Нелли Федорова - Дом на миндальной улице
Ох, Августа, дорогая, от всех этих периживаний у меня начинаит болеть серце! А мне еще нужно заставить свою дуреху собрать вещи и проследить, чтобы она ни чего не забыла. Так что я тебя целую, дорогая.
До скорой встречи, твоя Маргарита.
(Дневник Паулины N, ноябрь, год 860)
Мы всетаки уезжаем.
Мне сейчас стыдно что я тогда так глупо обрадовалась этой поездке. Я никогда несмогу стать даже на капельку умной, как Нелл – она все замечает. Действительно ехать в богатый и шумный город для того чтобы выходить в свет, плясать на празднествах и улыбаться тогда, когда госпожа Кармина едва упокоелась в могиле, и мне представляится низким и грубым. Она не однократно говорила об этом отцу, но он ее неслушает. Кажется, у него вся голова забита только этими судами с корицей. Еще тяжелее то что Нелл обещала матери невыходить замуж и непокидать этого края. А теперь ей придеться нарушить свою клятву. И все изза какой-то корицы и потому что господин Эней нехочет оставлять ее одну в имении. В конце концов, Нелл могла бы остаться жить у нас, пока он не решит свои дела… Но эти взрослые… Они всегда считают себя умнее и правее только от того что старше! Даже если у них мозгов, как у тетушки Риты. И потом Нелл ненравится, каким ее отец вернулся из Селестиды. Она говорит, что его бутто подменили, и он ведет себя с ней както по другому, бутто притваряется чегото ради. Странно слышать об этом. Ведь ее отец такой безхитростный и простой человек что иногда несложно понять, о чем он думает…
(Письмо Аркадия N Энею д`F (из деловых бумаг, полученных после смерти последнего) 12 ноября, год 860)
Здравствуй, Эней.
Приношу свои соболезнования ввиду смерти достопочтенной госпожи Кармины. Воистину прискорбно, что она покинула тебя в такую трудную минуту. Наша гильдия скорбит о такой невосполнимой потере.
Однако сейчас не время предаваться унынию и скорби. Настало время для решительных действий, требующих от всех нас максимального внимания и сил. Постарайся взять себя в руки, дружище. Заканчивай скорее с похоронными делами и скорее возвращайся в Эос ― ты крайне нужен здесь. Ты и сам неоднократно говорил, что семья ни в коем случае не должна быть помехой твоей жизни и делам. Поскорее приезжай, я обещаю тебе организовать все необходимое, чтобы поднять твой боевой дух. Я даже обещаю тебе знакомство с одной очаровательнейшей особой, которая с удовольствием скрасит твое одиночество. Ты же такой творческий человек, тебе ни в коем случае нельзя киснуть и вариться в повседневных проблемах ― они убивают кого угодно, а уж поэтов вроде тебя в первую очередь.
Аркадий.
(Письмо Аркадия N Энею д`F (17 ноября, год 860)
Здравствуй, Эней.
Я предупреждал тебя о последствиях, но ты меня не слушал! Немедленно приезжай в Эос. Кадм и его клан прибывают уже завтра. Я постараюсь оттянуть переговоры, чтобы ты успел приехать хотя бы к их середине. Сильвиев свалила лихорадка, обоих, на Марка рассчитывать не придется ― он хоть и соображает, но говорит нескладно. А люди Юстиниана прибыли только сегодня и наверняка не успеют подготовиться.
Ради Бога, прекрати истерику! Возьми себя в руки! В самом деле я проклинаю небеса за то, что они забрали госпожу Кармину ― это был единственный человек, способный организовать тебя и позаботиться о том, чтобы эти чертовы бытовые обязанности тебя не касались. Черт побери! Ты позволяешь кучке старых дев и неразумных девок вертеть тобой как угодно! Из-за какой-то ерунды мы можем упустить такое выгодное дело! А то, что ты писал о своей дочке ― это отличная мысль. Ты просто обязан показать ее гильдии. Ее симпатичная мордашка сможет сделать больше, чем самые сладкие увещевания Юстиниана. Да даже если она и не пригодится нам на переговорах, ты, как ты верно рассуждаешь, скорее найдешь ей подходящую партию среди эосских толстосумов, чем в провинции. Не обращай внимания на ее капризы ― как только она увидит ювелирные и портняжные лавки, все пройдет само собой. Что касается цыганской сказки, я тоже считаю, что не стоит придавать ей значения. В конце концов госпожа Кармина прожила прекрасную и долгую жизнь, не изведав нужды и печалей, и тем самым доказала всю глупость этих деревенских предрассудков.
Я надеюсь увидеть тебя в самом скором времени. Иначе ты сам знаешь, чем это может кончиться.
Аркадий.
