Посмотри, отвернись, посмотри - Елена Ивановна Михалкова
Оперативники, расследуя мою смерть, найдут нашу переписку с Сашей, увидят, что мы созванивались. Может быть, вскроется, что именно она меня похитила. И тогда убийство повесят на нее.
– Вас видели вместе в кафе. – Я пыталась хоть что-то противопоставить его плану. – Найдутся свидетели! Как ты это объяснишь?
– Я пытался дать ей денег, чтобы она оставила тебя в покое, – безмятежно сказал Антон. – Боялся за твою жизнь. Она дважды подстерегла меня на улице, угрожала. Пойми, за ней тянется такая слава… – Антон почти в точности повторял аргументы Саши. – Ее, конечно, объявят в розыск за убийство. Бедная моя! – Он протянул руку и издевательски похлопал меня по щеке.
– Антон, но ведь я твоя жена… – Голос у меня дрогнул. – Мы же были счастливы!
– Вот именно, мы были счастливы поначалу! – Он внезапно разозлился. – И что ты сделала? Ты меня предала. А теперь сидишь тут, умоляешь, чтобы я тебя пожалел. За что? Ты была мне плохой женой, объединилась с этой сукой, подвела меня! Зажигалку трупу подкинула! Я от тебя такого не ожидал. До последнего верил в твою порядочность.
Господи, он это всерьез. Это не стёб, не игра. Он и в самом деле чувствовал себя оскорбленным тем, что я перешла на сторону Саши.
– То есть, если бы я была порядочной, ты не стал бы меня убивать ради наследства?
– Давай заканчивай, – позвали от окна.
– Сейчас, сейчас! – Антон отмахнулся и наклонился ко мне. – Нет, я бы о тебе позаботился. Тебе что, было со мной плохо? Ты сама сказала: мы жили счастливо. Мы могли бы прожить так еще и год, и два! Но тебе обязательно надо было все испортить!
Он измерял мою жизнь несколькими годами, как у хомяка, и не понимал, чем я недовольна.
– Ты женился на мне, чтобы меня убить. И я должна быть тебе за это благодарна?!
– Я о тебе заботился, – повторил Антон. – Тебе не на что было жаловаться. Вини только себя.
Вот еще одна причина, почему я до сих пор оставалась жива. Не только из-за того, что им предстояло все согласовать, решить, где будет лежать мое тело, инсценировать драку… Антону было очень важно заявить о моей вине. Произнести вслух – и тем самым утвердить окончательную версию происходящего.
Я была плохой женой. Вот почему меня убили.
Ему требовалось самооправдание, и он решил держаться мысли, что я заслужила свою смерть.
Меня охватила ярость, кровь прилила к лицу.
– Твоей новорожденной дочери тоже нужно было винить только себя?
Антон врезал мне с такой силой, что Сашин удар показался легкой оплеухой. В глазах запульсировали желтые и темные пятна.
Время разговоров закончилось.
Он снова замахнулся. Выбитые зубы, сломанные кости и кровоподтеки спишут на Сашу. Антон собирался отвести на мне душу, и его не остановило бы даже то простое соображение, что девушка ростом с клопа вряд ли способна так отделать взрослую женщину.
Я закричала. Завизжала из последних сил, надеясь на случайных прохожих, подростков, бомжей, наркоманов…
Антон с наслаждением врезал мне снова. Он боялся драться с Беспаловым или Германом и зарезал их исподтишка, со спины. Но с женщинами, тем более, связанными, опасаться было нечего. Я видела упоение в его глазах.
– Всё, хорош! Завязывай!
Второй подошел и оттеснил Антона, сунув мне в рот скомканную тряпку. На ней расплылись капли крови из моего носа. Скосив глаза, я видела, как ткань темнеет – из носа текло, как из открытого крана. Голова кружилась. Смешно, но я всерьез боялась упасть, завалиться набок. Я бессильно что-то мычала – звук вырывался скорее по инерции, чем из-за осознанного усилия. Теперь услышать меня никто не мог.
Надо мной склонился Антон. Напряжение в плечах резко ослабло – нас с Сашей отвязали друг от друга. Ее отнесли к окну, а я осталась возле стены, избитая, с грязной тряпкой во рту. Неумолимо накатывала дурнота. Я отчетливо поняла, что эта опустевшая комната с грубо заколоченными окнами и трещинами на стенах – последнее, что я увижу. Короткий столб солнечного света, низкий потолок… Сквозь мутную пелену черные балки напоминали огромных рыб, плывущих наискось вверх, к лучам.
Саша пришла в себя. Пыталась заорать, но ей тоже заткнули рот. По шее у нее стекала струйка крови. Костяшки на правой руке были разбиты.
Необъяснимо и глупо, но в ту секунду я почему-то думала не о жуткой участи Саши, не о маме с папой и не об Эмме… Я думала о драповом пальто, которое никто не вынет из гаража. Ветшать ему, изъеденному молью, отсыревать, медленно разлагаться, пока сосед не спохватится и не выкинет его в мусорный бак. Бедный мой старенький призрак. Мой единственный друг.
– Все, кончаем, – суховато сказал Антон и завязал вокруг шеи разорванные края объемного синего пакета. Этот пакет, закрывший его до колен, делал моего мужа похожим то ли на мясника, то ли на уборщика.
Я задергалась в тщетной попытке разорвать веревки.
Желтые и черные пятна перед глазами вспыхнули еще ярче, и одно из них оформилось в мешковатую мужскую фигуру в спортивном костюме. Фигура появилась из соседней комнаты, перешагнула через неподвижное тело убитого парня и громко позвала:
– Э-э, орлы!
Оба человека в комнате дернулись, как от выстрела.
– Полиция. Дурить не надо, – успокаивающе сказал мужчина. Когда пятна раздвинулись, я разглядела, что он довольно крепкий, хоть и с брюшком. Лицо потрепанное, под глазами мешки. – Ножик брось, сокол. Не в меня, а в сторонку. И чтобы в барышню не прилетело случайно.
В руках мужчина сжимал пистолет. Он держал Антона на прицеле.
Они кинулись на него одновременно, без всякого сигнала. Грянул выстрел, эхо дробно разбежалось по комнатам, оглушив меня, и над просветом в крыше взметнулась стая птиц. Три фигуры слиплись в ком, из которого доносились вскрики, удары и мат. Нелепо трещал мусорный пакет.
В тот миг я поняла в полной мере, что значит терять вспыхнувшую надежду. Лучше бы ее не было. В том, что Антон со своим подельником управятся с бедолагой, не оставалось никаких сомнений.
Через центральную балку перевесился человек и по-кошачьи мягко спрыгнул на пол. От изумления я перестала стонать. Саша смотрела на него не отрываясь, как на привидение. Мне почудилось, будто в сумраке глаза пришельца сверкнули, словно расплавленное серебро. Что мне точно не
