Алексей Макеев - Московский инквизитор (сборник)

— Так мы же его и брали, — объяснил Стас. — Только почему он вдруг Ухо стал? У него же «погоняло» Кругляш было? Ладно, черт с ним! Ну и что там дальше было?

— Не знаю, чем уж Прост ему приглянулся, но он его под свою опеку взял.

— Так оба на голову отмороженные, — буркнул Крячко. — И вся разница между ними только в том, что один врач гениальный, а второй бандит законченный. Я дело Круглова очень хорошо помню, у него руки по локоть в крови! Та еще мразь! Кстати, он наркотой баловался. И вот у меня какая мысль возникла: а не мог Прост в медпункте что-то такое для него готовить?

— Не знаю, — задумчиво произнес Семен Степанович. — Как-то даже не думал об этом, потому что там вроде не из чего было.

— Такой умелец, как Прост, мог что-то придумать, — предположил Стас.

— Но даже если так, то Прост вышел осенью 2002-го, не мог же он наготовить для Уха много этой отравы впрок? У того бы ломка началась, а уж это я бы точно узнал. Ну вот вроде и все, что могу сказать.

— Черт! — воскликнул Стас. — Нужно будет сейчас в колонию позвонить и узнать, как там Круглов поживает — кажется, мне есть о чем его расспросить. Только там уже, наверное, рабочий день кончился.

— Да я тебе и без них могу сказать, что не живет он больше — свои же его кончили, потому что зарвался и беспредельничать начал. Заточку в бок, и вся недолга!

— Все равно придется еще и его дела поднимать, и ваше, и наше, — вздохнул Крячко. — Круглов же к моменту смерти уже семь лет отбыл, вот и надо выяснить, кто к нему приезжал, писал, посылки присылал.

— Только мать ему писала и посылки отправляла, а вот приезжать — никто не приезжал, старая она у него уже была, не осилила бы такую дорогу.

Поблагодарив Семена Степановича за помощь, Стас с тяжким вздохом написал запрос в архив суда на уголовное дело еще и Круглова Леонида Михайловича. Его деятельная натура категорически не переносила длительное копание в бумагах, вот он и затосковал, предчувствуя неизбежное. Отнеся запрос в приемную Орлова, Стас вернулся и позвонил в Псковскую область начальнику оперчасти.

— Народ! Вы чего резину тянете? Неужели так далеко дело Тихонова заныкали, что до сих пор найти не можете?

— Станислав Васильевич, нашли мы его, но вам же запросить свое из архива суда еще проще было, — попытались урезонить его.

— Да вон оно лежит, дожидается, когда я до него доберусь. Но своими-то словами можно сказать, что собой Тихонов представлял? — спросил Стас и тут же получил в ответ:

— Сволочь он!

— Ну, это я и сам знаю! Ты меня, друг сердечный, подробностями обремени! Мужского достоинства он у вас там лишился?

— А то где же еще? — рассмеялся тот. — Понимаете, он тут своими подвигами решил похвалиться, а был у нас один мужик из самых простых работяг, и отбывал он как раз за то, что убил парня, который его дочь изнасиловал. Послушал он Тихонова, а потом с другими мужиками подловил его, ну и… Сами понимаете! Да еще и пригрозили, что если хоть одной живой душе расскажет, кто его так, то его просто убьют. Ну, я-то правду знал, но никому ни гу-гу, потому что по заслугам этот гад получил. Кстати, его после этого Мерином стали звать, да и опустили потом. Так что он в полной мере получил за то, что с той девушкой сделал! Что такое расстрел по сравнению с таким уродством? По мне, так намного хуже!

— Ему кто-то писал, посылки присылал, на свидания приезжал? — спросил Стас.

— Только мать. По документам она еще довольно молодая женщина была, а с виду — старуха старухой. Как я понял, после того как Мерина посадили, от нее муж ушел, так что вся ее жизнь под откос пошла. У меня вот тут записано, что последний раз она к нему приезжала в 2001-м, а потом… Слушайте, а потом от нее и писем-то не было. Может, умерла? Но сюда ничего не сообщали. Вы документы-то посмотрите, этот гад из очень непростой семьи был, видать, с детства забалованный, вот и решил, что ему все позволено. Он и здесь себя поначалу попытался барином вести, за что и поплатился. Документы на УДО подавал, но получил отказ, так что отбыл свой срок полностью и освободился в январе 2003-го.

— Ладно, спасибо за информацию, буду дело изучать.

