Опасная игра бабули. Руководство по раскрытию собственного убийства - Кристен Перрин
Я отдаю маме толстую папку с именем папы на обложке.
– Это тебе. Ты просила ее забрать, и я немного полистала, но думаю, сейчас мне это не особо интересно.
Мама с печальной улыбкой смотрит на папку.
– Хорошо. Я сохраню ее до тех пор, пока тебе не станет интересно. Знаешь почему, Энни?
– Почему?
– Потому что здесь он как на ладони. Он не очень хороший человек, и теперь, когда мы обе попали в газеты, может снова объявиться.
Я молча размышляю над этим. Мамино возвращение в мир искусства наделало достаточно шума, а моя история попала в заголовки по всему миру. То, что я раскрыла два убийства и стала наследницей, уже само по себе интересно, но раскрыть убийство бабушки, о которой я даже не знала… Заголовки говорят сами за себя: «ЭННИ АДАМС: ТАЙНАЯ ВНУЧКА ЖЕРТВЫ ДАВНЕГО УБИЙСТВА ПЕРЕВЕРНУЛА С НОГ НА ГОЛОВУ ВЕСЬ ГОРОД».
– Придешь потом в поместье на ужин? – спрашиваю маму.
Она вздыхает.
– Мне так хочется поскорей вернуться в новую студию. Поэтому я сразу поеду домой, если не возражаешь. Но в октябре приеду на похороны, обещаю.
Уолт осторожно подходит к нам и с тоской смотрит на маму. Я его понимаю. Мама олицетворяет для него дочь, которой у него никогда не было, и эхо женщины, которую он любил и потерял. Когда он поворачивается в мою сторону, его глаза на долю секунды округляются при виде моей футболки из секонд-хенда. Я надела одежду, которую купила, когда в первый раз заглянула в магазинчик подержанных вещей в Касл-Нолле, – вельветовую юбку и заправленную в нее выцветшую футболку с музыкальной группой. Надпись уже едва различима: «The Kinks на концерте в Глазго, 1967».
– Я думал, что избавился от этой футболки, – едва слышно бормочет он и слегка краснеет.
– Я нашла ее в секонд-хенде, – с гордостью сообщаю я. – Знаете, мне всегда нравилась песня You Really Got Me.
Уолт смеется и кивает:
– В таком случае я рад, что футболка нашла новую хозяйку.
– Если есть и другие, я с радостью вас от них избавлю, – с улыбкой предлагаю я.
– Кажется, где-то завалялась футболка с Pink Floyd. Оливер не оценил ее по достоинству. Поищу для вас. Приятно будет подарить ей новую жизнь.
Мне хочется поблагодарить Уолта за то, что он посылал деньги нам с мамой, пусть даже всего несколько дней. Ради этого он действовал за спиной тети Фрэнсис, не согласившись с ее решением. Думаю, Уолт просто хотел хоть в малом помочь семье Эмили. Пусть лучше считает, что я не знаю об этом.
Повисает неловкая пауза, и наконец детектив Крейн многозначительно смотрит на меня:
– Нам пора, Энни, чтобы прибыть вовремя. Мы же не хотим пропустить такую важную встречу.
– Хорошо, – отвечаю я.
Сгорбившись, Роуз сидит за столиком напротив меня и детектива Крейна. В основном она смотрит на детектива, причем с удивительным доверием в глазах. Похоже, он ей нравится. А при каждом взгляде на меня ее передергивает, но ненадолго. Она как будто не понимает, кто я, хотя и знает, что я одна из тех, кто причинил ей боль.
Рядом с ней сидит врач – мужчина лет сорока. Видимо, он здесь, и чтобы защитить ее права, и чтобы успокоить при необходимости.
Я не знаю, с чего начать. Я могла бы сказать «Спасибо, что согласились встретиться», но у нее не было выбора. Могла бы сказать «Приятно снова вас увидеть», но это не так. К счастью, почувствовав мои сомнения, Крейн берет инициативу в свои руки. В конце концов, я здесь лишь потому, что он разрешил поехать с ним. А ему позволили увидеться с Роуз только потому, что он должен закрыть оба дела об убийстве.
– Здравствуй, Роуз, – начинает он. – Мы решили, что будет полезно поболтать. Просто кое-что прояснить. Никто не собирается расспрашивать о том, чем ты не готова поделиться. Ты уже призналась, и суда не будет, мы просто хотим излечить старые раны. Как ты на это смотришь?
Роуз бросает на меня быстрый взгляд и меняет позу, как будто сдуваясь.
– Я пыталась хорошо к тебе относиться, – говорит она. – Пыталась, но ты все время мешала.
Я даже не знаю, к кому она обращается – к Эмили, маме или ко мне. Я вроде бы должна злиться на Роуз, но мои чувства так запутались, что в них трудно разобраться. Когда она убила Эмили, ей было семнадцать. Наверное, мне просто хочется знать, сожалеет ли она.
– Я с удовольствием рассматривала фотографии в альбоме, который вы мне подарили, – говорю я.
По крайней мере, это правда. Я дорожу ее альбомом, хотя и немного грущу, разглядывая фотографии. Я поставила фотографию Эмили, уже беременную мамой, в библиотеке, вместе с другими памятными вещами тети Фрэнсис.
Роуз смотрит в пространство, но потом снова резко возвращается ко мне, прожигая взглядом.
– Ты ждешь извинений, – внезапно говорит она. – Но не получишь их. Эмили надо было остановить.
Теперь мои смешанные чувства немного проясняются. После этого я уже без колебаний могу высказать все, что думаю.
– Роуз, – начинаю я, пытаясь сохранять спокойствие. – Вы понимаете, что, если б не убили Эмили, Фрэнсис могла забыть о том предсказании? Я читала ее дневник. Она решила, что предсказание начало сбываться, когда нашла ваши записки с угрозами в кармане юбки. А потом ее страхи подпитывало исчезновение Эмили. Она считала, что, возможно, убить собирались ее, а не Эмили. Вы хотели защитить Фрэнсис от Эмили, но в итоге Фрэнсис жила в страхе, который вы помогли распалить.
От моих слов Роуз дергается, как от удара, и моргает. В ее глазах нет слез, и, судя по тому, как меняется ее лицо, я понимаю, что она составляет из моих слов историю, которая нравится ей больше.
Детектив Крейн мягко берет меня за локоть – под столом, чтобы никто не увидел. Искры моего гнева тускнеют, остаются лишь угли враждебности, и они наверняка будут тлеть еще долгие годы.
Видимо, только так и бывает, когда раскрываешь убийство. Даже когда складываешь все фрагменты воедино, преступление все равно остается возмутительным актом.
