Полина Дашкова - Эфирное время
Вова смотрел Климу в рот и верил каждому его слову. Он, как большинство болезненно жадных людей, был доверчив и послушен, словно домашнее животное. Он сразу забыл, что Саня Анисимов и Артем Бутейко его приятели. Ну правильно, разве деловой человек обращает внимание на такие мелочи? Наоборот, отлично, что он знаком с обоими и владеет информацией. Ценность его как делового партнера резко возрастала и в глазах Клима, и в глазах заказчиков. Кстати, их он вообще никогда не видел, этих заказчиков, но знал со слов Клима, что они люди очень крутые. Все классно получилось, и не стоило изводить себя сомнениями. Клим сказал, что заказчики остались довольны, отвалили много, но есть шанс получить больше.
Клим дал ему всего тысячу, но предупредил, что это так, мелочь, небольшой процент от Вовиной части. Первые деньги, полученные за выполнение заказа, тем более такого сложного, с подставой, с инсценировкой, трогать нельзя.
– Плохая примета. Положено первую зарплату маме отдать, – объяснял Клим, – тогда деньги не переведутся. У тебя вместо мамы будет счет в немецком банке. Я сейчас все на тебя оформлю, сумма там приличная, и через пару лет набегут хорошие проценты, домик себе купишь, где захочешь, и станешь жить на то, что мы получим за следующие заказы.
Вову не интересовало, каким образом сумеет Клим открыть на его имя счет в заграничном банке, не предъявив ни его самого, ни его документов. Он знал, что Клим все сделает, как надо. Вообще, думать было некогда. Второй заказ поступил почти сразу после первого. Клим обещал, что заварятся серьезные дела и денег будет много. Так оно и получается. Чего ж тут думать?
Клим аккуратно сложил снимки в конверт, протянул Вове и задумчиво спросил:
– Кто такой этот Владик Мыло?
– Друган мой, работал со мной в автосервисе. Из всей команды только он один не оказался падлой. Хороший парень, надежный.
– Как мог на него выйти заказчик?
– Тут все чисто. Владик сам из Сургута, то есть они с этим Петром Петровичем земляки.
– Хорошо. Где этот клуб «СТ» знаешь?
– Конечно.
– Съезди туда, погляди, как и что.
– А ты?
– Мне ни к чему там вертеться. К тому же я отлично знаю это место и в клубе бывал.
– Так мы что, опять вместе пойдем? – испуганно прошептал Вова. – Клим, так нельзя. Ты же сам говорил, после нашего первого с тобой дела слишком мало времени прошло. Я понимаю, там все чисто, ты здорово придумал и сработал, но нельзя опять вместе, мало ли, вдруг там… – Вова замолчал на полуслове, встретившись с Климом глазами. Клим смотрел на него, не моргая, долго, пристально, и у Вовы сердце прыгнуло куда – то в желудок и закудахтало там, как курица, у которой сейчас отрубят голову.
– Какое дело? О чем ты? Зачем говорить о том, чего не было? Тебе все приснилось, Вова. Не было ничего, – Клим легонько потрепал его по щеке. – Ты, если сон плохой снится, встань и умойся холодной водичкой. Понял?
– Понял, – Вова судорожно сглотнул, – слушай, я это… спросить хотел, как насчет аванса? Я тебе сколько должен?
– Нисколько..
– Как это?
– Вот так. Нисколько ты мне, Вовчик, не должен. Все пятнадцать кусков твои. Вова быстро нервно заморгал, полез в карман за сигаретами и долго не мог прикурить, руки у него дрожали.
– Клим, я не понял…
– Чего ж тут непонятного? – улыбнулся Клим. – Стреляешь ты неплохо, реакция у тебя отличная, зрение стопроцентное. Завтра привезу тебе хороший ствол, и вперед. Чего ты так разволновался? Справишься, Вовчик. Пятнадцать кусков – это деньги.
* * *
Саня Анисимов встретил следователя Бородина мрачным молчанием. Он не понимал, что происходит. После психиатрической экспертизы его оставили в больнице им. Ганнушкина, причем в отдельной палате, которая была похожа на камеру. Конечно, здесь было лучше, чем в КПЗ. Во-первых, никаких соседей-уголовников, во-вторых, сравнительно чисто, нормальное постельное белье, нормальный сортир в коридоре. Кормили тоже получше, чем в тюрьме. Однако Сане все надоело, ужасно хотелось домой. Он уже сообразил, что вину его доказать не так просто, и следователь в принципе ничего мужик, спихивать на него чужое преступление для галочки не собирается. Так почему же тогда не выпускает?
– Сейчас я покажу вам несколько фотографий, – сказал Илья Никитич, – вы посмотрите очень внимательно и попытаетесь вспомнить, кого из этих людей встречали, а если встречали, то где, когда и при каких обстоятельствах.
