Королевы бандитов - Шрофф Парини
Какова бы ни была история появления легенды про чурел, самое печальное заключалось в том, что она не сработала. Эта страшилка не остановила поднятую руку Рамеша, Самира, Бада-Бхая и многих других. Мужчины могли присвоить женщине ярлык «чурел», чтобы лишить ее женственности, и они же могли отобрать его, чтобы лишить ее власти. Но как и во всех остальных случаях, это был только их выбор.
– Добро пожаловать, Гита из «Гита’с Дизайнз», – с ледяной вежливостью произнес Бада-Бхай. – Мы тебя ждали. Присаживайся.
Он сделал знак Рамешу. Тот, порывшись в шкафу, достал оттуда сари – оранжевое, то, которое сам ей подарил, – и принялся методично обматывать отрезом длиной девять ярдов Гиту и второй пластиковый стул. Он сделал четыре оборота – как свадебные феры, когда жених и невеста обходят вокруг священного огня, принося обеты, – и завязал два свободных конца так крепко, что стул под Гитой подскакивал на каждом узле. Три узла он сделал сейчас, чтобы привязать ее к стулу; три узла – много лет назад на ее свадебном ожерелье: первый узел символизировал послушание жены мужу, второй – ее долг перед его родственниками, а третий… Значение третьего в тот момент выпало у Гиты из памяти, потому что ее сильно отвлекали.
– Не надо, – остановил Бада-Бхай Рамеша, когда тот хотел соорудить для Гиты кляп из ее блузки-чоли, такой же, как у Салони. – Я хочу с ней поговорить.
Гита окинула взглядом Бада-Бхая. Он в отличие от них троих был в обычной, повседневной одежде, в простой тенниске и джинсах, не годившихся для праздника, и стоял с непринужденным видом, прислонившись плечом к стене и скрестив над внушительным животом руки, в одной из которых поблескивал револьвер. Конечности у него были тощие, и пузо в сочетании с ними казалось необъятным, выдавая человека, который забыл привести свои гастрономические привычки в соответствие с возрастом. Сандалии при входе в жилище Гиты он снять не потрудился – редкое явление в Индии. В целом этот гражданин казался здесь таким же неуместным, как и все происходящее в доме.
– Ты в порядке? – спросила Гита, обращаясь к Салони.
Вопрос был глупый, но та кивнула. Тогда Гита повернулась к Бада-Бхаю:
– Что тебе нужно? Деньги?
– Сомневаюсь, что у тебя они есть. Посмотри вокруг – у тебя даже телика нет. А это что? Радио?! Господи… – Губы Бада-Бхая презрительно скривились под усами. – Не деревня, а какая-то допотопная дыра! Как вы тут все вообще живете? В прошлом веке?
– Эй, у бедя дфа телика, подял? – прошамкала Салони через кляп. – Мы не отсталые. У дас дафе есть пхонари` да до́дечдых бададе`яф.
– Чего?..
– Фонари на солнечных батареях, – перевела Гита.
– Слушай, халкат ранди[166], – указал на нее пальцем Бада-Бхай, – ты меня жестко поимела. Из-за тебя я лишился лучшего поставщика тхарры, ты выпустила моих подопытных свинок… псинок… собак-тестировщиков, на которых мы эксперимент ставили, и что самое ужасное – ты меня выставила дураком перед моими людьми!
– Тогда бери фоего парфывого пса и вали нафиг, – предложила Салони; ткань чоли, из которой был изготовлен кляп, у нее уже начала пропитываться слюной.
– Нет! – выпалила Гита.
– Забудь про пса. Я не могу допустить, чтобы люди думали, будто Бада-Бхай не способен отомстить, если его поимели. Нельзя быть авторитетом, если ты слабак, – заявил Бада-Бхай, он же Чинту, и достал из сумки два прозрачных пакета с жидкостью. – Поэтому теперь моими тестировщиками будете вы.
– О, – оживилась Салони, – это не вино, слуфяйно? Я уфасно хошу попробовать вино! Если это вино, дафай его сюда!
– Он сказал, что мы будем «тестировщиками», а не «дегустаторами», – покачала головой Гита. Здесь разыгрывалась какая-то оголтелая буффонада: Рамеш ковырял в носу от скуки, Бада-Бхай то грозно нацеливал на женщин пистолет, то вдруг, забыв, что у него в руке опасное оружие, почесывал стволом собственный подбородок или в задумчивости постукивал им себя по виску. – Это тхарра с метанолом.
