Пожалуйста, избавьте от греха - Рекс Тодхантер Стаут
Конечно, я и думать не мог, чтобы в этот вечер уйти из дому. Когда меня нет, к телефону обычно подходит Фриц, но порой снимает трубку и сам Вулф, а она могла позвонить в любую минуту. Могла. Но не позвонила. Она могла пожаловаться Кремеру или окружному прокурору, и тогда позвонил бы кто-нибудь из них. Но они тоже не позвонили. Когда около полуночи я отправился спать, то уже не ставил два против одного. Впрочем, надежды я еще не утратил, поэтому в воскресенье утром, зайдя после завтрака в кабинет, я позвонил Лили Роуэн и сказал, что буду весь день занят, но билеты на игру пришлю с нарочным и надеюсь, что она найдет мне подходящую замену, которая будет орать так же громко, как и я. И вот, представьте себе, всего восемь минут прошло, как я отослал нарочного, и позвонила миссис Оделл. Сама, не через секретаршу. Она заявила, что хочет поговорить с Вулфом, а я ответил, что нет, мол, он еще даже не подозревает о нашей с ней встрече.
– Господи! – вздохнула она. – Можно подумать, что он президент Соединенных Штатов. Я должна с ним поговорить. Приведите его.
– Я не могу, да и он не согласится. Честное слово, миссис Оделл, я был бы рад вам помочь, но это невозможно. Ему бы это пошло только на пользу, но проще привести гору к Магомету. Если можно было бы устроить состязание по упрямству, он бы вас победил.
– Да, я упряма. И всегда была.
– Я готов назвать это упорством, если вы не против.
Молчание. Оно так затянулось, что я даже начал подумывать, не ушла ли моя собеседница, забыв положить трубку. Наконец она сказала:
– Я приеду в шесть часов.
– Сегодня? В воскресенье?
– Да.
В трубке щелкнуло.
Я перевел дыхание. Что ж, пока все шло хорошо, но самое серьезное препятствие еще подстерегало меня впереди. По воскресеньям наш домашний распорядок отличался от обычного. Теодор в воскресенье не приходил, и утренние занятия Вулфа с орхидеями могли продлиться от двадцати минут до четырех часов. Да и Фриц, накормив нас завтраком, мог куда-нибудь уйти до вечера. А мог и не уйти. Сегодня останется дома, сказал он. Вопрос заключался в том, когда сообщить Вулфу радостную новость. Подняться в оранжерею я и думать не смел. Вулф не выносил этого, даже если случалось нечто из ряда вон выходящее. Я решил подождать, пока Вулф спустится, чтобы сперва посмотреть, в каком он настроении.
Появился он в начале двенадцатого, зажав под мышкой воскресную «Таймс» и держа в руке четырнадцатидюймовую веточку Peristeria elata. «Доброе утро» прозвучало у него как приветствие, а не просто рык. Дождавшись, когда орхидеи заняли надлежащее место в вазе, а Вулф устроился в сделанном по особому заказу кресле, которое он не обменял бы на тонну золота, я заговорил:
– Прежде чем вы погрузитесь в «Недельное обозрение», я должен сообщить вам новость, которая придется вам не по вкусу. В шесть вечера к вам придет женщина. Миссис Питер Дж. Оделл, муж которой выдвинул ящик стола и погиб. Мне пришлось нарушить закон и не посоветоваться с вами, прежде чем назначить ей встречу.
Вулф метнул на меня испепеляющий взгляд:
– Я был здесь. Ты мог сказать.
– Да, но дело было слишком срочное. – Я открыл ящик письменного стола и вынул лист бумаги. – Вот копия письма, которое я отослал ей в пятницу днем. – Я встал, передал бумагу Вулфу и вернулся на место. – Вчера днем она позвонила, точнее, позвонила ее секретарша, и я поехал к ней домой на Шестьдесят третью улицу. Она хотела, чтобы я позвонил и попросил вас приехать к ней, что я даже обсуждать не стал. Я сказал, что встретиться с вами она может только в одном-единственном месте – в вашем кабинете. Сегодня утром, час назад, она позвонила и сказала, что приедет в шесть. Вот и все.
Вулф прочитал письмо. Потом перечитал, плотно стиснув губы. Бросил на стол и посмотрел на меня. Не злобно, не уничтожающе, а просто вперил в меня пристальный взгляд:
– Я тебе не верю. Сам знаешь, это было бы больше чем невыносимо.
– Ничего другого я от вас и не ожидал, – кивнул я. – Но в шесть вечера она будет здесь. А срочность, на которую я ссылался, покоится в вашем сейфе. Я имею в виду чековую книжку. Вы, конечно, обратили внимание, что начиная с первого мая я подавал вам памятку о состоянии наших финансовых дел каждую неделю, а не дважды в месяц, как обычно. Из ста пятидесяти восьми дней, прошедших с начала года, вы работали дней десять, а я – меньше двадцати, если не считать моих повседневных обязанностей. Я ненароком…
– Не меньше двадцати. Меньше чем двадцать.
– Спасибо. Я ненароком выведал, что состояние миссис Оделл исчисляется цифрой с восемью нолями. Или даже с девятью. Мне оставалось либо уволиться и сделать ей предложение, либо вынудить ее обратиться к вам. Я бросил монетку, и вы выиграли. Вот я и написал ей письмо.
– А вот теперь, – процедил он сквозь зубы, – выбирать буду я.
– Разумеется. Увольте меня или принимайтесь за работу. Если вы меня уволите, я не стану брать у вас отступные. Ведь в таком случае мне пришлось бы снимать деньги с вашего банковского счета, а всякий раз, как мне приходилось это делать в течение последнего месяца, я с трудом удерживался от рыданий. Меня так и подмывало разорвать на себе одежды и посыпать голову пеплом. Когда будете принимать решение, не забудьте, что по меньшей мере дважды вы сами поступали так же, когда денег на счету оставалось кот наплакал. В последний раз такое случилось, когда вы послали меня к женщине по фамилии Фрейзер. Разница только в том, что сейчас я поступил так, не посоветовавшись с вами. Я предпочитаю отрабатывать хотя бы часть своего жалованья.
Вулф обеими руками вцепился в подлокотники кресла, откинулся назад и закрыл глаза. Губы, правда, втягивать и выпячивать не стал. Это означало, что ни о чем серьезном он не размышляет, а только прикидывает, стоит ли овчинка выделки.
Я уже собрался было развернуться к письменному столу и приступить к чтению
