Есть что скрывать - Элизабет Джордж

– А потом впустила их?

– Не похоже. Но нам нужно их найти, поскольку совершенно очевидно, что они хотели ее видеть.

Марк покачал головой.

– Жаль, что я ничем не могу помочь, – сказал он. – Ваша поездка могла бы быть более продуктивной.

– Что касается этого… – Линли взял со стола снимки и вернул их в конверт. Но фразу не закончил.

– И?.. – спросил Марк.

– У вас есть ценная улика; собственно, за ней я и пришел.

Марка обдало жаром, затем холодом.

– И что же это?

– Ее мобильный телефон. Он у вас. Или у вашей жены. Или у джентльмена, который приезжает вам помогать. Последний раз мобильник был запингован в этом районе. Из всех, кто хоть как-то связан с Тео, именно вы живете ближе всего к вышке сотовой связи, поймавшей сигнал. С учетом утверждения ее мужа, что телефон заряжался на прикроватной тумбочке, когда он ушел, и с учетом того факта, что вы нашли ее несколько дней спустя, а также расположения вышки сотовой связи, логично предположить, что телефон у вас. Вопрос только в том, когда вы его взяли: до приезда «скорой помощи» или когда Тео была в больнице?

Марк понял, что, если он станет все отрицать, Линли запросит ордер на обыск. Он также знал, что должен был выбросить телефон – и он бы это сделал, не будь он дураком.

– Сразу после того, как вызвал неотложку. – Марк слышал безнадежность в собственном голосе.

Линли молчал. Просто смотрел на него не отрываясь.

– Я знаю, что должен был его оставить. Или, по крайней мере, кому-то передать. Но я не мог рисковать, оставляя его там. – Марк носил телефон с собой. Теперь он извлек его из кармана и протянул Томасу. – Если б я его оставил, кто-то мог его взять.

– А этого вы допустить не могли, – заметил Линли.

– Я подумал, что верну его ей, когда она выйдет из больницы. А потом…

– Потом она умерла, и вы подумали, что вам ничего не угрожает. Особенно с учетом того, что вы не знали, что на самом деле ее убили. А когда узнали… Тут есть одна проблема, старший суперинтендант Финни, и я думаю, вы ее видите. Узнав, что ее убили, вы все равно сохранили телефон у себя. Вы – коп и должны понимать, как это выглядит.

– Это выглядит, как будто я лгал вам во время нашей первой встречи.

– Вы лгали?

– Она действительно была слишком самостоятельной, когда работала в нашей группе.

– Но вы перевели ее не из-за этого, правда? Думаю, причина скорее личного характера. И мы ее выясним, когда посмотрим содержимое телефона.

Марк отвел взгляд. Он лихорадочно прикидывал, что Линли увидит в телефоне: фотографии, которые они отправляли друг другу, бесчисленные послания, голосовые сообщения… И одно откровенное видео.

– Вы увидите безумие, которое идет рука об руку с любовью, и, думаю, вы его узнаете. – Он снова посмотрел на Линли. – Я взял телефон, поскольку не хотел, чтобы это увидели. Не хотел, чтобы об этом узнали. Никто не знал.

– А ваша жена?

– Нет. Нет. Она не могла знать. Никак.

– Четыре, – сказал Линли.

– Что четыре?

– Четыре отрицания. – Томас снова достал из коричневого конверта фотографии, которые уже показывал Марку, и положил рядом на столе. – Взгляните еще раз, – попросил он.

– Я никого из них не знаю. Даже отдаленно. Я не… – Марк внезапно умолк. Три отрицания, подумал он.

Хочу быть внутри тебя, еще и еще.

– Не хотите рассказать, что я увижу в этом телефоне? – спросил Линли.

– Я был без ума от нее. В буквальном смысле. Это вы и увидите. По крайней мере, в том, что касается меня.

– А остальные?

– Не знаю. – Марк почувствовал, что все тело у него словно онемело. – Не знаю, – повторил он. – Телефон заблокирован, и я ничего не видел.

Дверь кухни открылась, и оба они повернули головы. На пороге стояла Пит, толкавшая перед собой инвалидное кресло с Лилибет; Робертсон держался рядом с девочкой.

– Мы пришли поцеловать папочку, – сказала Пит.

Прежде чем Марк успел что-то сказать, прежде чем успел остановить худшее, что могло случиться, Пит вкатила Лилибет в кухню.

Монифа снова и снова набирала номер мобильного телефона, который ей дали, когда они с Сими в первый раз пришли в клинику. На звонки никто не отвечал, а для очередного сообщения уже не осталось свободного места. Но журнал записи на прием был заполнен фамилиями. В таком случае клиника не могла просто закрыться. Скорее всего, она просто переехала в другой район Лондона. Ее нужно только найти.

Удача от нее отвернулась, и Монифа понимала, что должна что-то предпринять. А тут еще Тани плеснул бензина в костер ее тревоги… Абео, сказал он ей, купил все, что попросила Чинара Сани, нигерийская знахарка. Тани все выбросил; он показал ей список, который женщина дала Абео, а потом потребовал, чтобы она передала Симисолу ему и он отведет ее в безопасное место, потому что Абео просто еще раз купит все необходимое и договорится, чтобы Сими сделали обрезание в другом месте. А когда она сказала, что не отдаст ему Симисолу, он сунул ей в лицо несколько листков бумаги и заявил, что это охранный ордер, который он передаст властям, если она не будет сотрудничать.

Именно слово сотрудничать решило дело. Сама идея, что она должна сотрудничать с сыном, потому что она – женщина.

– Ты не вправе мне приказывать.

Он сменил тон:

– Мама. Пожалуйста. Я хочу увезти ее в безопасное место.

Но Монифа не уступила. Она понимала, что рискует: Симисолу может забрать служба опеки, если она откажется отдать девочку брату. Если он подаст документы, результатом будет приют. Монифа боялась потерять Сими – на несколько месяцев, а может, и навсегда.

Взяв дочь за руку, она отправилась на поиски Халимы, матери лучшей подруги Сими, Лим. Та тоже жила в Мейвилл-Эстейт, в другом конце квартала, на втором этаже Лидгейт-хаус, выходящего на Вудвилл-роуд. Сама Монифа там никогда не была – Абео не одобрял дружбу с Халимой, поскольку она была в разводе, – но Симисола ходила в гости к подруге и знала, куда идти и на какой этаж подниматься, чтобы попасть в квартиру Халимы.

Лим была единственной дочерью Халимы, ее единственным ребенком. Халима не горела желанием сделать обрезание Лим, но поскольку ее саму обрезали, она искала кого-то, кто проведет обряд. Именно так она это воспринимала: просто обряд, который нужно пройти, чтобы быть очищенной и стать женщиной. Она не хотела причинить вред своему ребенку.

Никто, и в первую очередь Халима, не предполагал, что все обернется так неудачно. Все думали, что, пережив небольшой дискомфорт, Лим станет чистой и непорочной. Но все пошло не так, как