Сибирский. Детектив. Бракованные - Сергей Панч
— Убивали тех, с кем вы спали, я залез в вашу черную папку. Полиция нашла в почте письмо от гильдии психотерапевтов — вас лишили лицензии, потому что вы рассказали о своем методе.
— Лицензией можно, конечно, подтереться в нашей стране, но для меня это действительно трагедия. И лишили ее благодаря вам, а не моим методам. Я люблю преподавать, люблю выступать в шоу, на радио. Может быть, мне действительно надо было остановиться в терапевтической деятельности. Я зашла глубоко, но теперь и это бессмысленно. Теперь я уже никто, старуха со шрамом, без семьи, без детей, ну в этом сама виновата, но главное — без работы.
— Вы начали убивать, когда вас отстранили от практики?
— Я никого никогда не убивала, кроме комаров. Летом без тысячи убийств не обходится.
— Но факты указывают на вас. Кто это мог быть, по-вашему? Кому выгодно Вас подставлять?
— Не знаю, я многим могла сломать жизнь. Мне кажется, если они были согласны спать со мной, то им не надо было в принципе объединяться в союз. И вот эти семьи — они могли меня ненавидеть, я стала для них клеймом на всю жизнь. Представляешь. Я трахаюсь с Ирой, например, и муж знает об этом, но не разводится. Бред же. Ну, БРЕД ЖЕ. Почему они вместе? Зачем это искусственный союз? Кто мог их убить, не знаю. Но он точно должен иметь доступ к моему кабинету. Там все об этих парах. Я педантично веду дела всех клиентов.
— Да, я видел.
— Может кто-то из тех, кто остался в черной папке, решил мне отомстить и разрушить мою жизнь.
Зазвонил телефон Сибирского. Съемка прекратилась.
— Громкую связь, — рявкнула Крапивина.
Денис нажал на зеленую кнопку. Откуда должен был политься голос Кузнецовой.
— Скажи ты, идиот, — без предисловий начала Кузнецова, — на хрена мы трахались в этой чертовой бане, чтобы ты пошел к убийце один, без поддержки, на фига ты рискуешь всем, что у тебя есть? Неужто нельзя просто сидеть на жопе ровно и не лезть на рожон? Алё, Сибирский, ты дурак? Я всю ночь промучилась и не спала, не зная, как теперь жить. Молила бога, чтобы забыть об этом сексе, потому что он был без чувств, а ради выживания. Хотя ты мне и симпатичен чего уж там. Но ты не мог подождать хотя бы часок. Серов будет через полчаса, жди. Идиот, — Кузнецова всхлипнула немного. — Чего молчишь?
— Да, я идиот, — Крапивина подошла к нему и стволом указала, что ему пора вставать и выходить на мороз. — Крапивиной здесь нет. Да и в бане считай, что секса не было. Я именно так считаю. Только имитация, — Крапивна показала, что поняла, что его бредовые слова — это попытка подсказать Кузнецовой, где он и что с ним. — Пока, — Денис выключил телефон и получил тяжелый удар в солнечное сплетение локтем.
— Ты мне соврал, журналист. Полиция сейчас приедет.
— Такси, машина еще здесь. Я вам помогу.
— Бежать некуда. Впрочем, давай прогуляемся. Может, пронесет. А ты никому не расскажешь, где я. Правда? Будешь имитировать все. Вперед, на выход, — скомандовала психолог. И Денис поплелся в сени. Мороз пробрал до костей и стало ясно, что жизнь его висит на волоске.
— Может, займемся сексом?
Крапивина лишь ухмыльнулась. Последний шанс был утерян. Шапка поехала набок, но Сибирский этого не заметил. Дверь примерзла и покрылась инеем. Он толкнул ее плечом и вышел на мороз. Солнце. Выглянули золотистые лучи и заскользили по верхнему покрывалу снега. Где-то вдалеке послышались звуки полицейской сирены. «Зачем ее включать? — подумал Денис. — Зачем преступнику сообщать, что ты едешь, или это случайных людей отпугнуть». Он скрипнул половицей замёрзшего крыльца. Крапивина положила руку на плечо, притормозив Сибирского. Она сунула маленькую берету в карман шубы и руками накинула шаль.
— Можно вопрос. Почему вы шапку не носите?
— Она мне не идет. Как, впрочем, и я никому не подхожу.
— Депрессия?
— Да что вы знаете об этом слове? Думаете, взгрустнулось с похмелья и все — депрессия. Я не хочу жить. Почти всю свою жизнь я борюсь с этим состоянием. Я придумываю себе смыслы. Я копаюсь в своем детстве и пью таблетки. Я трахаюсь с кем попало и как попало. Но я никогда не понимала, никогда, честно, не могла понять, зачем мне это все. Вот ты скоро женишься, тебе это зачем? Если ты знаешь ответ, то я восхищаюсь тобой. Я ни на один такой вопрос не смогла для себя ответить. Почему я выжила в аварии, а мой отец, нет? Почему тромб оборвался у мужа, когда он был в самом расцвете сил? Почему во время родов умерла моя мать? Я чувствую себя ангелом смерти. Мой супервайзер говорит, что я не могу себе этого простить. Чувствую вину за их смерти, хотя в этом виноваты обстоятельства. А я не знаю, как это простить? Как все скинуть на других? Ты знаешь что должен ощущать человек, когда он кого-то простил?
— Облегчение, — Сибирский спустился с лестницы и оглядел пути отступления. Крапивина осталась стоять на высоком крыльце без перил.
— В сортире облегчение, — истерично-дьявольски выкрикнула она и грустно жестоко засмеялась. — Черта с два. Никакого облегчения — пустоту. Простил, отпустил. Сидишь один. Вот я всех и простила. И вас простила. Я никого не убивала. Хотя простила убийцу. Теперь пустота.
Она быстрым движением сняла пистолет с предохранителя и поднесла к подбородку. Сибирский среагировал мгновенно. Он проскользил на снегу, подошва слегка ушла с пробуксовкой назад, но сила в ногах выбросила его вверх по ступеням. Он вытянул руку, чтобы выбить Берету. Хлопок. Два тела повалились на пол.
