Мила Бояджиева - Сердце ангела
— Проверь старика. И объясни ему ещё раз внятно, — если что не так, прямо здесь его шлепну, — пообещал Танцор.
Лаврик направился к связанному Хозяину, лежащему у лестницы, словно мешок.
— Ну, если что не так, козел… — Выразительно замахнулся Лаврик.
— Смотрите, сами не перепутайте. Это северная башня. Направо восточная, где прячется русский. Прямо — южная, откуда появится дама. А слева, слева западная, сейчас там звонит колокол. Представление начнется с двенадцатым ударом. Как я предупредил. А убивать меня вы не станете — здесь больше нет никого, кто сможет провести вас к лесу подземными ходами, пояснил старик, теперь-то разобравшийся, каких «зрителей» проводил на башню.
— Постой, постой… Эй, Танцор! Этот безглазый болтает что-то не так…
— Ну, быстрее. В чем дело? — Ощерил бульдожью пасть Танцор.
— Пусть он скажет, где фокусник.
— Говори! — Танцор пнул старика ногой.
— Вы же слышите, звонит колокол! Он не может это делать сам по себе, господа. В колокол звонит Флавин.
— А кто же появился на стене? — Присмотрелся в прицел Лаврентий.
— Дублер. Так всегда бывает в цирке.
Что-то засвистело и забулькало. Лаврентий, поднявший было ногу, чтобы пнуть сухое вздрагивающее тело, изумленно замер: лицо слепого исказила жуткая гримаса. Но это был не страх, не судорога предсмертной боли — старик счастливо смеялся.
— На место, Берия! — Скомандовал Танцор. — Началось!
Оба стрелка прильнули к своему оружию С серого неба сыпала, закручиваясь в воронки, мелкая снежная крошка. Внизу с запрокинутыми лицами притихла толпа.
По гребню стены медленно, словно прогуливаясь, двигался высокий гибкий человек в распахнутой черной куртке. Дублер не обратил ни малейшего внимания на зрителей, не раскланялся, не сделал приветственного знака. Но он был невероятно похож на Флавина.
… Гулко и мерно ударил в тишине колокол. Из окна Вита видела, как на верхушке стены у противоположной башни появился Флавин. Перед ним лежала каменная дорожка с редкими столбиками по краям. Он на секунду прижался к холодным камням, словно рассчитывал свой последний маршрут. Потом посмотрел вверх, ища глазами Виту, и еле заметно кивнул ей. В центре дорожки зияла чернота распахнутого люка. Крис выпрямился и сделал первый шаг навстречу своей смерти…
Когда Флавин направился к открытому колодцу, Игорь почувствовал, что представление движется к концу, едва начавшись. Он только что пришел в себя, услышав гул колокола и так и не понял, каким образом оказался на башне. Ясно было одно — старик, усыпивший его ночью, играл на другой стороне.
Обещанное им появление бандитов не состоялось. Старик солгал, говоря о тайном провале с пружинящей крышкой, и о том, что направит к нему убийц. Но человек на стене — отличная мишень, а значит, убийцы где-то рядом. Оглядевшись, Игорь вычислил — северная башня — лучшая позиция для снайперов. Он даже заметил, как блеснуло в бойнице стекло — оптический прицел искал жертву.
Колокол умолк. На стене у противоположной башни появилась белая фигура. Она стремительно двигалась вперед, навстречу Флавину. За спиной, словно лебединые крылья, трепетали полы белого плаща, светящимся ореолом вздымались на ветру золотые волосы. Крис и Вита шли навстречу друг другу к зияющей посередине черноте провала…
Не раздумывая, Игорь ринулся вниз. Он помнил лишь о следящем с северной башни прицеле и долях секунд, которые сейчас решали все. Он выбежал на гребень стены, поравнявшись с Флавином, оттолкнул его, перемахнул через колодец и обнял Виту, пряча её в своих объятиях. Успел! Это было так, словно они не виделись целую вечность и, наконец, встретились, соединившись для великой любви… Мгновение обрело емкость, соединив в себе реальность и мечты, прошлое и будущее, то, что происходило сейчас и что могло бы ещё случиться. И в это мгновение Вита принадлежала ему! Руки Игоря ощущали трепет её тела, он терял голову от запаха её волос и прерывистого дыхания, согревающего его щеку. Он был несказанно счастлив, слыша, как рассекают воздух летящий сквозь зимний свет пули.
Игорь падал, закрывая собой Виту, а огненные стрелы вонзались в его плечо, сердце. Толпа выдохнула крик ужаса, завыли полицейские сирены, внизу громко заплакал ребенок и загалдела, взмыв над замком, воронья стая. Все смешалось и расплылось, как на заезженной до дыр пленке в старом, очень старом кино.
