Мистик Томас Свит - Евгений Александрович Козлов
– Я хотел бы поведать вам о своих последних достижениях. Не буду мучить загадками, скажу прямо. Когда вы мне рассказали про то событие, важное и довольно поучительное, у меня сразу возникла одна странная мысль. Под ней не стоит ничего, так я думал, впоследствии оказалось, что мне попросту желается помочь вам и утешить вас. И я отыскал крохотное утешение, а именно. Встав рано утром, я отправился в город, в котором мы провели вчерашний чудесный день, ради поиска того человека. Отыскал,…боитесь кладбища, но он не там, к счастью, в больнице ухоженный докторами поправляется. Вы забыли упомянуть, о том, что тот день был жарким, отсюда и огромное количество солнечных ударов, проблемы с сердцем. Ему стало плохо, вы Даниэла прошли мимо. Интересно то, что джентльмен никого не винит, в нем нет озлобленности, упрекает себя за неосмотрительность и излишнюю самонадеянность, выйдя на улицу, он не особо думал о последствиях. Итак, он жив. Вот смотрю на вас и думаю, угомонило ли это вас хотя бы чуть-чуть или нет.
– Спасибо. Я обязательно навещу его.
– Но вы корите себя?
– Потому что нет ни большого, ни маленького греха, все серьезны и достойны порицания, покаяния.
– Покаяние. Вы уже раскаялись, пройдя тогда по улице несколько метров, не так ли?
– Да.
– Уставши удивляться, я внимаю безразлично – сказал однажды критик, я с ним не согласен, вы завораживаете. Не волнуйтесь, я не покину вас до конца назначенного мне Богом срока, а дальше, зависит от вас Даниэла, мое будущее…наше будущее.
– Значит вам приятно мое общество?
– Я бы променял все остальные, на одну нашу встречу. Громко, зато правдиво, Я заметил у вас с вашей матушкой разлаженные отношения.
– Вовсе нет, лишь в некоторых вопросах бывают разногласия.
– И это нормально. Но всё ж я поговорю с миссис Краусвеа, если вас разлучают вопросы, то может быть сблизят мои ответы.
– Вы так добры, благодарю.
– И я благодарен вам за бесценный урок морали.
На этих словах они расстались. И, кажется, дождь прекратился, и стало не так грустно, а есть ли ей место в душе девушки, нет, ее нет, любовь, и только она. И та любовь не похожа на ту, что мы привыкли видеть, она велика и разрушительна, созидательна, она дает жизнь и убивает, и ничто не способно ее заглушить, она бессмертна и память ее вечна. Чтобы не погиб человек от этой любви необходимо лишь слово и оно у Бога.
Тайна сей, сокрыта во второй заповеди, не сотвори себе кумира, а бедная Даниэла прельстилась и стала рабой своих чувств. Сэр Гарисон стал для нее всем, девушка позабыла себя и полностью растворилась духом движимого не завершенным делом. Она и не мыслила о том, чтобы они были вместе, лишь видеть, слышать и ощущать, всего лишь, но так много для истинно любящего сердца. Сердце то готово разорваться, отныне никогда не будет пустым.
Грех тот велик, велика любовь, она дурманит, заслоняет истину, ослепляет. Слепота блаженная. Если случиться так, что взаимности нет и более того объект обожания пропадет, останется лишь в воспоминаниях, может произойти непоправимое, тогда нет смысла, нет смысла жить или вообще что-либо совершать, одна мысль умереть, разлететься на песчинки, как будто и не было никогда. Потому и любовь эта редкость, если бы каждый так любил, то умерли бы миллионы и грех стал бы действительно смертным. Внутри человека, скрыто от чужих глаз, зачастую сам не замечая, не пытается понять, и пускает все на самотек. Мы слепы. Мы не сможем помочь. Два пути, различны как Каин и Авель, но убийство не состоится, выбор есть, решит ответ на предложение.
Чувственность и чувствительность. Одно развращает, другое смягчает нрав.
Трудно осознать, что любовь способна привести к падению. Тематически непостижимо трудно. Скажете помешательство и в наше быстро меняющееся, рациональное время такое можно назвать лишь пережитком прошлого или умственным расстройством, да грех болезнь, тогда мы все больны. И в воздух не взлетит ни один камень. Время тут безвластно, мы сами устанавливаем себе приоритеты, глядя на других, зачастую желаем быть не похожими, но мало кто пожелает быть на месте Стефана. Многие покоряются прихвостням зла, что делает из нас бесчувственных сухарей, из коих не вытянуть ни одну слезу, легче следовать за толпой, не правда ли, безопасно, сплоченно, радостно, не одиноко, даже если вся эта масса идет к пропасти, повернуть назад, не позволяет гордость. Даниэла любила, и любовь ей стала всем, нужно понимать, она не угаснет, она покорена.
Всю последующую неделю девушку мучила бессонница, рано утром она уже ждала своего благоверного, дабы созерцать, внимать благоговейно. И она наполнялась бурлящей радостью, счастьем. Внешность ей стала неудовлетворительна, замечала изъяны, кои непременно нужно было исправить, гардероб пополнялся новыми платьями. Ранее Даниэлу нисколько не заботила красота, теперь же за короткое время многое поменялось. С обожанием она слушала его речь и с обоготворением смотрела на него. Сэр Гарисон конечно чувствовал, принимал за интерес, но и не подозревал, что девушка поклонятся ему. Она держалась скромно, однако временами ее посещали безумно сентиментальные мысли. О прикосновении она и не думала, о романтическом свидании она и не грезила, это всего лишь названия для характеристики события, действия, для людей, для самой себя, важен факт и наличие, а не имя. Юная леди по-прежнему не многословна, застенчива, при этом готовая в любой момент выплеснуть свои чувства. Но что-то не позволяло ей признаться, что же? Может быть неуверенность, кротость или предрассудки, предубеждения. Испокон веков дамы всех возрастов не смеют провозгласить во всеуслышание свои нежные чувства, отдают это право кавалерам, но зачем, ожидать, когда кто-нибудь влюбится в вас, в то время как вы сами скрываете и тем самым мучаете себя. Даниэла страдала, и муки те были в радость, раз во имя чего-то светлого. У всех есть мечты, о которых мы так смело, забываем, мечта девушки – быть, по крайней мере, всю земную жизнь с одним человеком, с сэром Гарисоном. Он рассказывал ей о кораблях, далеких странах, мореплавателях посещающих забытые всеми острова, сам Вильям никогда не бывал в тех красочных местах, но его вдохновляли повести уважаемых путешественников.
Общее сближало, разногласия мнений подчеркивали индивидуальность. Они никогда
