Постановление правительства читали? Нет? Тогда полюбуйтесь! – и он протянул мне знаменитую сафьяновую папку. Ничего хорошего от этого жеста я не ждал, но папку взял недрогнувшей рукой.
– Завтра это Постановление будет в печати, – уточнил Баринов. – А что это значит?
– Это значит, что Правительство во главе с Премьером ступило на тропу войны, – ответил я, пробежав текст Постановления взглядом.
– Красиво выражаетесь, полковник. По сути дела – это банальный передел собственности, только на самом высоком уровне, да и цена вопроса выражается семизначной суммой, а в остальном…! – и он красноречиво махнул рукой.
– А в остальном та же схема, когда привокзальные ларьки одна группировка «отжимает» у другой, – добавил я.
После этих слов мой начальник сделал большие глаза и звенящим от негодования шёпотом заявил, что Правительство Российской Федерации – не группировка, и что я опрометчиво поступаю, сравнивая законную ликвидацию Черемизовского рынка с «отжиманием» привокзальных ларьков.
Наверное, он был прав, но, как говорится, у каждого своя правда.
Глава 14. Цена вопроса
Владельцем Черемизовского рынка был Сталик Джабраилов – высокий пятидесятилетний красавец-брюнет с умным доброжелательным взглядом и седыми висками, сильно походивший на обеспеченного европейца и мало имевший общего со своими земляками, торгующими свежими фруктами на московских рынках.
К своим пятидесяти годам Сталик в московский бизнес врос прочно. Являясь владельцем несколькими московских продовольственных рынков и огромного вещевого рынка «Черемизовский», Джабраилов обеспечил себе ежемесячный доход, сумма которого выражалась цифрой с шестью нулями. Большую часть прибыли он вкладывал в строительный бизнес, как в Москве, так и на быстро развивающемся Ближнем Востоке, что резко повышало его шансы оставаться «на плаву» при любом политическом шторме.
Поэтому известие о ликвидации его любимого детища не стало для него новостью: когда имеешь пару-тройку миллиардов, то даже очень секретная и закрытая информация становится для тебя такой же доступной, как Коран для правоверного. Сталик знал, что если не сегодня, так завтра «Черемизовский» закроют, и ничего с этим поделать не мог. С каждым днём рынок разрастался, словно раковая опухоль, захватывая всё новые и новые территории. Порой Джабраилову казалось, что «Черемиза» – так его прозвали москвичи, живёт сам по себе, по своим законам, и что творится внутри его ненасытного чрева, неизвестно ни московским властям, ни ему, владельцу рынка.
Благодаря хорошо налаженным с таможней связям, на «Черемизовский» еженедельно поступали крупные партии контрабандного товара, которые тут же растворялись в его нескончаемых торговых рядах и дальше отследить, тем более доказать криминальное происхождение поступившей продукции было просто нереально.
Сначала довольны были все – и продавцы, имеющие свою долю стабильной прибыли, и гости столицы, которых устраивал широкий ассортимент товара и низкие цены. Многонациональный торговый люд «Черемизы», в основном состоящий из китайцев, вьетнамцев, корейцев и таджиков, по-русски говорил плохо, поэтому продавцы общались с покупателями на «тарабарском» наречии. С помощью отдельных фраз, мимики и жестов продавец и покупатель, который зачастую являлся обыкновенным перекупщиком, приходили к консенсусу и на практике воплощали знаменитую формулу немецкого экономиста «товар-деньги-товар», после чего дешёвый китайский ширпотреб крупными партиями расходился по городам и весям Среднерусской возвышенности и центрального Нечерноземья.
Подобно сказочному дракону, «Черемиза» ежедневно заглатывал тысячные людские массы, чтобы в конце дня «отрыгнуть» тугие пачки американских долларов. И с каждой отрыжкой пропахший дешёвым табаком и китайской лапшой «дракон» становился всё ненасытнее и злее.
Не секрет, что большие деньги могут вскружить голову любому трезвомыслящему и законопослушному гражданину, даже если он имеет временную регистрацию. Поэтому «Черемизовский» всё чаще стал мелькать в криминальных сводках, что вызывало раздражение московской криминальной милиции, а также потерпевших граждан, которых с каждым днём становилось всё больше и больше. Недовольство зрело и в верхах: «Черемизовский» становился опасным и неуправляемым. Внутри рынка текла неведомая московским властям и обывателям тайная жизнь, со своими неписаными правилами поведения, подпольными борделями и обменными пунктами, игорными домами и междугородними переговорными пунктами, оборудованными спутниковой аппаратурой. Практически на территории рынка была создана «теневая» инфраструктура, которая ежедневно стоила городу многомилионных потерь.
