Подкаст «Слушай ложь» - Эми Тинтера
Бен: А после полиции что было?
Гил: Меня через пару дней попросили прийти в участок. Я дал им образец ДНК – не то чтобы это от меня требовалось, но я сказал: «Если это поможет – пожалуйста, возьмите мою слюну или что вам там нужно, мне без разницы. Я‐то знаю, что моя совесть чиста».
Люси обнаружили через час – она шла босиком по широкой дороге, ведущей из города, все еще в том нежно-голубом платье. Мужчина по имени Билли Джек заметил ее, когда выезжал из города, чтобы навестить родных.
Билли Джек: Еду я себе, и тут вижу – девушка. Ни о каких пропащих я ничего не слышал, но, знаешь, по ней было видно, что она в беде. Она была босая и странно ковыляла. Шаталась туда-сюда, как пьяная. На ней было платье, хорошее такое… Но грязное. Будто она в грязи валялась или еще чего.
Ну, я притормозил – не ехать же дальше, когда видишь девушку в беде. Опускаю окно и кричу: «Девушка, помощь нужна?»
Она останавливается. Смотрит на меня. Тут меня чуть удар не хватил, ей-богу. У нее была рана на лбу, здоровая такая. Одежда мокрая насквозь, макияж размазан по всему лицу. Еще, кажется, на волосах была запекшаяся кровь, но точно не скажу. Может, это была грязь. В общем, тот еще видок.
Знаешь, вот иногда смотришь на человека и сразу понимаешь, что на самом деле он где-то далеко. Когда она на меня посмотрела – ни хрена она меня не видела. Свет горел, но дома никого. Она была как призрак из ужастика, чтоб его.
Короче, дальше она отворачивается и снова идет. Точнее, тащится. Я думаю: твою мать, и не уедешь ведь теперь. Но и в свой грузовик мне ее тащить не хотелось. Звоню копам, говорю, где она, и говорю, что буду ехать за ней, пока они нас не найдут, потому что мне уже не по себе. Я тогда не знал, но все копы в городе искали Люси, потому что уже нашли тело Саванны и опасались худшего – сам понимаешь… Так вот, коп приезжает моментально. Я его в зеркале видел – он так гнал, миль сто в час.
Коп ее догоняет, я немного там задерживаюсь, чтобы дать показания. Приезжают «скорая» и штук семь полицейских машин. Такой шумихи в Пламптоне на моем веку еще не было. Один из копов рассказывает мне про Саванну, а я‐то думаю: черт, а эта девчонка еще легко отделалась. И коп такой: «Это точно, надеюсь, она расскажет, кто это с ними так».
Не думаю, что хоть один из них мог тогда представить, что Саванну убила эта девчонка. Все так радовались, что нашли ее… Они-то боялись, что Люси тоже мертва.
Мы-то не знали. Мы и представить не могли.
Глава 6
ЛЮСИ
Деревянные ступеньки скрипят от каждого моего шага – намного громче, чем в детстве. Теперь уж никак втихую не сбежишь погулять.
Поднимаясь, оборачиваюсь на папу. Он на кухне; делает такой глубокий вдох, что отсюда видно, с каким усилием поднимаются его плечи. Многим не по себе в моем присутствии, но хуже всего моему родному отцу.
Вспоминаю Нейтана, как он вчера стоял в углу спальни и что-то бормотал о работе, наблюдая, как я собираю вещи. Я прямо чувствовала, как с него пот течет.
Черт, он напоминает мне отца… Чудесно. Психолог будет в восторге.
Дверь в спальню родителей приоткрыта, изнутри доносится звук работающего увлажнителя воздуха. Прикладываю руку к дереву, слегка толкаю дверь.
Мама сидит на кровати. Спину подпирают подушки, ноги вытянуты, одна – в массивном белом гипсе. Ее светлые (крашеные, на самом деле она брюнетка, как я) волосы собраны в высокий хвост, она в макияже. Я вообще редко видела маму без макияжа. Пламптон не такое место, куда кто-то приезжает неожиданно.
Она замечает, как я подкрадываюсь к двери, и улыбается.
– Люси! То-то мне показалось, что я слышала твой голос… Заходи, милая.
Шагаю в комнату. Раньше в главной спальне на стене над кроватью висела настоящая галерея моих фотографий – не менее двенадцати снимков очаровательной меня с раннего детства до взрослой жизни, – но теперь тут висит одно огромное бело-голубое стеганое одеяло. Наверное, мама сама его сшила, но мне все равно чуть-чуть неприятно, что меня заменили одеялом.
– Привет, мам.
– Иди сюда, обними меня… Знаю, выгляжу я ужасно, но честное слово, я в порядке.
Она вовсе не выглядит ужасно. Но старше, чем я ее помнила. Может, это она и имела в виду. Моей маме, как и ее маме, повезло иметь прекрасную гладкую кожу, благодаря которой она всегда выглядит на десять лет моложе. Теперь, в пятьдесят пять, она начинает выглядеть как человек, которому около пятидесяти.
Я тоже унаследовала хорошую кожу, но выгляжу на двадцать девять. А в неудачный день – на тридцать с лишним. Все-таки обвинения в убийстве старят.
Подхожу к кровати и торопливо обнимаю маму. Она пахнет парфюмом. Наверное, каким-то дорогим, но точно не знаю. Для меня любой парфюм – цветочная дрянь.
– Я так рада, что ты приехала, – говорит она. – Твоя бабушка с этим праздником меня доведет. Раньше она отказывалась ходить с нами в ресторан в день рождения, а теперь вдруг хочет огромный праздник для всей семьи… Да еще и говорит мне об этом всего за две недели! Она точно пытается меня убить, чтобы потом хвастаться, что пережила дочь.
Я не спорю – это действительно в духе бабушки. Опускаюсь на край кровати.
– Как твоя нога? Тебе дали хорошее болеутоляющее?
– Не нужны мне никакие лекарства, – отмахивается она. У мамы более заметный техасский акцент, чем у нас с папой, поэтому все, что она говорит, звучит очень дружелюбно. Она выросла в здесь, в Пламптоне, а папа переехал в Техас, только когда поступил в колледж. Те крупицы акцента, что у меня были, я растеряла через пару лет после переезда. Я по ним не скучаю.
– Как ты вообще сюда забралась?
– С помощью этих костылей. – Она играет бицепсами. – Врач сказал, что это будет
