Андрей Троицкий - Награда для Иуды
– Разумеется. Пузырь – это шваль, отброс уголовного мира, мелкая сошка. Жив он или мертв – этот вопрос интересует разве что его бывших собутыльников. И плевать на Пузыря. Вы ведете дело о взрыве на кладбище. Это громкое преступление, которое получило широкую огласку. О нем писали все газеты, болтало радио. Вас трясет начальство, на вас давят городские власти. Им нужен результат. А результата не видно. Но вот появляюсь я, и все становится на свои места. Теперь у вас есть Алексеенко.
– Скажи честно, – Закиров перешел на «ты». – Как тебе удалось его разговорить? Ты что, загонял иголки под ногти?
– Между нами говоря, мне совсем не хочется мотать срок за этот взрыв, за преступление, которого я не совершал. Поэтому я связал Алексеенко, взял в руки ножовку и пообещал отпилить ему ноги и руки. А он поверил, что я это сделаю. Разговор, разумеется, между нами?
– Конечно. Если бы у меня была правовая возможность действовать такими методами, раскрываемость преступлений поднялась до ста процентов. И все-таки, что станется, если Алексеенко даст задний ход и ничего не подпишет? Что будем делать тогда?
– Он все расскажет, и все подпишет. Теперь Алексеенко знает, чью дочь он изнасиловал, пытал и убил. Если вдруг в последний момент он передумает писать явку с повинной, имя убийцы дочери станет известно отцу Антоновой. Вы отпустите Алексеенко, но он не проживет на воле и суток. Он все это знает. Самое безопасное место для него – одиночка в «Матросской тишине».
– Ты серьезно?
– Разумеется. Алексеенко берет на себя организацию побега Барбера с зоны, взрыв на кладбище, убийство Пузыря. Все берет. Кроме одного эпизода, кроме убийства Антоновой. Он спит и видит тюремную шконку и толстые бетонные стены. Хочет, чтобы и после суда его определи в отдельную камеру в крытой тюрьме. И никаких контактов с заключенными. Мало ли, вдруг слухи о том, что именно он убил девушку, дойдут до ее отца. И тогда Антонов сведет с ним счеты через урок. Во время прогулки в тюремном дворе в печень Алексеенко воткнут заточенный черенок столовой ложки. Или чиркнут по горлу шлюмкой. А дальше долгая и мучительная смерть в тюремном лазарете.
– Что же выходит: все в говне, а ты весь в белом?
– Выходит так.
– А как быть с показаниями Елисеева старшего? Они подшиты к делу. Все концы он вешает на тебя одного. Он – главный свидетель обвинения. Ни о каком анонимном письме, об изменах жены в этих показаниях и слова нет.
– Пока не поздно, выбрасывайте эти бумаги в корзину. Елисеев оговорил меня. У нас сложные отношения. И меня он подозревает в связи со своей женой. Только Алексеенко Викторию не трогал. А у меня с ней было один раз, под Новый год, на заднем сидении представительской машины. Все это я готов это подтвердить на очной ставке с Елисеевым.
– Он сейчас за границей. Вернется со дня на день. Поэтому очная ставка откладывается на неделю. Ладно, давай ключи от гаража и записывай адрес. Тебя отведут в комнату, где ты посидишь некоторое время. Пока я буду разбираться с этим Алексеенко. Если ты сказал правду, если Алексеенко все подпишет, ты уйдешь отсюда свободным человеком.
***Комната, куда дежурный наряд милиционеров отвел Мальгина, оказалась тесным помещением, похожим на ученический пенал. Единственное зарешеченное окно выходило в тесный внутренний двор межрайонной прокуратуры, заставленный машинами. Из мебели в комнатенке стоял однотумбовый стол и проволочная корзина для бумаг. Усевшись на широкий подоконник, Мальгин коротал время, вырывая из толстого блокнота чистые листочки и, комкал их в шарики. Поставив корзину для бумаг у двери, бросал в ее шары. Каждый пятый бросок заканчивался точным попаданием. К четырем вечера листки в блокноте кончились. Собрав бумажный мусор в корзину, Мальгин стал расхаживать от окна к двери, скрестив руки за спиной.
