Михаил Рогожин - Супермодель в лучах смерти
Это-то обстоятельство и расстраивало Маркелова. Илья Сергеевич ужасно не любил сталкиваться с представителями правоохранительных служб любых стран. Он нервничал и не соглашался с доводами Апостолоса, что появление на корабле полицейских только на руку операции по загрузке контейнеров.
— Они же будут везде совать свой нос! — возражал Маркелов.
— И пускай. На их носах ты не увидишь ни одного дозиметра! А Воркута, как выяснилось, понятия не имеет, что мы везем. Ну приведут они пару собак для поиска наркотиков. Дальше-то что? Наркотиков не найдут. И успокоятся. Ты, главное, Илья, улыбайся почаще. А мадемуазель Татьяна и граф пусть дают побольше интервью.
Апостолос не счел нужным сообщать Маркелову о продолжительном разговоре Яниса с Воркутой. Бандит сам настаивал на встрече. Он, понимая, что не открутиться от статьи, решил выторговать себе неплохие дивиденды. Сообщив Янису, что знает о контрабанде, которую греки и Маркелов собираются погрузить в трюмы, он запросил за свое молчание немалую сумму. Янис долго совещался с Апостолосом, и они решили протянуть руку бандиту.
Янис предложил Воркуте сотрудничество. Греки оплатят адвокатов и выделят деньги на обработку следствия. Татьяна не будет делать заявлений. К тому же она готова на все, лишь бы не обнародовать их близкие отношения. В результате умелых юридических действий Воркуте будет предъявлено обвинение по факту незаконного хранения оружия.
Бандит остался доволен. Маркелова решили не посвящать в их сговор. Поэтому-то Апостолос и потирал от удовольствия руки.
По случаю встречи в Пирее он оделся в шикарный белый костюм. И заставил себя помириться с Пией. Она безропотно выполняла все его требования, глубоко в душе лелея любовь к пострадавшему из-за нее знаменитому русскому артисту и потрясающему мужчине.
А Егор Шкуратов разгуливал по палубам, опираясь на палку, одолженную ему графом Нессельроде, и загадочно улыбался на нескромные вопросы журналистов и просто любителей «клубнички». Синяки под глазами снова превратились в серые полукружья, и привычный вид мученика-мыслителя, знающего тайну бытия, вернулся к нему.
Женщины вокруг Шкуратова вздыхали все громче, и многим уже казалось, что это он, а не Павел, спас от верной смерти Татьяну.
На рейде Пирея корабль «Орфей» появился поздним вечером. Все пассажиры высыпали на палубу и любовались приближающимся берегом, залитым миллионами огней.
Капитан Папас уверенно вел корабль к единственному просвету между огромными паромами, величественными океанскими судами, освещенными гирляндами ламп четырехмачтовыми парусниками. И отовсюду звучала музыка, звуки людского веселья.
На пирсе, несмотря на поздний час, собралась большая толпа зевак. Но их оттеснял полицейский кордон.
Первыми на корабль вошли пограничники. Началась утомительная процедура снятия границы. Она затянулась бы до глубокой ночи, если бы пограничников не торопили полицейские, жаждущие поскорее разобраться в преступлениях, совершенных на корабле. Во многом благодаря им таможня вообще махнула на все рукой и занялась проверкой документов и деклараций.
Апостолос периодически толкал Маркелова локтем в бок и повторял:
— Что я говорил, а?
— Поживем — увидим, — ворчал по-русски Илья Сергеевич. Он вообще никаким боком не был причастен к событиям, связанным с убийством и терактом. Татьяне после того, как она пришла в себя, заявил о полном разрыве отношений. Такое решение зрело давно, но последней точкой стала ее всплывшая связь с Воркутой. Илья Сергеевич просто испугался за себя. Он вел слишком опасную и крупную игру, чтобы держать рядом женщину, услугами которой мог бы при желании воспользоваться любой его конкурент. Рано или поздно она бы узнала слишком много о его бизнесе и стала бы опасной для него. Пока этого еще не случилось, Маркелов принял трудное для себя решение — наступить на собственные чувства. И наступил. В ответ Татьяна привычно обозвала его импотентом и пригрозила, что, когда он в очередной раз приползет к ней на брюхе, она не обратит на него никакого внимания.
— Я вернусь к графу Нессельроде! Он меня спас! Ему я и буду принадлежать! — с вызовом заявила она.
В этот момент Маркелов пожалел о том, что граф до сих пор жив. Но постарался не вынашивать в себе ревности и ненависти к удачливому бездельнику.
