Жорж Сименон - Мегре колеблется
- У меня тоже сложилось такое впечатление.
Он увидел, что эти слова привели ее в восторг. Девушка вдруг посмотрела на него дружески, будто он нашел путь к ее сердцу. И Мегрэ стало ясно, что если она вступила в интимные отношения с Парандоном, то вовсе не потому, что он ее патрон, а потому, что питала к нему настоящие чувства.
- Бьюсь об заклал, что у вас нет любовника...
- Это верно. Мне и не хочется...
- Вы не страдаете от того, что живете в одиночестве?
- Напротив. Невыносимо иметь под боком человека, который тебе неприятен... Тем более спать с ним...
- А мимолетные увлечения?
И снова, как при каждом вопросе, он уловил в ее коротком раздумье колебание: сказать или не сказать правду...
- Иногда... Очень редко...
И с забавной гордостью, будто изрекая свое кредо, добавила:
- Но только не у меня дома...
- Каковы отношения у Гюса с отцом? Я уже задавал вам этот вопрос, но разговор ушел в сторону...
- Гюс его обожает, но восхищается издали. Знаете ли, чтобы их по-настоящему понять, вам бы следовало познакомиться со всей семьей, но, боюсь, тогда ваше расследование никогда не закончится... Квартира, как вы знаете, принадлежала Гассену де Болье и полна воспоминаниями о нем... Он был председателем кассационного суда. Три года назад, когда он уже совсем одряхлел, он уехал к себе в Вандею и с тех пор живет там безвыездно В своем имении. Раньше он приезжал на недельку-другую в Париж, в доме есть его комната, и стоило ему появиться, как он снова становился хозяином дома...
- Значит, вы его знали?
- Очень хорошо. Он диктовал мне всю свою корреспонденцию.
- Что это за человек? Судя по портрету...
- Тому, что в кабинете у мосье Парандона? Если вы видели портрет, считайте, что видели и оригинал... О таких, как он, говорят неподкупный и просвещенный деятель... Вы понимаете, что я хочу сказать? Представьте себе человека, считающего себя центром вселенной, словно это памятник, только что сошедший со своего пьедестала... Пока он здесь жил, все холили на цыпочках и говорили шепотом. Дети - тогда они были маленькие - буквально трепетали перед ним... Совсем другое дело отец мосье Парандона, хирург...
- Он у них бывает?
- Очень редко. Об этом я и хотела вам рассказать. Вы, конечно, знаете его историю. Сын крестьянина из Берри, он так и остался мужиком, охотно употребляя лаже во время лекций простонародные словечки. Еще несколько лет назад он был совсем крепким. Живет старик'в двух шагах отсюда, на улице Миромениль; бывало, он частенько заходил в гости. Дети его обожали... Но это не всем нравилось...
- Особенно мадам Парандон...
- Разумеется, симпатии они друг к другу не питали... Я не знаю подробностей... Слуги намекали на какую-то скандальную сцену, которая здесь как-то произошла... Факт тот, что старик больше сюда не заходит, и сын каждые два-три дня к нему наведывается...
- Значит, Гассены взяли верх над Парандонами?
- Больше, чем вы думаете...
Дым от трубки Мегрэ и сигареты мадемуазель Ваг синей пеленой расстилался по комнате. Девушка встала и шире открыла окно, чтобы дать доступ свежему воздуху.
- А как же иначе, - продолжала она насмешливо. - У детей столько теток, дядюшек, двоюродных братьев и сестер с материнской стороны... У мосье Гассена де Болье четыре дочери, и все они живут в Париже, а у тех свои дети, целая куча, от десяти до двадцати двух лет... Кстати, одна из дочерей прошлой весной вышла замуж за чиновника, ведающего отделом в Морском министерстве... Вот вам сведения о клане Гассена ле Болье... Если вы хотите, я могу составить список с именами мужей...
- Думаю, что пока это не требуется... И часто они здесь бывают?
- То одна сестра, то другая... Хотя они и замужем, но приходят сюда как в отчий лом...
- Тогда как...
- Вы поняли все до того, как я вам успела объяснить... Брат мосье Парандона, Жермен, - врач, специалист по детской невропатологии. Он женат на бывшей актрисе, которая до сих пор осталась очень моложавой и пикантной.
- Он похож на..?
Мегрэ не без стеснения залал этот вопрос, но девушка поняла.
- Нет, на брата он не похож, он такой же крепкий и широкий в плечах, как отец, но чуть выше ростом. Очень красивый мужчина и, сверх ожидания, очень мягкий. Супруги бездетны, редко наносят визиты, а у себя принимают только нескольких близких друзей...
- Но в этом доме они не бывают... - вздохнул Мегрэ, который начинал уже отчетливо представлять все семейные отношения Паранлонов.
