Совок 13 - Вадим Агарев
Потом мои плечи придавила процессуальная каторга почти просроченных уголовных дел. Над ними, так и не разгибая спины, я просидел до того момента, когда в дверях появилась Лидия Андреевна Зуева. Я испытал приступ небывалого счастья от того, что оторвался от бумаг. И губы мои растянулись на всю ширину физиономии.
Видимо, на моём лице Лида увидела такую неземную радость, что тут же расплылась в ответной улыбке.
— Я ведь тоже очень соскучилась, Серёжа! — подскочив ко мне, она ласково погладила меня тёплой ладонью по голове, а потом и по щеке, — Ты даже не представляешь, как!
— Пошли на командирский ковёр, любимая! — вернул я начальницу с небес на грешную землю, — Ты же к Данилину меня конвоировать пришла? — принялся я запихивать дела в сейф. — Я тоже скучал по тебе!
По пути к руководящему кабинету Лида дважды предпринимала попытки взять меня под руку. Но каждый раз мне удавалось, делая вид, что не понимаю её устремлений, ей воспрепятствовать. И к данилинской приёмной мы подошли сослуживцами, а не счастливой семейной парой.
— О! Наш герой наконец-то появился! — от столпившихся коллег у двери группы учета раздался голос моего заклятого друга, — Что, Корнеев, пока с голой грудью ходишь, не дали еще тебе ордена?
Сочный баритон бывшего первого зама был переполнен злорадством. И едва уловимый кавказский акцент добавлял в это злорадство колорита. Отыскав глазами Талгата Расуловича среди сослуживцев, я ему душевно улыбнулся.
— Зря вы, товарищ майор, так своё сердце рвёте! — добродушно посочувствовал я Ахмедханову, — Поверьте мне, зависть, это не самое достойное чувство для офицера советской милиции! А уж, если так припёрло, то завидовать лучше молча!
Не дойдя до бывшего первого зама трёх шагов я увидел, как злобно почернели карие глаза джигита. И решил не останавливаться на достигнутом. Не ради мести, а для того, чтобы всем и прежде всего самому Ахмедханову дать понять, что безнаказанно тиранить себя я не позволю.
— Это еще Владимир Ильич Ленин сказал. Вы ведь, Талгат Расулович, труды Ильича лучше всех знаете! И наверняка помните его посыл товарищу Бухарину, когда тот попытался Элизабет Стеффен перед соратниками по партии опорочить. И вы ведь помните, товарищ майор, как плохо потом кончил Бухарин?
Те сослуживцы, до которых дошло, что я незамысловато издеваюсь над недругом-насмешником, заулыбались первыми. А все остальные, глядя на более догадливых коллег, секундами позже. Через совсем непродолжительное время не веселились только трое. Я, Ахмедханов и Зуева. Лида традиционно опасалась за меня и потому зорко следила за неудачливым прыгуном. Очевидно, опасаясь новой ахмедхановской попытки кинуться на меня соколом.
— Ничего-ничего, лейтенант, мы еще посмотрим! — с уже ярко выраженным акцентом пообещал мне сбитый данилинской стеной кавказский планерист, — Хорошо тот смеётся, кто это делает последним! — вполне к месту продемонстрировал он присутствующим знание поговорок титульной нации. — Смотри, как бы скоро плакать тебе не пришлось, лейтенант Корнеев!
Знать сумел я задеть какой-то больной нерв джигита, если его разобрало до того, что он опустился до угроз. А ведь взрослый мужик и не дурак! Причем, далеко не дурак! Но дело начато и на самотёк его пускать не следует.
— Талгат Расулович, теперь вы смело можете обращаться ко мне «старший лейтенант Корнеев»! — елейным голосом и с подчеркнутым добродушием, сообщил я новость Ахмедханову, — Мне сказали, что министр внутренних дел Советского Союза сегодня подписал приказ о присвоении мне досрочного звания! Так что год, другой и мы с вами погонами сравняемся! А в должности, как я полагаю, я вас еще раньше обойду!
В коридоре стало тихо. А когда из двери данилинской приёмной выглянула Тонечка и в своей обычной манере бесцеремонно всех призвала на ковёр к шефу, внимания на неё не обратил никто.
А я в это же самое время, с вдруг нахлынувшей тоской думал о том, что же будет, если в силу каких-то обстоятельств, с третьей звездой случится облом. Н-да…
Глава 4
Оперативка время от времени прерывалась громкими окриками Алексея Константиновича. Оно и понятно, ибо его кабинет сегодня напоминал растревоженный пчелиный улей. Народ, не переставая буравить меня глазами, перешептывался и даже переговаривался. Начальник следственного отделения и раньше подобных вольностей не поощрял. И сейчас он тоже терпеть недисциплинированности своих подчинённых не желал.
— Шишко, Дубовицкий! — выбрав двоих из роя гудящих, грохнул он кулаком по столу, — Вы, мать вашу, где находитесь⁈ Совсем страх потеряли? А ну встать!
Толстозадая Шишко заёрзала гузном по стулу, потом тяжело дыша и краснея, начала подниматься. А поджарый Олег выполнил распоряжение Данилина легко и непринуждённо. Он вскочил и теперь всем своим видом показывал товарищу майору, как сильно он его уважает и, как еще сильнее его боится. Молодец парень, службу понял!
— Вы чем так взволновались? — продолжал шипеть на рядом стоящих подчинённых Данилин, — Что за шило у вас в жопе, что сидеть спокойно не можете? Отвечать, когда вас начальник отделения спрашивает! — уже в полной тишине произнёс осерчавший майор.
— Корнеев нагло похваляется, что ему орден подписали! — плаксиво начала ябедничать Шишко, враждебно косясь в мою сторону, — И, что министр звание ему внеочередное присвоил! Он так и говорит, что министр сегодня ему присвоил! Ведь он же врёт, Алексей Константинович? — с обеспокоенной надеждой выпалила вопрос-пожелание старая, но заслуженная следственная сука. — Ну ведь врёт же⁇
Майор Данилин перевёл свой тяжелый взгляд на меня.
— Ты чего мне тут своими бреднями коллектив разлагаешь, Корнеев⁈ — с нехорошим дребезжанием голосовых связок начал он меня стыдить, — Не бывает такого, чтобы в такие сроки! Я же только на днях твою первичку подписал! А там еще область! И кто ты есть, чтобы министр тебе досрочную звезду вдруг так вот запросто взял и накинул⁈ Ты кто такой?!!
Коллеги снова зашептались. Хоть и очень тихо, но всё равно для ушей ощутимо.
— Да чего вы её слушаете, Алексей Константинович! — навесил я на физиономию маску обиженного недоумения, — Шишко опять всё перепутала! Она постоянно что-нибудь выдумывает!
Заслуженная старшая следачка выкатила на меня возмущенные глаза и затрясла брылями. А процессуально независимые лица ожили еще больше. Но засуетились они все по-разному. Кто-то облегченно вздохнул и заулыбался, а кто-то ощерился, не пряча ехидного торжества. Но были и те, кто смотрел на меня
