Лучше быть тварью, чем рабом - Вячеслав Прах
– Я отвезу тебя на машине, – сказал мужчина как можно мягче, пытаясь взять ситуацию в свои руки и, проиграв эту битву, принять, опустив голову, поражение, но сделать все, чтобы не проиграть войну. Он не хотел отпускать Дору насовсем, она ему понравилась, хотя пока не понимал, чем именно.
– Не нужно, спасибо. Какой трамвай идет к центру? Я побежала.
Пока Рувим, стоя полностью раздетым у порога, думал, какой же трамвай идет к центру, Дора уже обула свои серые кроссовки и без лишних слов и прощаний выскользнула из квартиры.
* * *
«Дура, какая дура», – говорила она про себя, сидя у окна в пустом трамвае. За окном было темно, кондуктор сказал, что всего три остановки до центра. Четыре остановки и пять минут ходьбы до ее дома – подсчитала она. «Зачем я это сделала? Ладно, подруга, не вини себя, что сделано, того не исправить, а чувство вины ничему не поможет, эта бесполезная погань только будет разъедать внутри. Да, не святая женщина я, а кто меня считает святой? Даже Вакула, муж родной, одно время считал меня шлюхой, потому что мой сексуальный опыт был гораздо разнообразнее, чем его. Называл шлюхой, получи шлюху. Все, стоп, красотка! Было и было, постарайся не ебать ему мозг какое-то время, вот и будет тебе наказание, а сейчас выпрямила спину, купила бутылку молока, яйца не забудь, всего две штуки осталось, упаковку жвачек возьми. В конце концов, у него самого есть любовницы, и ты имеешь полное право завести любовника. Прими дома душ. Потом снова накрасься и позвони Вакуле, пусть приедет. Усни в эту ночь рядом с ним, так будет спокойнее на душе. Кто же придумал эти долбаные муки совести? Но хоть будешь знать, что она у тебя есть, ты же долго считала себя асфальтом».
Муж приехал к ней, движимый длительным недотрахом и чувством вины. Последнее ковырялось в нем вилкой, и если бы он не приехал в ответ на ее просьбы, то забрызгал бы какашками свой святой сундучок добреньких дел и после работал бы несколько дней с поганеньким чувством внутри, постепенно отмывая этот свой дорогой сундучок.
Недавно он помог одному постороннему человеку в его начинаниях, поддержав его проект собственной рекламной площадкой и хорошей скидкой на площадках, с которыми сотрудничал. Эта помощь грела его много дней. Он улыбался и был доволен собой, не хотелось ему после этого носить в себе каку.
– Привет, – кратко сказала Дора, стоя на пороге в чем… нет, не в чем мать родила… в чем ее нюхал, лизал и потрошил (конечно, с ее же согласия) еще час назад любовник.
– Привет. Хорошо выглядишь.
Вакула нижней детородной частью тела почувствовал, что Дора очень хороша. Даже слишком хороша. Он даже не подозревал, как ему не хватало этого тела и запаха. Ее запах был самым сильным афродизиаком – нюхая ее, он наливался кровью и готов был разорвать ее на части.
– Ты, мой больной извращенец, давай уже, трахни меня.
И он трахнул ее прямо на пороге.
Обутым. В верхней одежде. Просто расстегнул ширинку своих холодных штанов и вошел в нее, поставив перед собой раком, разглядывая ее манящий черный анус. Затем засунул в него сначала один палец, затем еще один и, когда она вскрикнула, кончая, он засунул и третий. Затем еще сильнее начал ее трахать. Он не думал о ней – нравится ей или нет, больно ей или, напротив, приятно, он думал только о себе и своих ощущениях. Ему нравилось быть во всех местах, предназначенных для него, и спустя какое-то время Дора вдруг осознала, что и сама кайфует от его больных и ненормальных фантазий. Без пальца в заду она уже не могла кончить. Ей почему-то было стыдно попросить Рувима засунуть туда палец. А даже если бы он засунул – наверняка сам бы этого не хотел, сделал бы только, чтобы доставить удовольствие ей. Да на кой черт ей в жопе его палец, который входит туда без желания, без внутреннего порыва?
Она думала об этом, когда уже кончила, а Вакула в это время трахал ее для себя. «Он всегда трахает меня для самого себя, и его никогда не заботит, что я чувствую – хорошо ли мне, или же хочется сдохнуть, закрыть глаза и больше не открывать их. Он никогда не проявлял желания доставить мне удовольствие, массируя мой клитор или трахая мои прелести своим языком. Только засовывал свой член мне в рот. В зад. В меня. И так по очереди, без какой-либо ласки, нежности и осторожности, будто я – придорожная проститутка, работающая за бутылку или пару копеек. За что он так со мной, этот ублюдок? Может, мать недодала ему любви? С виду такой тихий, а агрессии больше, чем в любом человеке из моего окружения. О боже, кажется, мне нравится быть его придорожной проституткой, ничем, куском мяса. Хоть в эти минуты я перестаю чувствовать себя асфальтом – умным, образованным, сильным и хорошенько прожарившимся в котле жизни бездушным асфальтом. В эти минуты мне сначала хочется реветь от кайфа, кончая, затем от горя, глядя в глаза мужа. Каким же нужно быть ублюдком, чтобы меня не любить? Кажется, я еще сильнее его люблю после каждого такого акта».
– Открывай рот, быстро, – в приказном тоне сказал Вакула, резко схватив Дору за волосы и повернув головой к своим ногам. Она встала на колени, потому что было больно стоять согнувшись, в таком положении.
«Испытываю ли я чувство вины за то, что сегодня меня трахнул другой мужик? Нет. Да с хера ли я должна испытывать чувство вины, пытаясь освободиться от этого чудовища? Пытаясь спасти себе жизнь. Он меня отпустил – делай что хочешь, живи. Строй свою жизнь, а как же! Он знает, как я привязана к нему. Он знает, что я его люблю. И что его доброе слово для меня теплее моей зимней шубы, шерстяных носков, что его поцелуй, когда он еще целовал меня просто так, горячее ванны перед сном, из которой идет пар. Этим и пользуется, знает, что никуда не денусь. Вот только я оторвусь от него, от этого тихого монстра, из которого слова лишнего не вытащишь, убегу и начну новую жизнь, а он будет размазывать свои слезы и сопли
