Сидни Шелдон - Оборотная сторона полуночи
Ливень превратил тропу в скользкую глиняную кашу. Кэтрин босыми ногами увязала в грязи и едва продвигалась вперед. У нее было такое чувство, что она пребывает в каком-то кошмаре. Кэтрин бежала изо всех сил, но ей казалось, что это бег на месте. Ей чудилось, что ее преследователи уже наступают ей на пятки. Было так скользко, что она то и дело падала и ранила себе ноги об острые камни, попадавшиеся на тропе. Но она не замечала этого. Кэтрин находилась в шоковом состоянии и двигалась машинально. Ветер сбивал ее с ног, но каждый раз она брала себя в руки и продолжала свой путь вниз. Она не знала, далеко ли еще до деревни, и совсем забыла про дождь.
Неожиданно тропа вывела ее на темную пустынную улицу, расположенную на краю деревни. Спотыкаясь, Кэтрин продолжала нестись вперед, как загнанный зверь, спасающийся от преследования и напуганный раскатами грома и вспышками молний, которые превращали небо в ад.
Она добежала до озера, остановилась и посмотрела на воду. От сильного ветра мокрая ночная рубашка врезалась в тело. Некогда спокойная водная гладь превратилась в бурный, кипящий океан. Дьявольские ветры одну за другой гнали огромные волны, и они со страшной силой разбивались друг о друга.
Кэтрин стояла на берегу озера, стараясь вспомнить, что же привело ее сюда. И вдруг ее осенило. Ведь она отправилась на встречу с Биллом Фрейзером. Он ждет ее в своем прекрасном особняке, чтобы там обвенчаться с нею. Где-то далеко за озером сквозь не прекращающийся ливень призывно мигал желтый огонек. Значит, Билл там. Он ждет ее. Но как добраться к нему? Кэтрин взглянула вниз и заметила у берега несколько лодок, привязанных к причалу. Они раскачивались на волнах из стороны в сторону так, словно с помощью разбушевавшейся водной стихии пытались вырваться на волю.
Теперь Кэтрин знала, что делать. Она спустилась к воде и прыгнула в одну из лодок. С трудом сохраняя равновесие, она развязала веревку, и, неожиданно обретя свободу, лодка резко оторвалась от причала. Кэтрин не устояла на ногах и упала. Она заставила себя сесть и подобрать весла, стараясь вспомнить, как ими пользовался Ларри. Нет, не Ларри. Наверное, это Билл катал ее на лодке. Да, конечно. Так оно и было. Они плыли к его родителям. Кэтрин пыталась справиться с веслами, но гигантские волны бросали лодку вправо и влево, кружили ее и собирались расправиться с нею. Они выбили у Кэтрин весла из рук, и те упали в воду. Лодку понесло на середину озера. От холода у Кэтрин стали стучать зубы. Она замерзла и вся дрожала. Вдруг она почувствовала под ногами какой-то плеск и заметила, что лодка наполняется водой. Кэтрин расплакалась. Ведь у нее намокнет подвенечное платье. Билл Фрейзер специально купил ей его и теперь будет недоволен.
Она надела свадебный наряд, потому что они с Биллом ходили в церковь, и там священник, похожий на отца Билла, спросил их: «Возражает ли кто-нибудь из вас против этого брака? Если да, то скажите об этом сейчас. Иначе…» И тут послышался женский голос: «Сейчас, пока она спит…» А потом погас свет, и Кэтрин опять очутилась в пещере, и Ларри не давал ей встать, а женщина лила на нее воду, чтобы она захлебнулась и утонула в ней. Кэтрин принялась искать глазами желтый огонек, горевший в доме Билла, но огонек исчез. Билл раздумал жениться на ней, и теперь у нее никого не осталось.
Лодка уже очень далеко отплыла от берега. Его вообще не было видно за пеленой хлеставшего вовсю дождя. В эту бурную ночь Кэтрин оказалась совсем одна на середине озера, и в ушах у нее свистел леденящий душу ветер meltemi. Огромные волны предательски раскачивали лодку, но Кэтрин уже ничего не боялась. По телу у нее медленно разливалось приятное тепло, и дождь мягким бархатом прикасался к ее нежной коже. Как ребенок, Кэтрин скрестила руки на груди и начала читать молитву, которую выучила еще маленькой девочкой.
– Теперь я отправляюсь спать… Молю я Бога душу взять… Молю, коль я умру во сне… И позаботиться о ней.
Все ее существо наполнилось тихим счастьем. Наконец-то она убедилась, что отныне ей будет хорошо и спокойно. Она возвращается домой.
Гигантская волна вдруг накрыла лодку и перевернула ее. Она стала медленно погружаться в мрачное бездонное озеро.