К радости пассажиров, формальности закончились. Пришло время действовать полиции. Для начала они арестовали Воркуту и под многочисленными вспышками фотоаппаратов и камерами телерепортеров препроводили его в полицейскую машину. Потом, не позволяя никому покинуть корабль, приступили к допросу свидетелей.
Пожилой комиссар полиции Пирея Виктор Маргелис, старинный приятель Апостолоса, пыхтя от тяжести собственного веса, сидел в кают-компании и старательно записывал объяснения, даваемые Янисом. Апостолос, размахивая тонкой сигарой, прохаживался рядом и с юмором комментировал происшедшие события.
— Виктор, ничего, кроме непреднамеренного убийства, связанного с самозащитой, ты здесь не раскопаешь. Русская дама оказалась садомазохисткой и решила у связанного мужчины сначала выпить кровь, а потом отрезать фаллос. Ты, как настоящий грек, позволил бы ей сделать это? Уверен, никогда. Пришлось стрелять…
— Господин Ликидис, мы во всем разберемся, — вежливо, но довольно официально успокаивал его комиссар.
— Э, да ни в чем вы никогда не разберетесь! У вас ведь практика пьяные дебоши матросов разбирать, а не тонкие сексуальные отклонения новых русских капиталистов. Организатор убийства пойман нами и передан вам в руки. Все отснято на тысячи видеокассет. Проверь хоть весь корабль, больше никакого криминала не обнаружите. Заканчивай свою писанину, и выпьем «Узо».
Комиссар Маргелис задумчиво посмотрел на Апостолоса и более мягким голосом произнес:
— А может, ты и прав… До утра корабль не должен покидать господин Шкуратов. Остальные свободны.
Апостолос отправил Яниса и остался вдвоем с комиссаром.
Полицейский пост был снят. Эта новость мгновенно облетела весь корабль, и те, кто оказался еще в состоянии держаться на ногах, поспешили к трапу. Внизу их поджидали уставшие от безделья репортеры.
Официальный прием, который предполагалось оказать участникам круиза, в связи с чрезвычайным происшествием был перенесен на следующее утро, поэтому большинство зевак разошлись по тавернам и домам.
Татьяна сидела в шезлонге возле бассейна и чувствовала себя бесконечно одинокой. После ее похищения и невероятного спасения она стала недосягаемой звездой круиза. Даже Полина безропотно отдала ей лавры премьерши. Однако в данную минуту о ней попросту забыли. Всегда оживленное общество, окружавшее ее, пропало в ночи. Единственным существом, никуда, как и она, не спешившим, оказалась заплаканная Люба. Она слонялась по кораблю, не решаясь вернуться в каюту к Павлу и отбиваясь от неназойливых, но активных предложений весело провести ночь.
Так случайно встретились две женщины, до той минуты практически не замечавшие друг друга.
— Люба? — позвала ее Татьяна. — Ты что бродишь, точно Нина Заречная?
Девушка решила, что артистка ее с кем-то перепутала, и призналась:
— Я не знаю Заречную, среди наших девочек такой вроде нет.
Этот непосредственный ответ настолько развеселил артистку, что она протянула руку и предложила:
— Посиди со мной. Ты не спешишь?
— Спешила бы. Да некуда.
— Вот и отлично…
Обе толком не знали, о чем бы таком поговорить. Но ощущали некую нужность общения. Их незримо связывал образ графа.
— Он выздоровел? — как бы невзначай спросила Татьяна.
— Кашляет и по ночам бредит… — Любе вдруг показалось неудобным рассказывать о самочувствии Павла. Она же не жена ему и не сиделка.
— Он вообще неспокойно спит по ночам, — подтвердила Татьяна.
Этой фразой она дала понять девчонке, что имеет прав на графа не меньше, а может, и больше.
В результате возникшая напряженность грозила перерасти во враждебность. Люба побаивалась знаменитую соперницу, но не считала, что та обладает безоговорочными правами на графа. Во-первых, артистка уже почти старая, а во-вторых, о ней такое рассказывают, что уши вянут. Татьяна со своей стороны хорошо знала эту любовь к молоденьким провинциалкам, дающую возможность мужикам почувствовать себя учителями в сексе и жизни. Чем глупее девчонка, тем комфортнее себя чувствует мужское самолюбие. Но, к счастью, подобные альянсы распадаются довольно быстро и безболезненно. Бывают исключения, но только в том случае, когда девчонка умнеет столь же быстро, сколь стремительно ее великовозрастный партнер глупеет. Павел, по оценке Татьяны, поглупеет еще не скоро. А потому бояться нечего.
Так они и сидели возле светившегося бирюзой бассейна с недвижной водой.
