Александр Войнов - Мне нравится все то, что принадлежит другим
– Пригодится в хозяйстве, – пояснил он.
Банк держал Пенс. Левша сел рядом с ним под последнюю руку и высыпал на стол мелочь.
– Лошадиная голова, наверно, копилку расколотил, – предположил вслух бельмастый Боб. – На пирожках столько не сэкономишь.
Левша не любил, когда его называли Лошадиной головой, но проглотил обидное замечание и взял карту. Это была дама пик.
"То, что нужно", – подумал он. Дождавшись, когда Пенс начал банковать, и внимание игроков сосредоточилось на банкире, он незаметно проколол тонкой иголкой даму через полосатую рубашку точно по центру. Спрятав иглу, он провел пальцем снизу по рисунку карты и убедился, что сможет различить ее на ощупь.
– Первая, – повел счет Левша.
Играя по мелкой, наколол все двенадцать "картинок". Теперь, банкуя, он с уверенностью сможет отличить вальтов, дам и королей от остальных карт. При умении передергивать это давало необходимый для победы шанс.
Часам к одиннадцати он несколько раз сбанковал и был в небольшом выигрыше. Высыпав в таз всю наличность, Левша объявил:
– Последний раз банкую и отваливаю.
Боб мигнул бельмом, и братья переглянулись между собой.
– На полбанка, – скомандовал Пенс и взял карту. – Ах, мама, к тузу пришла дама, – вздохнул игрок.
Одной ему показалось мало, и он взял еще. С Пенсом Левше повезло. Тот перебрал и кинул в тазик несколько купюр. Это дало возможность банкиру нащупать коцаную карту и, передергивая, держать ее для себя. Игра пошла в его сторону. Он поочередно "прибил" Боба и Святого, умышленно отпустил только Цибулю, который сделал очень мелкую ставку.
Банк утроился, и Левша объявил "стук". Братья поочередно били по банку и проиграли. Таз наполнился купюрами. Оставшийся под последней рукой Цибуля сглотнул слюну.
– Делим пополам, без игры, – предложил он и высветил десятку треф. – А не то буду бить по банку.
– Сильная карта, играй. Победитель получит все. Только сначала покажи ответ. В банке больше около четырех сотен.
Цибуля достал потертый лопатник, пересчитал деньги и позвал в долю "Бельмастого".
– Согласен, – пробасил Боб, – только я буду тянуть. – Но имей ввиду, Конская голова, игра у нас жиганская, честная.
Все насторожились и одобрительно закивали головами.
– Бьем по банку, – обратился он к Левше, и положил на стол деньги. Прикупив одну карту, он радостно оскалился.
– Играй себе, – выдохнул Бельмо.
– Себе, не вам, перебора не дам, – ответил Левша.
Он играл в открытую. К семерке червей пришла девятка треф. Пока у него было всего лишь шестнадцать очей. "Мало" – подумал он. Судя по всему у Боба было девятнадцать или двадцать. Если так, то его спасал только король.
– Шы – шы – короля ишши, – словно читая мысли, прошипел Боб.
Левша знал, что если он возьмет еще одну карту, перебора не будет. Внизу колоды он держал для себя "картинку", но если у Боба двадцать, то его спасал только король.
– Беру еще карту, – сказал Левша. – А ты, Боб, открывайся.
Боб выложил на стол две десятки и с торжествующим видом произнес:
– Две доски вместо мягкой постели. Двадцать глаз. Ишши больше.
При всем желании Левша не мог найти больше. В колоде не было пятерок. А если он прикупит шестерку, то получится перебор и в результате проигрыш. Его спасал только король, несущий под мышкой четыре очка. И победа будет за ним. Одинаковые очки считались в пользу банкира.
"Если будет король – то мне всю жизнь будет везти с бабами" – загадал Левша, натягивая карту.
У него начало рябить в глазах, когда из-под девятки треф ему улыбнулся король червей.
– Банкирское очко, – объявил Левша. – Мне очень жаль Боб, что твоя гнедая сломала ногу, но Боливар не внесет двоих.
Он выложил на стол семерку пик, девятку треф и короля червей, опустил правую руку в карман и нащупал свинцовый кастет. А левой пододвинул к себе заветный зеленый таз.
– Пуголовок мухлевал, падла. Он колоду почти не тасовал. А у нас игра воровская, честная. Надо с него спросить по все строгости, – первым начал Цибуля и рванул таз на себя. Настроен он был агрессивно, и от его слов пахнуло водкой.
Рука, державшая кастет, покрылась потом, стала горячей, и Левше стало казаться, что свинец вот-вот начнет плавиться. Он трусил и ненавидел себя за это. Четверка была настроена враждебно и, если дойдет до драки, ему не поздоровится. В животе что-то булькнуло и появилось такое ощущение, как в том прискорбном случае с Никаноровыми калошами. Об этом никто не должен догадаться, иначе ему труба. Порвут на части. И деньги отнимут. Не только выигранные, но и свои. Он собрался с духом и спокойно прервал обвинителя:
– По блатному ты, Ванька, неправ. Не пойман, не вор. Ты меня ни за что падлой обозвал. Смотри, как бы я с тебя за это не спросил. – И усмехнувшись, добавил:
– Надо было сказать, как Арбенин князю Звездичу: "Вы шулер и подлец. Вы подменили карту".