КНИГА ТРЕТЬЯ
23. СУД. АФИНЫ, 1947 ГОД
Еще за пять часов до начала судебного процесса над Ноэлли Пейдж и Ларри Дугласом по делу об убийстве, который должен был состояться в 33-м зале афинского суда «Арсакион», публика до отказа заполнила все помещение. Здание суда, огромный серый дом, занимало целый квартал между улицами Университетской и Стада. Из более чем тридцати залов заседаний только три отводились для слушания уголовных дел – 21-й, 30-й и 33-й. 33-й выбрали для этого процесса только потому, что он был самым большим. Публика забила все коридоры вокруг 33-го зала, и одетые в серую униформу полицейские охраняли оба входа в него от напиравшей толпы. Продававшиеся в одном из коридоров бутерброды разошлись за пять минут. У единственного телефона-автомата выстроилась длинная очередь.
Начальник полиции Георгиос Скури лично руководил осуществлением мер безопасности. На каждом шагу попадались фоторепортеры, и Скури охотно позировал им. Пропуска в зал судебного заседания пользовались огромным спросом. На протяжении нескольких недель родственники и знакомые судей приставали к ним с просьбой обеспечить им места в зале. Завсегдатаи судов, которым удалось достать пропуска, требовали за них соответствующих услуг или уступали свои пропуска спекулянтам, которые продавали их по баснословной цене в пятьсот драхм.
Этот судебный процесс по своему внешнему оформлению ничем не отличался от всех прочих. Зал заседания номер 33, находившийся на втором этаже, представлял собой невзрачное помещение старого типа. Вот уже много лет он служил ареной жестокого противоборства юристов, которые провели здесь тысячи жарких схваток. В зале длиной девяносто и шириной примерно двенадцать метров стояли деревянные скамьи. На его передней стороне за полированной перегородкой из красного дерева возвышался судейский стол. За ним стояли три кожаных кресла с высокой спинкой, предназначавшиеся судьям. Председателю суда отводилось центральное кресло. Над ним висело грязное четырехугольное зеркало, в котором отражалась часть зала.
Перед судейским столом было оборудовано место для дачи свидетельских показаний в виде трибуны с имеющим покрытый верх высоким столиком для чтения документов и деревянным ящиком для газет. На столике выделялось прикрепленное к нему распятие из листовой меди с изображением Христа и двух его учеников. У дальней стены находилась скамья присяжных заседателей, которые уже заняли свои места. В левом углу помещалась скамья подсудимых, а перед ней – стол сторон.
Стены зала были покрыты штукатуркой, а пол выстлан линолеумом в отличие от потертого деревянного пола в залах первого этажа. С потолка свисали электрические лампочки в стеклянных плафонах. В глубине зала к потолку тянулся воздухопровод старомодного калорифера. Часть мест в зале отводилась для представителей прессы из таких агентств, как Рейтер, Юнайтед Пресс, Интернэшнл ньюс сервис, Синьхуа, Франс Пресс и ТАСС.
Обстоятельства преступления представлялись сенсационными сами по себе. Более того, присутствовавшие в зале лица пользовались такой известностью, что у публики просто глаза разбегались. Зал заседания напоминал ей помещение цирка с тремя аренами. В первом ряду можно было видеть Филиппа Сореля, звезду театра и кино, который, как поговаривали, ранее был любовником Ноэлли Пейдж. По дороге в суд Сорель разбил фотоаппарат у одного из репортеров и наотрез отказался разговаривать с журналистами. Теперь с отрешенным видом он молча сидел в зале, и казалось, что вокруг него выросла невидимая стена. В следующем ряду расположился Арман Готье. Высокий замкнутый режиссер постоянно оглядывал зал, словно мысленно готовил мизансцены для своего будущего фильма. Недалеко от Готье устроился известный хирург и герой Сопротивления Исраэль Кац.
Через два места от него восседал специальный помощник президента США Уильям Фрейзер. Место рядом с ним пока пустовало, и по залу с быстротой молнии пронесся слух, что оно оставлено для Константина Демириса.
Куда бы ни взглянула публика, повсюду видела она знакомое лицо – всемирно известного политика, певца, скульптора или писателя. Однако, несмотря на то что в зале было полно знаменитостей, основное внимание приковала к себе центральная арена.
С краю на скамье подсудимых сидела Ноэлли Пейдж, по-прежнему блиставшая красотой. Лишь ее медовая кожа слегка побледнела. Ноэлли поражала и своим безукоризненным туалетом. Казалось, что она только что вышла от мадам Шанель. В ее облике было что-то королевское. Ноэлли вносила некое благородство в напряженную драму, которую сейчас переживала. Это только раззадоривало публику и заставляло ее жаждать крови.