С тяжким вздохом Крячко взял дело и стал читать. Что-то он действительно читал очень внимательно, что-то пробегал глазами, а акты экспертиз просто пролистывал — ему это было не надо. Не так уж много времени он затратил на то, чтобы понять суть произошедшего, а потом закрыл дело и отложил его в сторону. Теперь предстояло самое для него трудное — свести воедино всю полученную информацию. То, что для Гурова было делом нескольких минут, заняло у Стаса гораздо больше времени, и хотя картина получилась, в общем-то, целостная, но на ней еще было немало белых пятен. Самое главное, что так и не нашлось ответа на вопрос: к кому же все-таки приехал в Москву Прост? Даже если предположить, что Круглов, с которым он на зоне некоторым образом скорешился, дал ему к кому-то рекомендацию, то к кому? И самое поганое, что у Круглова уже не спросишь!

Стас складывал все составляющие этой мозаики и так и эдак, но пустые места все равно оставались. Из-за своих телефонных разговоров он не успел вовремя пообедать, так что есть хотелось немилосердно, и он решил отправиться в столовую, но тут зазвонил телефон.

— Ох, помру я здесь голодной смертью, — пробормотал Крячко, с тоской глядя на аппарат, и решил сначала не брать трубку, но потом вздохнул и все-таки взял.

Оказалось, что ему звонили из бюро пропусков, где какая-то Хорькова рвалась его увидеть.

— Какая Хорькова? Я ее не вызывал!

— А она утверждает, что вызывали, она к вам специально из Твери приехала. Вот, она говорит, что у нее девичья фамилия — Потапова.

— Пропускай ее немедленно! — заорал Крячко. — Я ее с самого утра жду! — И, положив трубку, решительно заявил: — Сегодня же скажу жене, чтобы она мне впредь с собой хоть бутерброды собирала, а то ведь действительно помру!

Потапова оказалась самой обычной, заурядной, просто одетой женщиной, и ничто в ее внешности не выдавало ее бывшей профессии. Она вошла немного испуганно, прижимая к себе сумочку, и на предложение Стаса присесть, несмело опустилась на краешек стула. «Да та ли это Потапова?» — удивленно подумал Крячко, глядя на нее.

— Скажите, а мамины сережки действительно можно вернуть? — робко спросила она, и ее взгляд светился такой надеждой, что Крячко стало даже неудобно.

— Можно! — уверенно ответил он. — Дело это нескорое, хлопотное, но можно. — Он разложил перед ней фотографии Суховей, Проста и тех драгоценностей, что были при них найдены, и предложил: — Посмотрите и скажите, что вам здесь знакомо.

Галина тут же схватилась за фотографию сережек и воскликнула:

— Так вот же они!

— Что еще узнаете? Или кого? — продолжал Крячко.

— Ну, Светка это, Федюнчик ее, браслет тоже видела у… У женщины одной.

Стас положил перед ней лист бумаги.

— Я вам сейчас буду диктовать, а вы пишите. — И, когда та послушно взяла ручку, продиктовал ей «шапку», а потом остальное: — На предъявленных мне фотографиях я опознала Светлану Николаевну Суховей, с которой вместе снимала квартиру по адресу… Сами укажите и адрес, и с какого по какой год… Когда работала в Москве…

— Станислав Васильевич, мой муж ничего не знает, — испуганно прошептала Галина.

— И не узнает! — заверил он ее и продолжил: — Официанткой. Так же мной опознан ее любовник по имени Федор… Его отчество и фамилию знаете? — спросил Стас, на что она помотала головой. — Значит, так и пишите: отчество и фамилия которого мне неизвестны. Так же мной опознаны принадлежащие мне серьги из желтого металла с камнями красного цвета, которые были украдены у меня Суховей… Число, когда это произошло, поставите сами. Теперь подпись и сегодняшнее число.

— А про браслет? — удивилась она, отдавая ему листок.

— С ним не все ясно, так что нечего его сюда припутывать, — отмахнулся Крячко. — Теперь вот вам другой листок, и пишите заявление о том, при каких обстоятельствах и кем были украдены у вас эти серьги. — Увидев, как она растерянно застыла, глядя на бумагу, Стас сжалился и снова ей все продиктовал.

Галина старательно писала, а когда закончила, он взял у нее заявление и продолжил:

— Нужно будет еще предъявить доказательства того, что серьги действительно принадлежали вам или вашей маме, фотографии какие-нибудь сохранились?

— Да! Я вообще на всякий случай все-все документы привезла, — заверила его Потапова и торопливо полезла в сумочку. — Вот! — положила она перед ним старый, потрескавшийся по краям снимок. — Мне здесь пять лет, и я у мамы на руках сижу, а вот сережки эти у нее в ушах. Снимок, наверное, вам оставить надо? — спросила она и объяснила: — Я просто очень боюсь, что он пропадет, понимаете? Он последний, другого нет.

— Ничего оставлять не надо, — решительно сказал Стас и поднялся. — Мы с вами сейчас пойдем, отсканируем его, распечатаем и его, и отдельно крупно серьги, а оригинал вы заберете с собой. Пойдемте!