В разрушенной башне на берегу моря жила злая колдунья. Ночами она устраивала свои бесовские сборища и плясала бесстыдно вокруг костров. И тогда, предчувствуя беду, жители маленьких деревень запирали свои дома и собирались семьями, чтобы отвадить дьявольское колдовство. Но проклятая ведьма все равно спускалась к ним и питалась кровью убитых младенцев. И плакали несчастные матери, и мужчины собрались, чтобы положить конец бесчинствам ведьмы. Они двинулись с кольями и вилами на ее нечестивое жилище, и она встретила их на пороге, смеясь и тряся нечесаными космами. «Глупые людишки, – насмехалась она, – чего вы хотите добиться? В своем невежестве вам никогда не понять истины! Ни один из вас не станет таким, как я!» «Подобные тебе должны исчезнуть с лица земли!» – крикнул смелый юноша и бесстрашно вонзил вилы в мерзкое тело ведьмы. Крестьяне сожгли проклятую башню и нечистые книги, а саму ведьму разорвали на куски и бросили диким зверям.
Эотинская сказка.
(Из опубликованных воспоминаний Паулины N, баронессы Северного Ариэля. Год 902.)
Печаль и озлобленность моего милого друга немало омрачили и мое восприятие этой поездки. Но все же до сих пор я вспоминаю это путешествие как одно из самых незабываемых в моей жизни. Настолько же сильным и радостным, пожалуй, было только свадебное путешествие с моим покойным бароном, когда мы покинули Эос, тяготивший меня, и переехали в Селестиду, в тот самый дом, где мы с детьми живем и поныне. Но тогда я была так наивна и неискушенна, что все казалось мне замечательным. И повозки, разукрашенные алой и белой красками, встречавшиеся по дороге. И корчмы, где мы останавливались на ночь, с их ласковыми фонариками и уютными очагами, возле которых мы с Леонель засыпали, обнявшись. И сама еда, которой мы угощались, в искристых лучах моей фантазии казалась пиршеством богов.
Когда скончалась тетушка Седна, мне, тогда уже замужней и имеющей своего первенца, пришлось отправиться той же дорогой, чтобы разобраться с фамильными документами. И с каждым поворотом я разочаровывалась все сильнее – дорога осталась той же самой, но я сама изменилась. Все те же припорошенные снегом тополя, ползучий кустарник, избитая и тяжелая дорога. Харчевни показались мне грязны и темны, огонь недостаточно сильным, поскольку и тогда стояли морозы, и крестьяне берегли уголь и хворост. Еда была простой и безвкусной… Одним словом, я разочаровалась в своих давних воспоминаниях и вновь признала себя глупой, неразумной девчонкой – ведь Нелл тогда сразу же, думается мне, увидела всю незамысловатость и убогость нашей поездки.
Если вы заглянете в Эос, в этот дикий уголок мира нынче, то увидите совершенно иной город. Все изменилось. Изменения эти произошли благодаря одному необычному обстоятельству.
С давних времен на территории эосского княжества жили два народа. Один из них жил на побережье, там, где впоследствии возник и расцвел город Эос, прекрасный, как утренняя заря, в чью честь он был назван и создан с алыми башнями и багряными флагами. Этот народ жил земледелием и рыболовством, привычный к шумным празднествам урожая, к веселым песням, к танцам и играм, что и теперь можно увидеть на фресках в театрах и амфитеатрах этого древнего города. Правил этим народом совет старейших жителей, состоящий из мужчин и женщин, выдающихся своим опытом и умом. Народ этот ни в чем не нуждался, и поэтому в крови его жителей было заложено желание свободы и открытость перед всем миром, честь и достоинство, а его верой была вера в богиню Седну, повелительницу всех плодоносящих сил, приходящую благословить рыбаков в виде рыбки, а жнецов – в виде жаворонка.
Другой же народ жил в северной части долины, где вздымаются высокие горы, земля скудна, а море непригодно к мореходству. Эти люди занимались скотоводством, путешествовали с места на место и сражались племя с племенем за те немногочисленные пастбища, что у них были. Необходимость постоянно заботиться о пропитании сделала их суровыми и негодными к веселью. Среди них не было обычаев петь и плясать, их празднества и почести богам выражались в виде застолий, поражающих своим размахом, когда убивалось количество животных, превосходящее нужды племени. Постоянные войны и то, что пастушеством занимались исключительно проворные и сильные мужчины, привело к тому, что женщины стали главным доходным товаром между горными племенами. Их продавали, обменивали на скот и берегли так, что никто никогда не должен был их видеть. Владельцы этих живых сокровищ ревниво берегли их от чужих взглядов и рук. В одно время женщины для них стали таким богатством, что самый богатый и выдающийся муж племени имел целый дом женщин, работавших на него, а он приходил поглядеть на них, как скупой приходит полюбоваться деньгами в своей сокровищнице.
