Смерть в прямом эфире - Кирстен Уайт
– Конечно! Мы… – начинает Маркус, но Айзек его перебивает:
– Твоя мама уже знает?
– Что? – резко оборачивается к нему Вэл.
– Про смерть твоего отца.
– Моя мать… – она натягивает рукава ниже, закрывая следы от старых ожогов на запястьях и жалея, что нельзя спрятать и кисти тоже. – Она погибла.
Айзек недоуменно хмурится, затем широко распахнутыми глазами переглядывается со спутниками, точно в поисках поддержки.
– Кто тебе такое сказал?
– Папа.
Вот только… Он говорил, что родственников больше нет. Это не всегда означает, что они все мертвы. Сердце Вэл начинает биться чаще.
– Я видел ее пару лет назад, – Айзек выкладывает правду осторожно, словно ставит банку с тунцом перед дикой кошкой. – Она как раз живет неподалеку от того места, куда мы едем. Если хочешь, я могу выяснить ее адрес и номер телефона.
Папа солгал.
Солгал, не говоря при этом неправды. Просто позволял верить в обман все прошедшие годы, хотя знал – не мог не знать, – что дочь считала себя ответственной за смерть матери. Однако поддерживал заблуждение, чтобы только Вэл оставалась рядом.
– Я еду с вами, – объявляет она, не давая себе времени передумать из-за внезапно вспыхнувшего страха, что нежданные вестники перемен могут сейчас исчезнуть и вновь увезти ее прошлое и будущее с собой вместе с возможностью узнать о матери – боже, у нее до сих пор есть мама?
А что останется? Поминки в компании тех, кто никогда не знал отца, потому что на самом деле никто его не знал. Как никто не знал и Вэл, потому что она сама себя не знала.
– Что, серьезно? – спрашивает Маркус.
– Простите, я имела в виду: можно мне поехать с вами? Мне нужно увидеть мать. Не хочу… – Вэл медлит, рассматривая собеседников, которые неожиданно бросили ей спасательный круг. Может, когда она протянула руку в темноту и попросила помочь, то желала получить именно это, пусть и сама еще не догадывалась? Поэтому сейчас решительно заканчивает: – Не хочу больше находиться здесь.
Прежняя неуверенность отступает перед лицом новой информации. Верно, Вэл оставалась на ферме из-за чувства долга перед отцом и из-за любви к воспитанницам лагеря и Глории, но прежде всего – из-за собственного страха перед обнаружением, так как испытывала убежденность, что каким-то образом убила свою мать. Однако та жива и здорова. И папа об этом знал.
Но выражение лица Маркуса говорит о том, что Вэл слишком о многом просит. Она не помнит никого из них, но навязывает свое общество. Поэтому ей приходится выдавить очередную натянутую улыбку.
– Хотя вы, ребята, конечно же, не обязаны брать меня с собой. Просто дайте мне адрес матери.
Можно будет взять один из старых грузовичков. Глория не возражает, несмотря на отсутствие у работницы прав.
– Ты часть нашего круга, – заверяет Айзек. – Для тебя всегда найдется место, – с легким намеком на улыбку он смотрит на Вэл.
Она поспешно отводит глаза, будто может порезаться о нее. Хотя разве не именно ли это и требуется? Сделать вскрытие и вытащить наружу прошлое?
– Но как же поминки твоего отца? – беспомощно указывает Маркус на дом.
Вэл не может поверить, что папа обманывал ее все прошедшие годы. Это сводит с ума, заставляя ощущать, как мозг разрывается между желанием покрепче вцепиться в фундамент целой жизни либо же, наоборот, разрушить его до основания.
Отец никогда не проявлял жестокости. Но никогда и не выказывал заботы. Он едва мог смотреть на дочь, постоянно отводя глаза, совсем как она сама при взгляде на Айзека.
Что же в ней было такого, обо что папа не хотел пораниться?
Нужно непременно повидаться с матерью и получить неопровержимые доказательства его обмана. Или доказательства, что совершенно незнакомые чудики провернули самый странный розыгрыш в мире. Однако, как и Глория, Вэл доверяет своему чутью и знает, что эти трое ей не лгут. Да и зачем бы им?
Она пытается одарить Маркуса ироничной ухмылкой, но вряд ли успешно. Голос звучит столь же мрачно, в тон эмоциям, бурлящим внутри.
– Папа умер. А мама, очевидно, еще жива. Просто расставляю приоритеты.
– Вэл хочет поехать с нами, – говорит Хави. – А мы все хорошо знаем: когда она что-то решает, то так и получается.
Маркус смеется. Его жизнерадостность цепляет ее, проникает в сердце, вызывает желание присоединиться к нему. Присоединиться к ним всем. И разделить веселье. А еще лучше – отправиться вместе на встречу участников передачи. Это звучит легче, чем нынешнее занятие.
– Тебе нужна помощь со сбором вещей? – спрашивает Айзек.
По крайней мере, хоть в этом папа упростил им жизнь.
– Не-а, – отвечает Вэл и ведет спутников прочь с крыльца к ряду грузовиков позади дома.
В самом конце стоит такой ржавый металлолом, который никогда уже не поедет, судя по виду. Она с усилием распахивает дверцу, тянется за спинку потрескавшегося, потрепанного сиденья и вытаскивает спортивную сумку. Они с отцом спрятали такие в нескольких местах по всей территории.
А теперь его не стало. Впредь никаких «нас», одна лишь Вэл.
Она забирает наличные из второй сумки, игнорируя любопытные взгляды троицы новых старых друзей. Вереница гостевых машин сверкает подобно хромированной реке. Этот поток предлагает унести, наконец, прочь с фермы бессменную работницу.
– Я чувствую странное побуждение предупредить тебя насчет опасности поездок с незнакомцами, – бормочет Маркус. – Наверное, отцовские инстинкты. Но… серьезно, ты же планируешь сесть к нам в машину и удалиться в неизвестном направлении, никому не сообщив, где тебя искать. Хотя даже не помнишь нас.
– Я вас не помню, – соглашается Вэл, шагая между Айзеком и Хави, с другой стороны от последнего идет Маркус. Они, не сговариваясь, заняли такое положение, но осталось ощущение легкой неправильности, словно от отсутствующей в пазле детали, которой следовало отвести место между Вэл и Хави. – Я вас не помню, – повторяет она, – зато я вас знаю. А Айзек знает, где живет моя мать. Сегодня мне этого достаточно. Кроме того, я провела тридцать лет, таская тюки сена, ремонтируя заборы, загоняя коз и объезжая лошадей, так что любому из вас запросто накостыляю.
– Ты всегда так и поступала, – смеется Хави.
– А по пути расскажете то, что я забыла? – Вэл надеется, что собеседники подыграют и помогут притвориться, что всё происходящее – нормально.
– С чего бы начать! – Маркус по-прежнему улыбается, но взгляд его становится отстраненным.
Хави кладет ладонь ему на плечо в то же время, как пальцы Айзека и Вэл соприкасаются, даря чувство бархатной темноты, в которой можно безопасно укрыться,
