Валерий Винокуров - Форвард платит за всё
Был уже поздний вечер, когда из операционной вышел врач. Лобов ждал его в коридоре. Врачу дали на ходу прикурить, и он в сопровождении ассистента подошел к Лобову. Развел руками, тяжело вздохнул.
— Сделали все, что могли. Но поздно... поздно ее привезли. Мне сказали, у вас двое детей. Сейчас вы обязаны думать о них. Поймите меня правильно.
Врач и ассистент ушли. Лобов застыл, не в силах сдвинуться с места. Потом неловко повернулся и, ссутулясь, пошел по коридору.
На крыльце его встретил Вершинин.
— Что там? — спросил он.
Лобов опустил голову.
— Держись, Леша... — Вершинин взял его за локоть. Поедем домой, ребята ведь ждут.
В машине Вершинин протянул ему таблетки.
— Это полезно, проглоти сразу.
Лобов машинально взял таблетки, проглотил.
— Как это случилось? Вы ведь знаете, конечно, — спросил он после долгого молчания, когда машина уже выехала из больничного двора.
— Протек тормозной шланг, и тормоз провалился. Скорость была шестьдесят. Когда она поняла, что не сможет затормозить, направила машину на КамАЗ, чтоб никого не сбить... До этого тормоза были в порядке? — спросил Вершинин.
— По-моему да... Я уж давно не ездил, хотя...
— Когда последний раз?
— Позавчера... На стадион заезжал. За зарплатой. А до этого долго не ездил. Сегодня собирался... на базу... Но утром Вера попросила... и я на автобусе... со всеми...
— А на базу ты обычно ездил на своей машине?
— Всегда. Вера знала. Но вчера мы с ней поссорились, и сегодня, когда она попросила...
— Обнаружилось, что техосмотр ты еще не проходил.
— Весной никогда не получается. Сплошные поездки, сборы, я обычно в конце лета... А тут Вера права получила. Она сама все собиралась съездить в ГАИ...
— Видишь ли, — после паузы проговорил нерешительно Вершинин, — есть у нас подозрение, что шланг протек не сам по себе. Видимо, кто-то захотел, чтобы это произошло, а значит, знал, что на базу ты всегда ездишь на своей машине. И этот кто-то решил от тебя избавиться...
Лобов молчал.
— Мне кажется, — неожиданно сказал Вершинин, — что ты мне чего-то не рассказал. Ты что-то знаешь, но не хочешь говорить. Так или нет?
Они уже подъехали к дому. Лобов молчал.
— Извини, — сказал Вершинин, — понимаю, что тебе сейчас не до разговоров. Дети еще не знают?! Может быть, мне пойти с тобой?
Лобов отрицательно покачал головой. Вышел из машины.
— Я тебе завтра позвоню, — сказал Вершинин в открытое окно и уехал.
Лобов уже вошел в подъезд, когда что-то заставило его оглянуться. На другой стороне улицы стоял рослый парень в спортивной куртке. Какое-то напряжение угадывалось в его фигуре. Он делал вид, что ждет кого-то, но как только увидел, что Лобов смотрит на него, пошел по тротуару—не торопясь, но с некой нервозностью, будто вот-вот побежит.
Лобов взбежал на третий этаж, открыл дверь, прошел на кухню и выглянул в окно — утром он так же смотрел в это окно и видел, как Вера помахала ему рукой. Но теперь напротив подъезда стоял парень в спортивной куртке и смотрел вверх — прямо на окна квартиры Лобова. Алексей шарахнулся в сторону от окна.
В кухне стояла Маша.
— А где мама? — спросила она.
— Она уехала в командировку, — неожиданно для самого себя нашелся Алексей.
— Куда? — удивилась Маша.
— Недалеко, в область. А Юра где?
— Он у себя в комнате.
Алексей заглянул к сыну. Тот сидел в наушниках, слушая музыку.
— Давайте ужинать, — сказал Алексей.
Потом Маша мыла посуду, Юра в наушниках ушел к себе, а Алексей сидел за кухонным столом, глядя в одну точку. Маша с тревогой посматривала на него, продолжая хозяйничать.
— Я пойду лягу, — проговорил он. Встал и незаметно для дочери выглянул в окно; парень все еще стоял на том же месте.
Алексей прошел в спальню, не раздеваясь, прилег на кровать. Потом вдруг резко вскочил, подошел к окну. Парень стоял, как на посту. Алексей снова лег на кровать.
От ветерка, проникающего в форточку, слегка раскачивалась штора. Алексей завороженно смотрел на нее.
Темно. Тихо.
Вдруг входная дверь бесшумно подалась и стала открываться, но ее задержала цепочка. В щель проник огромный тесак. Взмах — и цепочка разлетелась на куски...
Восковая маска закрывала лицо неизвестного. Он направился в большую комнату. Из своей неожиданно выскочила Маша. Но тут же упала, сраженная ударом тесака. Кровь брызнула на белую скатерть, которая покрывала стол.