Над Витой склонился Флавин:
— Вот и все, девочка.
В хрустальном шаре, стоящем на низеньком столике, растаяли смутные тени — замок на холме, мрачные башни, алые пятна на свитере Лесникова. Спокойно и весомо светились вычесанные на серебряном обруче слова «Да будет жизнь!»
Вита нахмурилась, села, кутаясь в теплую шаль. Огонь в камине разбрасывал по стенам пляшущие тени. За круглыми окнами баржи кружила метель.
— Но почему так печально? Рождественская сказка должна быть радостной. Вчера над нами кружил Ангел.
Крис обнял Виту.
— Она очень радостная. Мы вместе и теперь — навсегда. Мне позвонили из Нью-Йорка — компьютер доктора Ласкера перепутал снимки.
— Так опухоль все же была?!
— У человека по имени Джонсон и, надеюсь, совсем не опасная… Но если честно, детка, я пережил тяжелые дни.
Вита заглянула в прозрачные глаза Криса, на дне которых ещё таились льдинки нараставшего страха.
— Господи, я так люблю тебя, маг!
— Всегда любила, но не догадывалась об этом, — строго добавил Флавин.
— Знаю, знаю! — Поспешно добавила Вита. — Мы — избранные. Однако, ты здорово заставил меня пострадать, чтобы суметь оценит твою персону. жуткую биографию мне придумал. Фу! За такое сочинительство подают в суд. Бедная, бедная моя мамочка. Я никогда не расскажу ей, какие отвратительные идеи пришли в голову её зятю.
— Уверен, Голди умеет смеяться. Она не раз давала понять, как ненавидит слащавую рекламную показуху и грязные скандальчики желтой прессы. Я всего лишь сочинил пародию на газетную утку типа: «Тайна Виталии Джордан».
— Но почему ты так жестоко расправился с Лесниковым? Ревнуешь и решил поскорее убрать соперников? Вначале Элоиза, потом русского. — Она сокрушенно покачала лохматой головой.
— Извини, с Рисконти я был грубоват, но Лесникова сделал героем. Ему удалось, наконец, овладеть ситуацией. Влюбленный агент выполнил распоряжение шефа и, надеюсь, покорил сердце дамы.
— Что же станет с ним на самом деле? — Нахмурилась Вита. — Боюсь, положение бедняги далеко не так завидно.
— Надеюсь, все же, мое пророчество относительно московского мафиози сбудется. Негодяя ждет справедливый суд. На этот счет у меня есть кое-какие планы, только это другая история.
Обняв Флавина за шею, Вита прижалась к нему:
— Мне и вправду всегда хотелось спрятаться на твоей груди. Но как ты мог подумать, что я захочу забыть эту нашу ночь? Разве ты ещё не понял, я только теперь появилась на свет — живая, настоящая.
— Мне было страшновато сегодня утром. — Крис поднял на Виту виноватый взгляд. — Казалось: встанешь, простишься, уйдешь. Поэтому я и начал придумывать сказку. О том, что нам не жить друг без друга.
— Но ты и вправду мог убить себя, Крис? Фантастика! Посмотри, у меня восторженные, преданные глаза. — Вита приблизила сияющее лицо.
— Я не задумываясь сделаю это ради тебя, Жизнь…
— Я тоже… Я хотела исчезнуть в том черном колодце, чтобы спасти тебя… Но мне так… мне так хотелось жить! В солнечном домике на берегу озера… Просыпаться и засыпать рядом с тобой, растить малышей. А ещё придумывать вместе номера и фильмы, в которых появимся мы оба… Господи, как страшно было бы уйти без всего этого… — Блеснувшие слезы скатились по чудесным персиковым щекам.
— Не плачь, детка. Прошу тебя — я придумаю другую сказку. Вот смотри. — Порывшись в карманах куртки, Крис достал письмо. — Это послание от отца Гавриила. Он приглашает меня на остров Сими.
— Вот это великолепно! Так это действительно Сократ?
— Не знаю, милая. Вряд ли. Но этот человек непременно обвенчает нас. Они притихли, прижавшись друг к другу, и слушая, как гулко и радостно что-то бьется внутри.
— Крис…
— Что?
— Тук, тук, тук… — это стучит у тебя в груди?
— В душе. В душе, в груди, в голове — везде. Но не у меня — у нас. Это наше общее сердце. Сердце Ангела.
— Крис…
— Ау?
— Поцелуй меня…
