Людмила Бояджиева - Золотая рыбка
— Уснули от переутомления. Сосуды барахля. Так не далеко и до инсульта.
— Ты прав, старик, пора, ох как пора расслабиться. Такая хренотень приснилась, не приведи Бог!
— Так будем работать, или сегодня выходной?
— Никаких простоев! Время не терпит… Хочу в отпуск податься.
— На Гавайи, небось, с супругой? Или к родне, в Италию? — Дима орудовал у компьютера.
— К родне… — Марк подошел к открытому окну, глубоко вздохнул ночной воздух с привкусом дымка. Опустил веки и постарался вернуть спокойствие. Делай все как всегда. И сматывайся, у меня голова раскалывается. Похоже на гипертонический криз.
— Положите, горчичничек на затылок… Э-э… не понимаю…
— Сбился?
— Да уж третий раз выхожу на линию… Не понимаю!
— Что?
— Нули, маэстро. Счета аннулированы. Отбой.
Какая-то страшная догадка обожгла Россо. Он быстро погасил свет в комнате и ринулся к окну. На фоне бледного, усеянного мелкими звездами неба торчал обрубок ствола. Верхушки у елки не было…
Глава 36
Алла не видела мужа вторые сутки. У Комитетчиков, как называла она «контору» мужа, произошло ЧП. Обмозговав с Катериной ситуацию, они поняли, что случилось долгожданное и безрадостное событие — в Москву прибыл «ревизор». Лицо чрезвычайной важности, загадочности и судьбоносного значения. На конспиративной базе Комитета, располагавшейся в окрестностях Москвы, собрадся весь состав «верхушки». Кроме того, туда был вызван муж Кати — Петр Шинковский, и сумасшедший Володя Мальцев. Попытки связаться с мужьями ни к чему не приводили — их телефоны были заблокированы.
Москву и Подмосковье накрыл холодный антициклон с дождями. Уныло, мокро, зябко даже при включенном камине и с развалом деликатесов на сервировочном столике.
— Представляешь, кусок в горло не лезет. — Алла оттолкнула подальше от дивана тележку. — Осетрина копечная развонялась, сил нет.
— Давай уберу. Я тоже насчет обеда — пас. Перекусили на скорую руку, и ладно. Хорошо, у меня свекровь с Танечкой занимется. С таким лицом кислым домой и показываться боюсь. Накидываются с расспросами. Говорю — зубы болят. Папа в срочной командировке.
— Зубы, зубы… Здесь мигрень — хоть стреляйся… — Алла подсунула под голову пестрые подушки и растянулась на диване. — Полагаю, сегодня они появятся… Если, конечно…
— Что «если»?! Что, Аллочка? — Присела рядом и схватила её за руки Катя. — Ты думаешь, у них там серьезно?
— Да что я могу думать? Торчишь здесь в полном отсутствии информации, никуда не позвонишь даже. И предполагаешь все, что душе угодно… — Она нервно хихикнула. — Может, наших мужиков к награде представили. А может, Кэт, мы уже вдовы…
— Ой, ну ты что… — Катя разрыдалась, утирая слезы подолом оранжевого кимоно.
— Шучу, — мрачно успокоила Алла. Сама она в утешениях не нуждалась, хотя уже холодила сердце ледяная догадка: не видать ей парижского дома как собственных ушей.
— Пойду своих ужином кормить. Звякни мне, если что, — тихо покинула комнату всхлипывающая Катя.
Непонятно почему, в абсолютно здоровую, но неприятно гудящую голову Аллы закралась идиотская мысль: а вдруг справедливость все же существует? А тогда, значит, существует и то, о чем талдычат неудачники — возмездие, расплата. Их обошли, обыграли более смелые, находчивые, предприимчивые… «Жестокие, бесцеремонные, подлые», — поправила Алла лезущего к ней с назиданиями воображаемого собеседника.
— Естественный отбор — закон существования живых организмов. Выживает сильнейший. Иначе биологическому виду грозит вымирание, — громко произнесла она проверенный жизнью тезис, прекращая дискуссию.
— К экзамену готовишься? — Неслышно подошла и встала у изголовья та, кого Алла меньше всего хотела видеть. Она поднялась и протерла глаза.
— Ты мне снишься? Или я все же напилась?..
— Пожалуй, я присяду. Дверь была открыта, стучать я не стала, мне показалось, что ты спишь. Хотела сделать сюрприз.
— Инка, ты?! — Алла окончательно пришла в себя. Призраки не являются в мокрых плащах и шмотках с фирменными лейблами. Наметанный глаз Аллы заметил ярлычок на уголке черной косынки, повязанной на шее гостьи. — Вот это да! Стоит выпить.
— Потом. Я на пару минут. Недавно приехала, много дел.
— Ты же никогда здесь не была. Как ты меня нашла?
— Это просто. Я ведь по делу. Мне, собственно, нужен твой муж. Он появится с минуты на минуту.
— Полина… Что происходит? — запуталась в предположениях Алла.
— Сама знаешь. Не любишь ведь комаров и слепней. Сядут, вопьются и вытягивают из тебя соки… Кровососущие. Вы все — ещё хуже. Обезумели от жадности, от соблазна легкой наживы. А на ком наживаетесь, Алла?
— Вот уж лекция не по делу! Сама точно такая же, и твой Глеб — ничуть не лучше. Уж не знаю, ты ли одна денежки «Оникса» хапнула, или на пару с Сарычевым. Но сработали чисто, и ещё папашу невинного угробили, — перешла в наступление Алла.
— Я, конечно, сволочь: закрывала глаза на правду. Уж очень соблазнительна роскошь. Человек должен жить достойно. А достойный человек комфортабельно. Мы с тобой этой философией от реальности загораживались.
— Какой реальности? Только не говори о бомжах, беспризорных, нищих старухах, калеках… Не мы теорию коммунизма писали и в Политбюро заседали. Мы пользовались ситуацией. А если грабили, то награбленное.
— Не стоит об этом. Я никого не грабила, мой отец тоже. Ты даже не попыталась помочь мне, я чудом осталась жива. И лишь чуду было угодно вложить в мои руки меч правосудия. Так говорили в старых пьесах… Эх, Алла, я вернулась не для того, чтобы исправлять исторические ошибки. Могу лишь дать маленький урок на тему попранной справедливости… Ага! Как раз Геннадий Степанович подъехал. Сейчас он нам расскажет о своих делах и трудовых планах.
В комнате, стягивая на ходу кожаную куртку, появился коренастый человек с крупным простым лицом без растительности. Светлые брови и ресницы, сливались с кирпичной кожей, редкие волосы на темени едва прикрывали плешь. Он что-то хотел сказать, но, увидев гостью, осекся, сник, и прямо обратился к Полине:
— Ну что, что я мог сделать? Винтик, шестерка, лицо подчиненное… Геннадием меня зовут.
— Полина. Пришлось все же познаомиться… Темнить нечего. Я знаю про вас значительно больше, чем Алла. Вы имеете доступ к финансовой стороне Комитета. Именно к вам перешли деньги «Оникса», в похищении которых обвинили меня и моего отца. Сейчас вы напишете заявление в госпрокуратуру и в Министерство юстиции, в котором коротко сформулируете суть происшествия. А также укажете счет, с которого будет изъята известная вам сумма. Я могу произнести цифры вслух.
— Не надо…Сейчас…Сейчас… Я поднимусь в кабинет…
— Пишите тут. — Полина протянула бумагу и ручку.
Смахнув с кофейного столика журналы и коробку конфет, Геннадий присел, взял у гостьи бумагу, ручку и торопливо начал писать. Остолбеневшая Алла осталась в кресле, глядя как супруг подписывает собственный приговор. Быстро справившись, он протянул заявление Полине:
— Я указал, что копии направляются в суд, в следственный отдел…Вот, вот чистые листки с моей подписью.
Гостья даже не просмотрела бумаги. Ее глаза не отрывались от Геннадия:
— Именно этого я и ждала. Вы зря хватаетесь за сердце. В данный момент вам ничего не угрожает. Но может случиться все, что угодно. Завтра, ровно в восемь утра, все средства Комитета должны быть перечислены на счет, который появится на вашем компьютере в шифре известной вам эмблемы. Не пытайтесь хитрить. Помните, введены в действие чрезвычайно мощные силы. Эффект может превзойти все ваши ожидания. В случае не подчинения на месте офиса Комитета останется горстка пепла. Он не радиоактивен, но в качестве удобрения больше подойдет обыкновенный навоз. Прощайте.
Она бесшумно выскользнула в незапертую дверь. Супруги не слышали ни шагов по дорожке, ни окриков охраны, ни звуков отъезжающего автомобиля. Они долго пребывали в полной тишине. Наконец, побледневшая Алла дотянулась дрожащей рукой до бутылки с минеральной водой и глотнула прямо из горлышка.
— Ты что-нибудь понял?!
— Еще бы! Эх, блин! Разлюли-малина! Чего ж тут не понять?! В субботу прибыл «ревизор»!
— Сам Крафт?
— Его правая рука. Собрали экстренное заседание, весь мозговой центр. На повестке дня полная перестройка. Революция сверху донизу. Глвное перепрятать денежки, поскольку тайники, ну, то есть счета, могут быть засвечены. Все заметили — Красновский в отключке. Полностью мужик вырубился. Ноль эмоций. А Володька Мальцев говорит: погодите в Кащенко звонить, это «пациент» мой. Посидел с ним запершись, повздыхал, вышел белее мела. Шепнул что-то нашему спецу по банковским делам. Тот к аппарату. Пошуровал, туда-сюда команды гоняет — пшик! Докладывает: Мальцев точно узрел, — Россо прошел психообработку и то ли под гипнозом, то ли под химией какой-то дочиста свой «Атлант» обесточил. Ну, то есть до копеечки… Писецкий, налив себе полстакана коньяка, осушил его одним махом. Он никогда не был с женой столь разговорчив. У ошеломленной Аллы вырвался короткий вопрос:
