Лучше быть тварью, чем рабом - Вячеслав Прах

Вакула со временем завел любовницу, а затем вторую и третью. Дора сама ему однажды сказала: «Трахайся с кем хочешь, только мне мозги не еби». Он попробовал так и сделать – эти связи не перерастали в полноценные отношения, это был секс, это было увлечение, это было что-то новое и вкусное. Мужчине понравилось разнообразие в сексуальном плане, и его устраивало наслаждаться разными женщинами, не только одной. Дора долгое время ревновала, тая обиду и злобу в себе, это было несправедливо, как она считала. Ведь она ни с кем не спит, ведь она не способна на предательство. Пусть Дора на словах и была не против измен мужа – в глубине души она не принимала их. Терзалась: «Ты – мой. Я не хочу тебя ни с кем делить. Ты – чудовище, и ты – мое чудовище». Она даже боялась подумать, что с какой-то женщиной ее муж может быть счастливым, и когда поняла, что связи с любовницами не перерастают ни во что серьезное, то приняла это и немного успокоилась. «Все равно ты ко мне вернешься рано или поздно, а я подумаю, стоит ли тебя принимать или нет».

Вакула совершенно не понимал свою жену. Ее чувства были противоречивыми.

* * *

Когда головная боль Старика поутихла, он решил действовать, и действовать незамедлительно. Он собрал всех людей, которые, по его мнению, были замешаны в убийстве Доры, в загородном доме своего приятеля, который уехал в другую страну, доверив дом Старику на период своего отсутствия. Мужчина заранее предупредил своих гостей, что, возможно, понадобится целая ночь, чтобы раскрыть тайну этого убийства. Он добавил, что это очень важно для всех, кого он пригласил, и отказаться приехать к нему значило бы пройти равнодушно мимо правды об убийстве Доры.

– Я знаю, кто из вас убийца, – сказал Старик ровным и спокойным голосом, поглядев в глаза каждому из собравшихся в просторной гостиной загородного дома его приятеля.

Ни на ком из трех присутствовавших взгляд седоволосого мужчины не задержался дольше, чем на остальных. Убийца выдал себя сразу, и Старик это заметил – тот дрожал, как мышь, учуявшая запах приближающейся опасности, способной ее сожрать и проглотить, не пережевывая. Но Старик заметил также, что убийца готовится сказать свое слово.

– Кто убил Дору? – вопросительно посмотрел в глаза Старика Рувим.

* * *

Персонаж четвертый. Рувим

Любовник Доры. Он был старше ее на три года, женщина втюрилась в него сразу – он казался ей идеальным мужчиной. Большим, мужественным. Несмотря на то, что всем своим видом он демонстрировал твердость, резкость, готовность к действию, после секса с Рувимом Дора буквально сразу же поняла, что он за человек на самом деле, и что его резкость, дерзость, решительность – это одна из созданных им версий себя, чтобы понравиться женщине, а для нее самой – лишь песок, брошенный в лицо, чтобы ослепить надолго. Он раскрылся наедине с ней совершенно иным человеком, не тем, кого она изначально встретила в баре.

Дора осознала, что совершила предательство, только после того, как поняла, что ее муж-тихоня гораздо тверже этого разваливающегося у нее под ногами утеса. Она стояла на самом краю, думая, что почва ее выдержит – ее, смотрящую на шумные воды, сливающиеся с черным ночным небом, трахающие себя, кричащие на себя, бьющие себя и убивающие все, что не умеет бороться или жить с ними. И там, на краю обрыва, она осознала, что разобьется на этом падающем утесе быстрее, чем сделает шаг вперед. Она подумала, что это то самое место, где можно исчезнуть насовсем.

– Тебе понравилось? – спросил Рувим свою новую светловолосую любовницу, совсем малышку по сравнению с его ростом и формами.

Ему льстило, что женщины желают, чтобы он их добился, отвоевал их у них же самих, убедил этих прелестных созданий в том, что он – лучшая партия для них, в то время как они уже давно выбрали его для себя, и чтобы в конечном итоге он их взял.

Она пахла для него сексом, но он для нее сексом не пах, и Рувим ощущал это. Какое-то непонятное чувство охватило его, когда он был в ней, но он не мог объяснить себе, что это такое – вроде бы все хорошо, но что-то не так.

Ему нравилось создавать себя таким, чтобы женщины видели в нем крепость, дуло револьвера, всегда заряженного. Им доставляло удовольствие чувствовать себя играющими с этим револьвером, указывая, куда повернуть дуло, рассчитывая силу, с которой нажмут на спусковой крючок, но последнего Рувим не знал. Ему всегда казалось, что нажимает на спуск он сам, а не его новая пассия, кажущаяся такой наивной и окрыленной оттого, что он с ней рядом.

Он ублажал женщин одну за другой. Он пытался быть и хищником, готовым в любой момент наброситься и с умеренной силой взять свою новую жертву, и нежным питомцем, лижущим руки, ноги, пахнущие грехом щели, ублажая так, чтобы женщина, раздвинув ноги перед его лицом, буквально дышала блаженством, будто ей дали вдохнуть шедевр Парфюмера. Она кайфовала – он считал себя огромным зверем, он видел себя тем, в ком женщины находят для себя настоящего мужчину.

Дора поняла, что он недостаточно тверд для нее, еще до того, как выкатилась из-под него и спросила, какой трамвай идет к ее дому. Ей было неудобно прекратить все, и она подождала, пока он закончит. Рувим даже не понял, почему Дора не захотела остаться с ним на ночь. Он подумал про себя: «Что-то я сделал не так, может, нужно было быть жестче с ней?»

– Ты никуда не пойдешь, – сказал он Доре решительно, остановив ее резким захватом руки. – Ты останешься сегодня со мной, я хочу трахнуть тебя еще раз, а утром еще. А завтра иди куда угодно.

– Мне нужно купить молока. Магазин у дома закрывается через сорок минут, нечем будет залить с утра хлопья. Какой трамвай идет к центру? – спросила она настолько спокойным и холодным, даже немного мягким голоском, что Рувим не понял, отчего нашел, услышал для себя в ее голосе угрозу.

Казалось бы, девочка-спичка – переломай и выброси. Но Рувим почему-то не стал напирать. Он сам не