Салони с отвращением поморщилась:
– Ой, нет, сфасифо, не нафо. Я как-нифудь офойдусь.
– Эй! – Бада-Бхай кинул на стол пакеты с тхаррой и шарахнул свободной от оружия рукой по стене так, что женщины вздрогнули, после чего многозначительно поводил у них перед носом пистолетом. – Это вам не ресторан в четырехзведочном отеле, поняли, вы, халкат ранди?! Это месть! Ты меня обокрала, Гита. Ты меня поимела. Хочешь спасти всех собачек в Индии? Тогда тебе придется ослепнуть вместо них.
– А оно тебе реально надо, Чинту? Именно так отомстить? – поинтересовался Рамеш, не сводя глаз с самогона в пакетах. Было очевидно, что ему страсть как хочется выпить. Настоящий алкоголик не в силах отказаться даже от испорченного пойла. – Вообще-то, месть крутого авторитета должна быть скорой и ужасной.
Бада-Бхай нахмурился:
– И что ты предлагаешь?
– Отрежь ей палец на руке или на ноге. Это будет четкое послание. Авторитеты так и поступают.
– Ну ждо́рово! – промычала Салони; из-за того что кляп промок, ее речь сделалась еще более невнятной. – Фы фрям хероишеский херой. Так с женой обрашшаца…
– Гиту нужно поставить на место, – сказал Рамеш Бада-Бхаю. – Посмотри на нее! За десять лет она мне даже ребенка родить не смогла. Ни одного! – Тон его из презрительного сделался просительным: – Ты сказал, что разберешься с авторитетами из Бароды, Сурата и Раджкота, которые сидят у меня на хвосте, если я отдам тебе Гиту, и еще подкинешь мне бухла. Не какой-нибудь там вонючей тхарры, а нормального, не забыл? Хорошего, импортного, да?
Бада-Бхай покосился на него:
– Слушай, я обычно не говорю такого своим покупателям – это плохо для бизнеса и все такое, но сдается мне, у тебя из-за алкоголя могут возникнуть проблемы.
– Могут?! – фыркнула Салони.
– Заткнись, сука. Считаешь себя слишком умной, да? – прошипел Рамеш. – Эту мы можем убить, Би-Би. Но Гита нужна мне живой. Ее дурацкое хобби оказалось прибыльным, а поскольку все, что она зарабатывает, принадлежит мне…
Гита с трудом сдержала крик. С тех пор как она некоторое время назад переступила порог своего дома, ее единственной задачей было выжить. Она надеялась, что если им с Салони удастся выйти из этой передряги целыми и невредимыми, Рамеш опять уйдет, найдет какой-нибудь другой город, чтобы начать свои грязные делишки с чистого листа. Но уцелеть только ради того, чтобы снова жить с ним… это нельзя было назвать победой.
Бада-Бхай окинул взглядом обеих женщин.
– К толстухе у меня нет предъяв. Это Гита меня поимела. Я нашел собак на улице, вызвал ветеринара, который сделал им прививки и стерилизацию. Все это было не бесплатно, знаете ли. А потом явилась она и всех выпустила. Как думаете, хоть одна тварь неблагодарная потом вернулась?
– Офалфеть. Нет, фто ли? – выразила удивление Салони.
Бада-Бхай надвинулся на нее:
– Завали хлебало, женщина. Оглядись вокруг: ты не в том положении, чтобы выступать.
– Кстати о нафем полофении. Какие у фефя планы, Чинту? – спросила Салони. – Могу я дафывать фебя Чинту?
– Я предпочитаю, чтобы меня называли Бада-Бхай или Би-Би.
Салони нахмурилась:
– Биби[167]? Нам к тебе как к леди обращаться?
По бурной реакции Бада-Бхая можно было догадаться, что он уже и раньше сталкивался с подобным недопониманием.
– Да не биби, а английские буквы Би-Би, сокращение от Бада-Бхай! Ясно?! Рамеш сказал, никто не перепутает… Ладно, слушай, я еще с этим железно не определился. Пока думаю.
– Угу, яфно… Э-э… фы не фожражаешь?.. – Салони мотнула головой.
– Чего? А, ну да. – Бада-Бхай расслабил узел на самодельном кляпе, и пожеванная чоли повисла у Салони на шее.
– Уф, а не возражаешь, если я в туалет сбегаю? По-маленькому. Я столько выпила, и…
Бада-Бхай так на нее зыркнул, что Салони закашлялась:
