Мертвый сезон. Мертвая река - Джек Кетчам
Они уволакивали ее от Дэвида, делали все, чтобы он не смог больше видеть ее. Значит, и ей не суждено больше увидеть все то, что они вытворяют с ним. А кроме того…
«Мелисса! Где Мелисса? Где Клэр, Люк и Мелисса… и тот мужчина с топором?!»
Женщина была вся испещрена шрамами, страшными шрамами, и к тому же казалась гораздо выше любой среднестатистической человеческой особи женского пола. Женщина, собственно, оказалась первой особью женского пола, припершей ее к раковине, атакующей острым ножом. Распахнувшись, халат Эми оставил ее полностью обнаженной перед врагом – не считать же эти две тряпочки, лифчик и трусы, за полноценную одежду?
В руке женщины появились ремни, кожаные ремни, и с угрюмым выражением лица она принялась обматывать ими запястья Эми, крепко обвязывать, до глубоко болезненного врезания в кожу. Потом дети отпустили ее. Женщина резко развернула пленницу, отчего край мойки врезался ей уже в живот, и принялась привязывать концы ремней – правый, а за ним и левый, – к выступавшим над раковиной кранам с горячей и холодной водой.
Дети же тем временем резко отдернули ноги Эми назад, так что край мойки впился в нее уже где-то под грудью. Все ее тело теперь опиралось только на упирающиеся в мойку ребра и привязанные к кранам руки. Ноги пола не касались – дети развели их по сторонам и привязали к ножкам стоявшего позади нее кухонного стола.
Эми кричала, вопила, извивалась, дергала ремни и неожиданно почувствовала, как ей в рот засовывают кляп, а поверх – наматывают широкую изоляционную ленту, накрепко стянувшую губы. Вот и сказочке конец. Тут бы хоть воздуха глотнуть – куда уж кричать.
Затем она неожиданно услышала доносящиеся откуда-то сверху гулкие звуки ударов и, сразу поняв, куда именно удалился тот мужчина с топором, заплакала. Мелисса. Ее младенец. Клэр. Ее подруга Клэр… вот же она, обнимает ее, Эми, рыдающую по Дэнни, ее первому настоящему возлюбленному, и обе сидят в студенческом общежитии. Обнимает мягко, но в то же время крепко, и сама заливается слезами, и чувствует, что сердце ее вот-вот разорвется…
И Дэвид. О бог мой, Дэвид.
Только бы не расплакаться с этим кляпом. Это же верная смерть от нехватки воздуха.
Она по-прежнему различала его болезненные стоны, потом услышала донесшийся сверху очередной глухой удар и звук падения чего-то тяжелого.
На девочке была какая-то странная кожа, она уже давно это приметила – но только сейчас до нее дошло, что это за шкура, с кого она снята.
С человека.
Она увидела желтоватые груди с чуть более темными потрескавшимися сосками. Девочка улыбнулась ей, показав грязно-желтые зубы, и поставила в раковину алюминиевую кастрюлю – новехонькую, ее Эми купила специально для варки омаров.
Поставила, а потом еще и подровняла.
Чтобы та встала как раз под ее горлом.
* * *
Даже накрепко заперев за собой дверь, Клэр прекрасно понимала, что долго эта преграда не простоит. До нее доносились вопли Дэвида, повторяемые Эми слова «нет, нет», а потом и ее рыдания.
Мелисса плакала.
И тем самым указывала им путь прямо к комнате, где все собрались.
Люк, с бескровным от ужаса лицом, стоял в полной неподвижности и молча смотрел на мать. Видимо, вчитывался в ее страх. «Что происходит? Что нам делать?»
– Подержи Мелиссу, – сказала Клэр и передала младенца ему на руки. Ребенок на какое-то мгновение затих, но затем заплакал снова.
Она старалась заставить себя не обращать внимания на доносившиеся снизу крики.
Старалась не слышать Эми, не думать о ней.
Затем подошла к окну, распахнула его и глянула вниз. Прямо под ними располагался штабель строевого леса фута три в высоту и четыре в ширину. От кромки окна верхние бревна отделяло как минимум десять футов. А то и все двенадцать.
Никакой иной мысли, кроме как о бегстве отсюда, ей в голову так и не пришло.
– Мама…
Она поднесла палец к губам.
Прислушалась. На лестнице кто-то стоял. Определенно стоял – выжидая.
– Люк, – прошептала Клэр. – Те люди, что пробрались в дом, – они хотят погубить нас, и Мелиссу тоже. Нам надо выбраться через это окно. И где-нибудь спрятаться.
Глянув на окно, мальчик вдруг заплакал, хотя и пытался что было сил сдерживать подступавшие к горлу рыдания. Пожалуй, именно его плач оставался сейчас единственно реальным из всего того, что существовало в окружавшем их мире.
– Мама, я…
– Я знаю, что тебе страшно. И ничего постыдного в этом нет. Но нам нельзя падать духом. Не забывай, я помогу тебе. Не волнуйся. Положи Мелиссу на кровать и забирайся вот сюда. – Она снова услышала звук шагов с верхушки лестницы. Теперь его источник находился к ним гораздо ближе, чем раньше.
Люк сделал именно так, как ему было сказано. Он так аккуратно уложил ребенка, что Клэр вдруг почувствовала приступ острой, почти болезненной любви к сыну.
– Так, а теперь садись на подоконник, свесь ноги вниз и держи меня за руки.
По щекам мальчика ручьями текли слезы, но он, всецело доверяя матери, выполнил все ее указания. Она обхватила его запястья и, перегнувшись через край подоконника стала медленно опускать его вниз.
– Мам!.. – В голосе мальчика отчетливо зазвучала паника.
Со стороны холла снова послышались шаги.
– Я буду держать тебя до тех пор, пока ты полностью не свесишься вниз, ты меня понял? А потом отпущу. Но ты не бойся, тут невысоко – у тебя под ногами большая груда досок, так что в крайнем случае ты упадешь прямо на нее. Все пройдет как надо. Как будешь лететь – не забудь немного согнуть ноги в коленях, о’кей?
Люк кивнул. Его запястья были холодными и скользкими от пота.
Клэр перегнулась через край подоконника, так что ее ноги даже оторвались от пола, и, удерживая сына лишь тяжестью собственного тела, осторожно заглянула вниз, дожидаясь того момента, когда его ноги перестанут раскачиваться.
Сможет ли она сделать это? А он сможет? Хватит ли ей мужества отпустить его? Для мальчика отнюдь не атлетического телосложения десять футов были все же очень