Убийца прошел в комнату Юры. Послышался слабый вскрик.
Алексей открыл глаза. Было тихо. Лишь по-прежнему покачивалась тюлевая штора от ветерка, проникающего в форточку.
Алексей приподнялся, сел на постели. Неожиданно дверь в спальню со скрипом отворилась. На пороге с окровавленным тесаком стоял убийца. Он двинулся на Алексея, замахнулся, ударил, но Алексею удалось увернуться, и тесак вонзился в кровать.
Алексей ударил убийцу сверху по голове, и тот обмяк, застыл на кровати. Алексей подошел к убийце, перевернул его и в ужасе отпрянул. Перед ним лежал Барсуков. Неожиданно Барсуков открыл глаза, захохотал, кинулся на Алексея и стал душить его. Алексей сопротивлялся, как мог, но Барсуков все сильнее и сильнее сжимал его в железных объятиях. Алексей захрипел, заметался по кровати, силясь сбросить с себя Барсукова...
— Папа! Папа! — раздался голос дочери.
Алексей открыл глаза. Маша стояла около кровати, испуганно глядя на него.
— Ты так стонал, метался по кровати, — тихо проговорила она
— А где мама? — машинально спросил Алексей: вдруг вспыхнула надежда, что и все... все предшествовавшее тоже окажется кошмарным сном.
Маша несколько секунд растерянно смотрела на отца.
— Ты же сам сказал, что она...
— Да-да. Извини, я забыл...
— Ты разденься... У тебя же завтра тренировка, — сказала дочь
Маша вышла из комнаты, столкнувшись в дверях с Юрой.
Сын долго смотрел на отца, который с трудом поднялся с кровати и нерешительно стянул с себя рубашку. Наконец Юра спросил:
— Папа, что случилось?
— Что случилось?! — повторил Алексей.
— С мамой что-то случилось? Она разбилась? — в упор спросил Юра.
— Откуда ты взял?! — крикнул Алексей.
— Машины нет... и я... я чувствую... — тихо ответил сын.
Алексей стоял неподвижно перед Юрой, не зная, что ему ответить.
Не выдержал, подошел к сыну, обнял его.
— Да... — прошептал он.
Маша стояла у двери и все слышала. В первую секунду она не могла выговорить ни слова, потом губы у нее задрожали, она отчаянно замотала головой.
— Нет! — прошептала она.
Давай не будем пока ничего говорить Маше, — шептал в спальне сыну Алексей, гладя его по голове и прижимая к себе.
— Папочка! — Маша ворвалась в спальню, кинулась к отцу. — Это неправда! Скажи, что это неправда! Папочка!..
Алексей обнял и ее. Он прижал к себе обоих детей, словно желая защитить от всех грядущих напастей. Дети плакали, уткнувшись ему в грудь. И он плакал, глядя поверх их голов на тюлевую штору, которая покачивалась от ветерка, проникающего через форточку.
Зеркало в прихожей квартиры Лобова было затянуто черной тканью. Из большой комнаты все вынесли, посредине стоял на столе гроб. Лицо Веры припудрили, затонировали. Казалось, она спала в обрамлении роз, уложенных вокруг головы.
Алексей сидел в комнате один. Из кухни зашла теща в черном платке.
— Ты еще посидишь?.. — тихо спросила она.
Алексей кивнул.
— Я до аптеки дойду... С Юрочкой...
Алексей снова кивнул. Теща ушла.
Он смотрел, не отрываясь, на застывшее лицо жены — суровое, непреклонное даже в этот смертный час.
Комок подкатил к горлу, схватили спазмы, и он прикрыл рот платком. Поднялся, вышел в ванную. Зашумела вода.
Алексей сидел на краю ванной с полотенцем в руках, когда зазвонил телефон. Алексей вздрогнул, несколько секунд сидел неподвижно, потом прошел на кухню, взял трубку.
— Слушаю, — еле выговорил он.
— Слушай и наматывай на ус, форвард! — прохрипел голос в трубке. — Все, что ты видел в стекляшке и около нее, — ничего этого не было! Схватил?
Алексей молчал.
— Ты рассказал Вершинину, что было в стекляшке? — грозно хрипел голос. — Рассказал или нет?
— Нет... — выдавил из себя Алексей.
— То-то же! голос в трубке зло усмехнулся. — Слушай и запоминай: протреплешься — лишишься и поскребышей! По жене, надо полагать, ты не очень-то убиваешься, — голос снова усмехнулся. — А за машину страховку получишь! Ты схватил или нет?
— Да, — механически произнес Алексей.
— В общем, я все сказал! Не суй нос, куда не следует и подумай о детях! Будешь паинькой — никого не тронем! А не отступишься, форвард, — заплатишь за все! Схватил?
— Да, — прошептал Алексей.
— О'кей! — буркнул голос.
Трубку бросили. Звонили, видимо, из автомата, звук был далекий, глухой.