В пять часов в комнате включили свет. В шесть часов кто-то заглянул в глазок и с другой стороны двери спросил Мальгина, хочет ли тот выйти на оправку. Он нашел в кармане какую-то бесполезную бумажку, скомкал ее в шарик, сел на подоконник и загадал желание: если до семи вечера Закиров не появится здесь, в школьном пенале, значит, дело туго, Алексеенко все отрицает. Мальгин прицелился. Бросок. И бумажный шарик пролетел мимо цели, чиркнув по краю корзины.
Минут через десять дверь открылась, в комнату вошел Закиров. Он выглядел довольным, будто только что вернулся с собственного дня рождения, где огреб целый воз ценных подарков.
– Ты свободен, – сказал старший следователь.
– Алексеенко, он…
– Давай без вопросов. Мне и следственной бригаде еще полночи его крутить.
– Но один вопрос можно? Что насчет Елисеева?
– Мы сделали запрос. В гостинице, где Елисеев обещал остановиться, он так и не появился. Правда, с пограничного контроля сообщают, что гражданин Елисеев благополучно пересек границу и теперь находится на территории Германии. Возможно, в отеле не было мест, и он решил поселиться в другом месте.
– Возможно, – кивнул Мальгин. – Очень даже возможно.
– Мы его найдем, – как-то неуверенно пообещал Закиров и протянул Мальгину подписанный пропуск.– Иди и расслабься. Выпей за меня. За успех.
– Да такие успехи случаются не каждый день. Пожалуй, я так и сделаю.
***В ночном клубе «Зеленое такси», выступали те же джазмены, время стриптиза еще не настало. Мальгин помахал своей бывшей жене Насти Черниковой, присел на высокий табурет у стойки и заказал рюмку хорошего коньяка.
– Что-то ты сегодня разгулялся, – сказала Настя. – Пить дорогой коньяк – это не в твоем вкусе. Есть повод?
– Пожалуй, – кивнул Мальгин.
– Что получил ту премию. Ну, которую обещал мужик, оставивший тебе письмо? Я тебе уже напоминала, что алименты платят со всех видов доходов. А с премии сам бог велел.
Мальгин покопался в карманах, вытащил потертый бумажник и положил на заляпанную стойку две зеленые сотни. Вот опять начинается старая жизнь: алименты, алименты… Будто других тем для разговора у этой женщины просто нет.
– И это все? Что-то маловато.
– Потом будет больше, – буркнул Мальгин. – Давай поговорим о чем-нибудь кроме денег. Я целый день провел в прокуратуре, и меня башка, как твоя барная стойка. Тупая и стучит.
Мальгин побарабанил пальцами по стойке.
– Ты был в прокуратуре?
– Почему бы и нет. Кстати, там, как и в вашем заведении, тоже встречаются приличные люди.
– Не сомневаюсь. Тогда почему же ты до сих пор на свободе?
– Потому что с алиментами не рассчитался.
Надя засмеялась, потрясая пышным бюстом, и, отсмеявшись, перешла на интимный шепот.
– Нашу забегаловку закрывают. Хозяина Васю Полуйчика застрелили прямо в его кабаке «Серебряный аист». А «Зеленое такси» принадлежит ему же. Здесь он, можно сказать, начинал. Я осталась без работы. Правда, один хороший человек, обещал меня устроить официанткой в гриль-бар. Работа днем, не ночью. И в окладе я ничего не теряю, плюс чаевые. И если ты не будешь задерживать алименты…
Мальгин раздавил окурок в пепельнице.
– Слушай, положи мне в пакет бутылку рома. Я ее дома выпью.
– Заверну. Но, по-моему, ты всегда дожидался стриптиза.
– У меня изменились привычки.
Мальгин вышел на улицу, сжимая под мышкой увесистую бутылку. Он пройдется квартал до остановки, дождется троллейбуса и двинет домой.
