Дмитрий Вересов - Черный ворон (Черный ворон - 1)
Верно. Нач. 3 Отд. МВД ТаджССР полковник
Пиндюренко".
Павел дрожащей рукой опустил бумагу на стол.
- И теперь не веришь? - спросила Лидия Тарасовна.
- Ну и что?! Ну и что?! - чуть не кричал Павел. - Ей, наверное, для мужа нужно было! Он же обгорел весь, умирал в муках...
- Скорее всего, именно так, - холодно и размеренно произнесла Лидия Тарасовна. - И суд это учел.
Павел рванулся мимо матери в прихожую.
- Ты куда?
- В аэропорт! Может быть, рейс задержали, и я успею перехватить Варю, поговорить, объяснить все...
- Интересно, что ты намерен ей объяснить? Что тебя совсем не волнует та сотня мужиков, которую она через себя пропустила?
- Какая сотня, что ты несешь?!
- Иди сюда, сядь и послушай. Я знаю, о чем говорю... Неужели ты думаешь, что с такой статьей твою Вареньку хоть на пушечный выстрел подпустили бы к медицинскому учреждению такого ранга? И в уборщицы бы не приняли, уж будь уверен...
- Тогда почему?..
- А потому, что накануне суда вызвали, куда надо, и сказали: "Жить оставим, но будешь работать". Классическая ситуация вербовки. Павел резко поднял голову.
- А откуда, по-твоему, берутся осведомители, "кабинетные женщины"... да и мужчины тоже? - Она помолчала. - Нашкодят где-нибудь, их поймают за руку и поставят перед выбором. Большинство соглашается, зону нюхать мало кому охота. А уж по какой именно части использовали Вареньку, объяснять не приходится молодая, мордашка ничего себе... Убеждена, что изначально и ты был для нее... заданием.
- Не надо... - простонал Павел. - Она же не по своей воле...
- Теперь это уже ничего не меняет. Маринованный огурчик свежим не станет...
Павел опустил голову, уперся ладонями в лоб и задышал. Лидия Тарасовна молча смотрела на сына. Так прошло минуты две.
- Мать, - с бесконечной усталостью проговорил он. - У нас в хозяйстве коньячку не осталось?
- Посмотрю у отца. - Она вышла. И тут в прихожей короткой трелью залился телефон. Междугородная!
- Я подойду! - крикнул он и поспешил к аппарату.
- Павел Дмитриевич Чернов? - В трубке слышался незнакомый мужской голос, негромкий, интеллигентный, но явно привыкший к повиновению.
- Да, это я.
- Рамзин.
У Павла подкосились колени. Да, только так, одной фамилией и должен представляться такой человек. Этого трижды достаточно. Нобелевский лауреат, академик-секретарь по естественным наукам, олицетворение "гамбургского счета" для всего научного мира. Одно его слово весомее десятка слов самого Келдыша или Александрова.
- Я слушаю, Андрей Викторович.
- Так вот, юноша, соберите-ка все свои записульки и прочее и утром первым же самолетом ко мне. Записывайте адрес: Москва...
Положив трубку, Павел некоторое время постоял в прихожей, потом встряхнулся, провел рукой по волосам и решительно направился в кухню. У стола стояла Лидия Тарасовна с бутылкой в руках.
- Не надо коньяку, мам, - спокойно и твердо сказал он. - Свари лучше кофе, побольше и покрепче. Мне с утра лететь в Москву с докладом, надо хорошенько подготовиться.
Она молча, пряча улыбку от сына, сняла с полки кофейник.
Павел прошагал в свою комнату, подошел к письменному столу и замер. На самом краешке стоял пузатый фигурный флакончик духов. Должно быть, Варя позабыла в спешке. Он отвинтил пробочку, не спеша вдохнул знакомый аромат, поднес флакончик к глазам, читая мелкую золотистую надпись на голубой этикетке:
- Climat...
Впервые за вечер Павел улыбнулся. В сердце воцарился Танин климат...
Глава пятая
ШИПЫ И РОЗЫ
(27 июня 1995)
В гостиницу входил самый разный люд, не обращая ни малейшего внимания на дюжих швейцаров, которые, в свою очередь, тоже игнорировали проходящих. Иван Павлович же, как с ним всегда случалось в подобных ситуациях, оробел, замер в проеме, и это его состояние моментально уловил ближайший швейцар.
- Ну что? - спросил он примерно так, как спрашивал у Сергея главарь из ночного отрывка, разве что "парашей" не обозвал.
- Я... Вот. - Иван Павлович вынул из кармашка сиреневую карточку.
- Та-ак, - сказал швейцар, изучив приглашение и возвратив его Ларину. - К администратору пройдите. Вон туда.
Носатая девица за стойкой брезгливо взяла протянутую Иваном Павловичем карточку.
- Минуточку. - Она набрала какой-то номер. - Да... Администратор... Да... Да...
Уже без брезгливости она протянула карточку обратно.