– Мы таких блатных не знаем, – заявил Пенс, – но ты, Кобылячья голова, к нам играть не приходи. Кажись, ты не чистый на руку.
– Он был картежник, аферист, вдобавок на руку не чист, – в рифму пропел Святой.
– Карты пересчитай,- приказал Боб Святому. – А ты, Пуголовок, пока стой, где стоишь, и деньги не лапай.
Святой принялся пересчитывать колоду, а неугомонный Цибуля стал рассматривать карты, раскладывая их по мастям четверками. Когда дело дошло до дам, исследователь долго их изучал, положив в одну линию.
– А интересно девки пляшуть. По четыре штуки в ряд, – прокомментировал его работу Пенс.
У Левши опять начало давить в животе. "Как у плохого солдата перед войной", – подумал он.
– Есть! Нашел!!!- Торжествующе крикнул Цибуля, поднимая карту на свет. – Конская голова "картинки" наколол и нас коцаными картами "кормил". Сейчас я его самого покоцаю.
Ванька-Цибуля выдернул из сапога тонкий узкий нож с наборной пластмассовой ручкой.
– Как у плохого солдата перед войной, – повторил вслух Левша. Эта фраза каким-то образом перекликалась с Никаноровой присказкой – "готовься к войне". Страх сжался в маленький комок, опустился вниз живота и прошел. Новоиспеченный шулер перегнулся через стол и наотмашь, с протягом, ударил Ваньку по виску кастетом.
– Это тебе за Конскую голову, – выдохнул он. Цибулю спас стол. Нападавший не дотянулся и кастет, проскользнув, рассек Цибуле бровь. Любитель честной воровской игры рефлекторно уклонился от повторного удара и "полоснул" ножом Левшу по кисти. Тот, перекинул кастет в левую руку, выхватил из таза пучок самых крупных купюр, опрокинул его к ногам пострадавшего в поисках справедливости Цибули и, оттолкнув Боба, выскочил во двор.
– Подавитесь, крысы, своими вонючими деньгами, – крикнул беглец на прощание.
Погони не было. Все кинулись собирать содержимое банковского таза.
Пришедший в себя Цибуля присоединился к остальным. Нагнувшись, он полез под стол, после чего крутая плешь вождя мирового пролетариата, напечатанная на мятой банкноте, окрасилась крупными каплями крови, стекающими с Цибулиного подбородка.
Когда, объявленный персоной нон грата, Левша отдышался во дворе Архиреевой дачи, замотал майкой порез на руке и пересчитал деньги, то оказалось, что он отвоевал больше двухсот рублей. Левша бросил двадцатипятирублевую купюру в кувшин, а остальное спрятал к себе в матрас.
– Завтра Никанору выделю половину за науку.
Никанор от доли отказался, но взял полтинник. Ровно столько у Левши вытащил карманник.
– Это чтобы ты должником себя не считал. Так тебе спокойней будет, – пояснил он Левше. – А вчера ты пожадничал и поэтому "спалил хату". Выиграл много. Их и повело в сторону. Надо было потихонечку щипать. Они бы еще долго не очухались. А так, жадность фраера чуть не сгубила. Ну, а в целом все нормально. Да и не в выигрыше суть. Главное, что не спасовал, и крови не испугался. Ни чужой, ни своей. За это хвалю. Воспитывай в душе зверя. И готовься к войне. Еще вспомнишь меня. Пригодится по твоей жизни. Я в людях разбираюсь.
Левша сидел на кровати, смотрел на Джоконду и тасовал колоду, стараясь попасть одна в одну. Карты были не совсем новые, и тасовка давала сбой.
– Все карты мусолишь, – ворчала мать. – Ни учиться, ни работать не хочешь. Шел бы на шофера. У них зарплата большая и вдобавок калым. Завтра вставай пораньше и очередь за мукой займи. В продмаге муку дают по карточкам. Уже месяц без муки сидим.
– Не горюйте мама, будет у нас муки до отвала.
"Завтра на базаре куплю мешок муки у спекулянтов. Порадую старуху", – подумал Левша.
"Готовься к войне". Теперь этой, знаменательной для Левши, фразой ежедневно приветствовал его Катсецкий
Никанор стал раньше возвращаться с работы и остаток дня они проводили вместе. С прежней должности он уволился, и последнее время работал разводящим на "малолетнем" корпусе.
– Все, хватит с меня, – жаловался он Левше. Рука уже не та. Я свое отслужил. Пора о вечном подумать. Да, и Иоанн Сторожев, душеприказчик царев, по ночам все чаще являться стал в сновидениях. Не к добру это. Видимо, недолго осталось рабу Божьему Никанору.