Анисимов долго перебирал снимки и сначала сказал, что никого не знает. Илья Никитич не торопил его. В любом случае, своего приятеля Вову Мухина он узнать должен, хотя фотография, взятая из паспортного стола, была не очень качественной.
– Может, вы отпустите меня с подпиской о невыезде? – осторожно поинтересовался Саня, вскинув глаза от снимков.
– Там видно будет, – буркнул Илья Никитич, – значит, вы утверждаете, что никто из этих людей вам незнаком? Пожалуйста, посмотрите внимательней.
– Ну, вот это вроде… – он ткнул пальцем в фотографию Мухина, – это же Вова! Вова Мухин, точно, он! Правда, здесь он совершенно на себя не похож. Сейчас он значительно толще. Подождите, и этого я знаю. Где же я его видел?
– Я, пожалуй, помогу вам, – медленно произнес Илья Никитич, – это капитан милиции Василий Соколов. Три с половиной года назад вы вместе с Артемом Бутейко были в ресторане. Праздновали день рожденья певца Руслана Кудимова…
– В ресторане? – поморщившись, пробормотал Анисимов. – Кто такой капитан Соколов? Ах, ну да, тот милиционер… я же его совсем не помню… Нет, при чем здесь Соколов? Его посадили… У него были усы… и лицо совсем другое… Вресторане… Это Клим! Эрнест Климов, бизнесмен из Германии!
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Красавченко позвонил Лизе на сотовый и сообщил, что будет ждать ее на улице, у семнадцатого подъезда в Останкино.
– У меня нет времени, – сказала она.
– Ничего, десять минут найдется.
Выйдя из машины, она сразу увидела его. Он подрулил к ее «шкоде» на серебристом «БМВ» приветливо улыбался и махал рукой. Не обращая на него внимания, она вышла, закрыла машину, поставила на сигнализацию. Он тоже вышел и взял ее под руку.
– Здравствуйте, Елизавета Павловна.
– Я сказала, нет времени, – она выдернула руку, – и вообще, должна вас огорчить. Все ваши героические усилия пропали напрасно. Вы наняли какую-то женщину, переспали с ней, и вас засняли на пленку. Она действительно немного похожа на меня.
– Она очень похожа на вас. А вы, к несчастью, слишком стереотипны.
– Ну и что?
– Ну, Елизавета Павловна, вы умная женщина, вы достаточно хорошо знаете гнусную человеческую природу. Многим захочется увидеть на этой пленке именно вас, а не какую-то другую, случайную женщину. Она никому не интересна. А вы звезда. К тому же я дам несколько очень искренних интервью для желтой прессы, в которых расскажу о нашем с вами тайном страстном романе.
– С таким же успехом кто угодно может рассказать о романе со мной. Хоть какие-то доказательства все-таки нужны, даже для желтой прессы.
– А они есть у меня. Фотографии и видеокассета. Разве мало? Я поведаю миру трогательную историю о том, как давно и безответно люблю вас, и вот вы наконец снизошли, однако счастье длилось совсем недолго. Нашелся мерзавец, который заснял нас с вами и стал шантажировать, требуя огромную сумму денег. И вы с испугу решили порвать со мной. Но я так сильно люблю вас, что готов был заплатить мерзавцу, однако шантажист не успокоился. На любом суде я буду смотреть на вас обожающими глазами, даже могу пустить скупую мужскую слезу. Я буду повторять: Лизонька, прости меня… я люблю тебя… вспомни, как мы были счастливы. И мне поверят. Мне, а не вам. Доказательства здесь ни при чем. Захотят поверить мне потому, что так интересней, так мелодраматичней. Я устрою такое шоу, такую мыльную оперу, что мне же еще и денег заплатит какой-нибудь умный продюсер.
– Я никогда не красила ногти на ногах и на руках, – равнодушно произнесла Лиза, – – у меня аллергия на ацетон. У вашей дамы ногти ярко-алого цвета.
– Да что вы говорите? – Он испуганно всплеснул руками. – Надо же, как я прокололся, ай как нехорошо! Впрочем, я оптимист. Безвыходных ситуаций не бывает. Ну конечно, мне известно про аллергию, но вы знали, что мне ужасно нравятся алые ногти. Меня это возбуждает, и из любви ко мне вы купили специальный лак, сделанный на каком-то другом растворителе, не на ацетоне. Вы разве не помните? Да, кстати, я не спросил вас, как вашему Юраше понравился фильм? Вряд ли он обратил внимание на цвет ногтей. Он был под сильным впечатлением. Я прав? Можете не отвечать, я знаю, что прав. А теперь подумайте, если он, близкий человек, не заметил этой ерунды, то разве можно ждать наблюдательности от широкой публики? Хотя, конечно, я признаю, что допустил небрежность. Мне следовало попросить даму стереть лак с ногтей.
