Детство. Автобиография… почти. Книга первая. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон» - Илья Андреевич Беляев
При очередном сборе малинного урожая меня так пробрала икота, перешедшая в изжогу, что я пожалел о том, как с утреца навернул тарелку горохового супа, толченой картошки, сковородочку грибков, салата и пол-литра простокваши. Все бы ничего, но я прекрасно понимал, что следует после изжоги. Да, господа-товарищи, после изжоги следует отрыжка, да не простая, а раскатисто — молодецко-деревенская, охватывающая не только этот вал, в котором нахожусь, но и три ближайших к нему.
В общем, иду, кричу, пробираюсь сквозь заросли и тут, как из-под земли, две бабки с корзинами. Услышали они рев да треск, вспомнили, кто это может быть, да так все свои лукошки и побросали, а у самих только пятки засверкали несмотря на пенсионный возраст. Следующую пару ребятишек я напугал при выходе. Они, правда, ягод не бросили, но крика было о-го-го.
— Медведь идет! — голосил один, оставив друга и улепетывая от вала как от разъяренного зверя.
— Медведь голодный, на людей бросается, уже двоих покусал! — заорал другой и помчался в совершенно другую сторону.
А как услышали их остальные люди, любители сладенького, то все дружно до деревни бежать. Я так ухохатывался, что чуть снова в бурелом не провалился.
Ну и паника творилась в этот вечер в селе. Все мужики вооружились топорами, палками да кольями и пошли медведя ловить. Они его, конечно же, не поймали и вскоре остыли, но приезжим разрешали за особую плату поохотиться на малинового разбойника, покусавшего двух человек и перепугавшего своим появлением людей в округе.
После этого по известной причине я перестал наедаться по утрам и за ягодами ходил только на голодный желудок.
Шарик
В отличие от городского уныния, в деревне я неплохо проводил время, стараясь, по возможности, каждый день придумывать разнообразные игры. Мне все нравилось, и я радовался вовсю, ощутив простор и полную свободу действия.
Огорчало лишь то обстоятельство, что местный пес Шарик никак не мог признать меня своим и, хотя был на цепи, при первом же свободном случае пытался облаять меня с ног до головы. Сперва я боялся его захлебывающегося лая, но потом понял, что самопроизвольно он отвязаться не может, и уже не обращал на его вопли внимания. От этого он бесился еще больше и всевозможными способами старался дотянуться до меня и прокусить руку — ногу.
Однажды, когда все сидели на скамейке у сарайчика, напротив дома, а я шел с флягой воды из криницы, какое-то непредвиденное обстоятельство способствовало освобождению зверя из заточения. Взъерошив шерсть и оскалив клыки, он, с глухим лаем, бросился в мою сторону. Все не на шутку перепугались, а отец даже поспешил мне на помощь, но явно опаздывал.
Все замерли.
Через секунду Шарик передними лапами ударил мне в грудь, и мы, обнявшись, покатились по траве. Еще через минуту я был вылизан, да так, что, когда удалось отпихнуть вредную собаку и встать на ноги, у меня с подбородка капала обильная слюна (ясное дело, что не моя). Шарик крутился рядом и все время подпрыгивал, пытаясь лизнуть меня в нос.
Отец остановился, вернулся обратно, и вскоре вся скамейка залилась дружным смехом.
С тех пор Шарик постоянно находился со мной и участвовал во всех моих походах и приключениях.
Кто на кого
Утром, как всегда, я любил проводить время после завтрака на сделанной в прошлом году скамейке в тени под двумя большими березами. В этот день я наелся сразу за завтрак и обед и теперь предавался размышлениям и планам относительно сегодняшнего, завтрашнего и последующих дней.
Вдруг мои мечты прервал полуписк-полумяуканье двух наших котят — Пушка и Топтыжки. Они, видимо, что-то не поделили и теперь смешно выгибали спины, шипели друг на друга и, сцепившись клубком, боролись за право лидера. Бегающая рядом черная курица Чернушка с кудахтаньем: «Снесла яйцо! Снесла яйцо!» отвлекала меня не хуже маленьких забияк. Но по неизвестной причине она почему-то остановилась и, долго всматриваясь в кувыркающихся, наконец, решила подойти ближе к ним. Удивительное дело, но не прошло и минуты, как она клюнула в лоб одного, другого и стала что-то яростно объяснять им на своем курином языке. Котята сидели как завороженные, боясь пошевелиться и в очередной раз получить по лбу. Так продолжалось недолго, так как услышавшая их спор другая курица, подлетела с распущенными крыльями и набросилась на свою черноперую подругу. Котята в непонимании следили за ними и только изредка в недоумении почесывали за ухом.
На дикие кудахтанья, доносящиеся из огорода, прибежал Шарик и, оттопырив уши, стал вслушиваться в неразборчивую ругань куриц, пытаясь рассмотреть, сквозь разлетающиеся в разные стороны перья ситуацию, сделать полезные выводы и найти оптимальное решение проблемы. Буквально через секунду он бросился вперед и накрыл собой возмутителей спокойствия. Курицы ринулись в рассыпную, а «Шарик» залаял, запрыгал на месте, завилял хвостом и, высунув язык, сел, глядя то на одну пару проказников, то на другую.
Как бы там ни было, но тишина не воцарилась. Прямо из-под забора, со звонким лаем, к Шарику бросился его давний друг — Босик и, прыгнув на него лапами вперед, повалил на землю. Завязалась потасовка.
Видя, что им ничего не угрожает, курицы, взлохматив перья и раскинув крылья, вновь набросились друг на друга, выясняя отношения методом «кто первый клюнет в голову».
Котята потеряли интерес ко всем неурядицам взрослой жизни и даже к собакам, на которых частенько катались верхом и занялись собой, стараясь перебороть друг друга в рукопашной.
Поднялся такой гвалт, что я не выдержал, и мне, не смотря на все полеты в мечтах и заоблачной реальности, пришлось вмешаться в назревающий конфликт. А ведь как хорошо возникали придуманные образы…
Про Мурку
В июне моя кошка Мурка, как всегда, приносит потомство. Весной мы отвозим ее из городской квартиры на приволье деревенской жизни, и первые дни она носится по деревне, навещая своих усатых кавалеров, и, пока не отведет душу после тоскливого зимнего однообразия, домой не появляется.
Котят было четверо: и черный, и рыжий, и дымчатый, и такой, как мать, белый, с черными и рыжими пятнами по всей шерсти. Но только черный котенок был слаб и прожил не более двух дней. Я вынул его из корзинки. Мурка насторожилась и кинулась вслед за мной, громко мяукая. Пришлось положить его обратно, но когда ее не было, я забрал уже остывшее тельце.
А утром бабушка хватилась — пропал черный цыпленок. Он и так остался один из
