Братья Хоторны - Дженнифер Линн Барнс
– У тебя его и нет. – Его дядя не деликатничал. – И я несу определенную ответственность за то, что Иен такой человек. Эта семья слишком долго позволяла, чтобы ему многое сходило с рук. – Брэдфорд мрачно поджал губы. – С этим покончено. С этого самого момента. – Он смотрел на Джеймсона тяжелым взглядом. – Не с тобой.
Джеймсон подумал о сделке, которую он заключил со своим отцом, и о том, с какой легкостью Иен отказался от нее, отказался от него.
– Мне ничего не нужно от вашего брата, – совершенно искренне ответил он виконту.
Он больше не хотел ни видеть Иена Джонстона-Джеймсона, ни говорить и ни слышать о нем.
– Зато моему брату может что-нибудь понадобиться от тебя, – ответил Саймон.
Джеймсон сразу же понял, что его дядя имел в виду. Но если Иен считал, что Джеймсон передаст ему Вантидж после всего, что случилось, то самый младший из сыновей графа Уиклиффа будет сильно разочарован. А что же Брэдфорд?
Джеймсон невольно разглядывал своего дядю, изучал его, думал о том, как этот мужчина только что набросился на него из-за того, что он так отчаянно рисковал своей жизнью. Это была забота – настоящая забота.
– То предложение, которое я вам сделал, – внезапно сказал Джеймсон, – перед тем как игра закончилась. Вантидж…
– …принадлежит тебе! – Брэдфорд сердито посмотрел на Джеймсона. – И я не потерплю никаких возражений. Ни от тебя, ни от моего брата. Ты выиграл его честно и справедливо.
Джеймсон выгнул бровь.
– Не вы ли только что отчитывали меня за то, как именно я его выиграл?
– Все мы когда-то чувствовали себя неуязвимыми. – Голос Брэдфорда стал тише. – Все мы хотели что-то кому-то доказать.
– Мне не надо ничего никому доказывать. Я победил.
– Ты вышел из Игры, – возразил ему Брэдфорд. Его слова повисли в воздухе. – Я слышал все, что ты говорил. Все, что говорила Зелла. Когда она цеплялась за тебя, когда тебе пришлось выбирать между победой и спасением ее жизни, ты не сомневался.
Джеймсон мысленно вернулся в тот самый момент.
– Я не был уверен, что она блефовала.
– Иен рискнул бы. – Саймон говорил сдержанно, без лишних слов, без иллюзий. – Он позволил бы ей упасть. Боуэн тоже, хотя у него имелся бы план, как снять вину с себя. Но ты? – Виконт сделал еще один шаг вперед, пока они с Джеймсоном не оказались практически лицом к лицу. – Ты считал, что и так прекрасно справляешься, Джеймсон, и ты поставил жизнь другого человека выше победы. Можешь называть это как угодно. Я называю это честью.
Джеймсон сглотнул.
– Я все равно выиграл.
– И я позабочусь о том, чтобы никто не отнял у тебя твою победу, не отнял у тебя это. – В следующую секунду руки дяди легли ему на плечи, поворачивая обратно к окну, к открывающемуся из него виду. – Теперь Вантидж твой. За его содержанием следит траст, которым я управлял для Иена и буду продолжать управлять для тебя. – Голос виконта смягчился. – Приходи и уходи, когда захочешь. Теперь оно твое.
Оно – это самое место, этот кусочек истории, семейное наследие, ради которого Джеймсон был готов бороться, хотя его даже не считали членом семьи.
– Зачем вы это делаете? – У Джеймсона пересохло в горле. – Зачем вы так много делаете для меня?
– Если бы я знал о тебе, когда ты родился, – последовал ответ, тихий и глубокий, как внезапно замершая река, – я бы сделал что-нибудь уже тогда.
Джеймсон подумал о Ксандре и Исайе и о том, что чувствовал его брат, когда узнал, что у него есть отец, который хочет быть с ним.
«Мой дядя пришел бы за мной». Джеймсон снова сглотнул.
– Дедушка не позволил бы вам. – То, что случилось с отцом Ксандра, было тому свидетельством.
– С твоей стороны смело думать, что я оставил бы ему выбор.
Джеймсон фыркнул.
– Вы не знаете, каким был мой дед.
– А Тобиас Хоторн не знал меня.
На секунду Джеймсон почти поверил, что Брэдфорд мог бы противостоять Старику. Но поверить, что он сделал бы это? Джеймсон покачал головой.
– Вы мне ничего не должны, – сказал он.
– И если бы ты позволил герцогине упасть, я, возможно, и сам бы так подумал. Но рыбак рыбака видит издалека, Джеймсон. Ты не твой отец. Боюсь, ты гораздо больше похож на меня.
Это невероятное заявление должно было показаться ему нелепым, оно ничего не значит. Но нет!
– Вы не несете за меня ответственности, – снова попытался возразить Джеймсон, его сердце сжалось в груди.
– Я несу ответственность за все. – Брэдфорд приподнял бровь. – Что касается твоей тайны…
«Теперь это просто пепел, – подумал Джеймсон. – Она по-прежнему тайна. Доказательство мне вернут. Проприетар никому не расскажет».
– Ты расскажешь мне все, что я должен знать, чтобы защитить тебя, – потребовал Брэдфорд.
К счастью, и за это стоило поблагодарить Грэйсона, Джеймсон давно научился игнорировать приказы.
– Если проприетар не нарушит свое слово, моя тайна останется тайной и со мной все будет хорошо. – Он помолчал. – Если только герцогиня не доставит проблем.
– Не доставит! – виконт, похоже, совершенно уверен в этом. – Но ты все равно должен мне…
– …ничего не рассказывать? – предложил Джеймсон, обаятельно улыбаясь.
– Я не доверяю этой улыбке.
Джеймсон пожал плечами.
– Вы и не должны. А что касается вашей тайны…
Брэдфорд тут же изменился в лице.
– Она должна остаться тайной. – На секунду повисла тишина. – Он.
Джеймсон понял, что Брэдфорд редко, если вообще когда-либо, упоминал о своем сыне. Миллионы вопросов роились в его голове.
– Я должен поверить, что если бы вы знали обо мне, то стали бы частью моей жизни, хотя я всего лишь ваш племянник. Если у вас есть сын…
– У него есть отец. – Напряжение, исходившее от Брэдфорда, можно было, кажется, пощупать. – Хороший человек. И титул.
– Тоже хороший? – предположил Джеймсон.
Брэдфорд посмотрел на открывающийся за окном вид, на океан и шторм на горизонте и тихо произнес:
– Если станет известно, кто его настоящий отец, разрушится не одна жизнь, в том числе и его матери. Я не могу этого допустить. – Он отвернулся от окна и снова посмотрел на Джеймсона. – Ты понимаешь?
– Да. О некоторых тайнах лучше забыть раз и навсегда. – Джеймсон подумал о словах, которые он написал на своем свитке, о том, как та ночь в Праге терзала его неделями, о том, как он боролся с самим собой, сопротивляясь желанию все рассказать, – и не потому, что он не доверял Эйвери, а потому, что он не доверял самому себе.
Джеймсона Хоторна воспитывали, чтобы он решал головоломки и шел