- Девятый этаж, пожалуйста. Налево и до конца.
Мимо игральных автоматов, киосков и стойки таксомоторной службы, следуя в указанном девицей направлении, Иван Павлович оказался возле лифтов, один из которых и вознес его на девятый этаж.
Миновав несколько дверей, лестничных площадок и поворотов, Иван Павлович оказался возле двери в торце коридора. Он уже приготовился постучать, но тут дверь открылась и показался громадный толстый негр, лысый или бритый, с усами.
Секунду оба недоуменно смотрели друг на друга, но потом негр улыбнулся белозубым ртом и отступил в прихожую.
- Давай-давай, - сказал он. - Заходи, голубчик!
- Джош! - послышался из глубины строгий женский голос.
Негр отступил еще на шаг, и Иван Павлович вошел. Из широкой прихожей вело несколько дверей. Центральная, прямо напротив входа, по две с каждой стороны и еще две - по обе стороны от входной. В проходе стояла невысокая женщина средних лет в очках и строгом кремовом костюме, похожая на японку. Она что-то сердито сказала негру, тот фыркнул и исчез. В этот момент Ивану Павловичу показалось, что он уже где-то видел эту женщину. Но ощущение исчезло, как только она обратилась к нему:
- Миссис Розен скоро будет. Прошу пройти и подождать ее. Плащ можете снять здесь. - Говорила она без малейшего акцента, но с какой-то неестественной, деревянной интонацией.
Иван Павлович повесил плащ и вошел в огромную высокую комнату неправильной формы. Во всю противоположную стену тянулось окно с видом на залив. По бокам витые лестницы вели на галерею. Ближе к центру почти симметрично стояли два стола - один небольшой с телевизором и телефоном, второй длинный, заставленный блюдами с бутербродами, салатами, печеньем, стопочками тарелок, стаканами, бутылками и небольшим настольным холодильником. Возле громадного окна стоял еще столик с журналами, пепельницами, сигаретами и еще какими-то коробочками. В боковых альковчиках стояли диваны и еще какая-то мебель. Иван Павлович сразу всего не разглядел. Увидел только высокие напольные часы у боковой стены. Увидел и обомлел. Они показывали четверть двенадцатого.
- Простите меня, - сказал он женщине в кремовом костюме. - Я не знал, что еще так рано.
- Это не страшно, - без улыбки ответила она. - Располагайтесь, прошу вас. - Она показала на длинный стол. - По распоряжению миссис Розен можете перекусить и отдохнуть. Она вышла, закрыв за собой дверь.
(1976-1978)
I
Ванечка пробудился в начале седьмого. Состояние его было ужасно. Глаза не желали открываться, а единожды открывшись, снова закрыться не могли. Кровь кололась, как затвердевшие сосульки, и казалась газированной. Во рту стоял такой вкус, как если бы он две недели носил, не снимая, одни носки, а потом всю ночь жевал их.
- Идея? - простонал он, в сугубо анекдотическом смысле: то есть "где я?" Вопрос был актуален целую минуту, а то и больше - он совершенно честно не мог понять, где он очутился и какая цепь событий привела его сюда. И только разглядев на подушке рядом черноволосую не свою голову, он въехал: "Таня... Это же Таня. Жена".
И вчерашний день постепенно выстроился в ряд, и ему стало стыдно, и очень захотелось что-то такое сделать с собой, только совсем непонятно было, что же. Он вытек в ванную, залез под ледяной душ, тихо повизгивая, тут же выскочил, растерся и почему-то на цыпочках спустился на кухню.
- А! - сказал ему Ник, который у же сидел там с наполовину опорожненной бутылкой шампанского и красным лицом. - Стакан виновнику торжества и товарищу по несчастью. Прими на грудь, оттягивает.
Ванечка, приняв стакан дрожащей рукой, послушно выпил, но особой оттяжки не почувствовал. Ему был подан второй.
- Из деликатности не спрашиваю, как оно, - продолжал Ник. - И чтобы сменить тему, ответь-ка мне на вопросик по твоей части, а то у меня кроссворд не получается. "Легендарный поэт, герой кельтского эпоса". Шесть букв.
- Оссиан, - не задумываясь, пробубнил Ванечка.
- Так, попробуем... Нет, не выходит. "Марсиан" - семь букв, а надо шесть.
- Погоди, какой еще Марсиан? - Ванечка вдруг заволновался и закрутил руками.
- Э-э, да тебе бы тремор унять... Ну-ка поищем... Дом моего друга - мой дом.
И Ник по-хозяйски залез в буфет и извлек оттуда початую бутылку ликера.
Ванечка рванул полстакана, и все окончательно встало на места.
"Марсиан..."
Он устремился наверх, оставив на кухне опешившего Ника, распахнул дверь спальни и, опустившись на колени перед кроватью, стал покрывать поцелуями Танино лицо.
- Прости, прости меня, друг мой, жена моя... Таня открыла глаза. Иван откинул одеяло и навалился на нее всем телом.