- Мосье Парандон холит к ним по вечерам, когда у его жены играют в бридж. Сам он ненавидит карты. Иногда мосье Жермен приходит к брату и беседует с ним в кабинете. Я узнаю это утром по запаху сигареты.
Внезапно в Мегрэ произошла какая-то перемена. Тон его уже не был ни строгим, ни угрожающим, но в его голосе и взгляде теперь не было и оттенка недавней легкости и шутливости.
- Послушайте меня, мадемуазель Ваг. Я уверен, что вы мне отвечали с полной откровенностью, а некоторые вещи говорили даже ло того, как я успел вас спросить. Мне остается задать вам еще один вопрос, последний, и я прошу вас быть со мной столь же откровенной. Итак, верите ли вы, что эти письма могут быть шуткой?
Девушка ответила без колебания:
- Нет!
- Чувствовали ли вы до-появления этих писем, что в доме назревает драма?
На этот раз она выждала, зажгла новую сигарету и произнесла:
- Может быть.
- Когда вы это почувствовали?
- Не знаю... Я пытаюсь вспомнить... Может быть, после каникул... Во всяком случае, где-то в это время...
- Что же вы заметили?
- Ничего особенного... Но это носилось в воздухе... Я бы сказала, какая-то гнетущая атмосфера...
- Кому же, на ваш взгляд, грозит опасность? Она внезапно покраснела и смолкла.
- Почему вы не отвечаете?
- Вы прекрасно знаете, что я сейчас скажу: мосье Парандону. Мегрэ со вздохом поднялся:
- Спасибо. На сегодня достаточно. Мне кажется, что я вас порядком измучил. Вероятно, я скоро к вам опять загляну.
- Вы хотели бы еще с кем-нибудь поговорить?
- Только не сейчас... Скоро уже полдень... Пора закусить... Итак, до свидания...
Она посмотрела ему вслед, как он тяжело ступал, грузный, неловкий, а когда Мегрэ закрыл за собой дверь, вдруг разрыдалась.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
На улице Миромениль сохранился захудалый ресторанчик, обломок старины, где меню по-прежнему выписывали .на грифельной доске, а через стеклянную дверь кухни можно было видеть хозяйку, толстуху с ногами, как колонны, священнодействующую у плиты.
У завсегдатаев были для салфеток собственные ящики, и они хмурили брови, если их место оказывалось занятым. Но это случалось редко. Официантка Эмма не любила чужую публику. Сюда приходили старые инспектора с улицы Соссэ да клерки, каких теперь уже редко увидишь и которых представляешь себе не иначе, как стоящими в люстриновых пиджаках за старомодными почернелыми конторками.
Хозяин, сидевший за кассой, узнал Мегрэ и вышел, ему навстречу:
- Давненько вы у нас не были... Но можете гордиться, у вас есть нюх... Сегодня в меню свиные колбаски...
Мегрэ любил иногда закусить в одиночестве, разглядывая обветшалую обстановку, людей, чаще всего работавших в каком-нибудь убогом заведении на задворках, где неожиданно можно натолкнуться на контору нотариуса или ростовщика, на крохотный магазинчик ортопедической обуви и протезов, на лавчонку филателиста.
Здесь Мегрэ, по его собственному выражению, медленно пошевеливал мозгами. Его не одолевали думы. Мысли блуждали с одного на другое, один образ сменялся другим, воспоминания причудливо сплетались с насущными делами.
Парандон произвел на него неотразимое впечатление. Мегрэ жевал сочные хрустящие колбаски с жареным картофелем, который, слава богу, не отдавал пригоревшим салом, а воображение вновь и вновь рисовало ему этого маленького человечка, этого гнома, такого трогательного. Или, может быть, страшного?
- Статья шестьдесят четвертая, Мегрэ... Не забудьте про шестьдесят четвертую статью!..
Навязчивая идея? Но почему этот деятельный адвокат, к которому приезжали с разных концов света и платили огромные деньги за консультации по морским делам, был так заворожен той единственной статьей кодекса, которая, в конечном счете, трактовала вопрос о человеческой ответственности?
И как же осторожно она ее трактовала! Не давая ни малейшего определения безумию. Ограничивая его моментом действия, иначе говоря, моментом совершения преступления.
Мегрэ знал нескольких старых врачей, собаку съевших на психиатрической экспертизе; судьи охотно прибегали к их помощи, ибо эти знатоки психиатрии не любили входить в тонкости дела.
Ограничивая ответственность, преступника, эксперты принимали в расчет только органические заболевания мозга или врожденное слабоумие да еще эпилепсию, поскольку об этом недуге говорится в следующей статье уголовного кодекса.
Но как установить, был ли убийца в здравом уме в ту минуту, когда совершил преступление? Тем более можно ли утверждать, что он был в состоянии противиться аффекту?
