Стелла Трофимова - Стяжатели
Говоря это, Дегтярев листал блокнот. Имени «Сергей» там не оказалось.
* * *Выйдя из прокуратуры, Никодимов несколько минут постоял на углу, желая убедиться, что за ним не следят. Потом сел на трамвай, проехал в другой конец города, зашел в вестибюль метро, спустился вниз. На следующей станции поднялся по эскалатору, оглянулся. Все были заняты своими делами, никто не обращал на него внимания. Тогда он подошел к телефонной будке, опустил монету, набрал номер. Трубку сняли сразу же, после первого гудка. Видимо, ждали звонка.
— Слушаю, — сказал женский голос.
— Клава? Это я, Никодимов. Митя дома?
— Боже мой! — женский голос звучал глухо и взволнованно. — Вы ведь ушли вместе. Сказали на час… Где Митя? Я просто с ума схожу!
— Отвечайте на вопросы, Клава. Гостей у вас не было?
— Каких гостей?
Никодимов вздохнул свободнее:
— Значит, не было. Очень хорошо. Теперь слушайте меня внимательно. Если Митю спросят — скажите в командировке.
— Что за вздор? Какая командировка? У Мити отпуск.
— Не перебивайте! Командировка срочная и строго секретная, так что не пытайтесь выяснять — куда. Вам все равно не скажут. Через несколько дней он вернется.
— Мы оба со вчерашнего дня в отпуске! Как могли его послать в командировку? Почему он сам не позвонил мне по телефону?!
— Об этом спросите Митю, когда он вернется.
Нажал на рычаг. Вышел из будки. Теперь в ресторан. Скорее. Если Митя не попался, значит ждет там, как условились.
Павлов сидел за столиком неподалеку от входа.
— Наконец-то! Жду тебя весь вечер. Хотел уже ехать домой. Что произошло?
— Об этом после. Домой тебе возвращаться нельзя.
— Но Клава…
— Клаве я звонил. Сказал, что начальство прервало твой отпуск и срочно отправило в командировку.
— И она тебе поверила?!
— Это несущественно.
— Никто ведь не видел, как ты передавал мне деньги. Зачем ты придумал эту командировку?
— Трудно сказать, что они видят!
Подошел официант. Подал меню. Не заглянув в него, Никодимов нетерпеливо сказал:
— Ромштекс и бутылку пива. Да поскорее.
Официант смахнул со стола несуществующие крошки и отошел.
— Что произошло? — повторил Павлов.
— Задержали. Обыскали. Но так как денег при мне не было, доказать им ничего не удастся. Эта старая дура Исаева, если и заявила, возьмет свои показания обратно. Я ей объяснил, чем это пахнет для нее лично…
— Если она заявила, — перебил Павлов, — то могла и номера купюр переписать… — Ему вдруг почудилось, что пачка денег, лежащая в кармане, зашевелилась, словно живая, готовая в любой момент его обличить. Надо избавиться от нее как можно скорее! Во рту разом пересохло, и он сказал, с трудом шевеля губами. — Забери деньги обратно.
— Не могу. Я уже «на крючке», а тебя они не знают. Не трусь, Митя. Все обойдется. У н и х куда легче складывается жизнь, когда они имеют дело с грабителями и прочей уголовной шпаной. А установить, брал ли человек взятку, если его не схватили с поличным, почти невозможно.
— Почти…
— А ты что хочешь? Без всякого риска? Так не бывает. Но, поверь, риск для нас сведен до минимума: тот, кто дает взятку, так же мало заинтересован, чтобы помочь следствию, как и мы с тобой. Придется ведь объяснить, где он взял деньги! А это не всякому хочется.
— Слышал от тебя не раз. Лучше скажи, что делать? Я не могу ходить с этими деньгами.
— Правильно. Надо уехать на несколько дней. С того я и начал. Поезжай… ну, скажем, в Тулу. Остановись в гостинице. Я тебе напишу до востребования или позвоню по междугородному, скажу, когда можешь возвращаться. Деньги отправь из Тулы почтовым переводом Марине Сокольской. Если номера их переписаны, лучше избавиться от этих купюр. Пусть шеф с нами рассчитается теми бумажками, которые Марина получит по почте.
— Почему Марина? Отчего не послать прямо шефу?
— Вряд ли шеф будет доволен, если почтовый перевод попадет в руки его супруги.
— Хорошо. Сделаю. А ты забери у Клавы фотоаппарат, спрячь его. — Павлов опрокинул рюмку водки, и Никодимов услышал, как жидкость забулькала в горле.
— Хватит пить. Расплачивайся и отправляйся. Вон несут мой ромштекс. Незачем, чтоб нас долго видели вместе.
— Получите с меня, — сказал Павлов официанту и положил на стол десять рублей. Не считая, небрежно сунул в карман сдачу. Вышел из ресторана.
Никодимов поспешно доел свой ромштекс. Ему предстояли еще кое-какие дела.
После его ухода к директору ресторана зашел молодой человек.
— Мне надо ознакомиться с выручкой, — сказал он и предъявил удостоверение.
Вскоре Кириллу Дегтяреву сообщили: одна десятирублевка изъята из кассы ресторана и может быть приобщена к делу. Вслед за этим поступило еще сообщение: человек, с которым Никодимов встретился, прямо из ресторана поехал на Курский вокзал и купил билет до Тулы. Оставалось ждать известий от Верезова о Никодимове.
Верезов явился в отличном настроении:
— Наш общий друг человек бывалый, Кирилл Михайлович. Колесил, колесил по Москве, раньше чем вернулся из ресторана домой. Загонял меня совсем, честное комсомольское!
Однако вид у Верезова отнюдь не был «загнанный». Дегтярев рассмеялся:
— Может быть, на пенсию пора, лейтенант? — И уже серьезно. — Долго Никодимов просидел дома?
— Минут пятнадцать… Откуда вы знаете, что он ушел?
— Догадываюсь. — Дегтярев снова рассмеялся. — Это ж у тебя на лице написано!
— Что за разнесчастная у меня внешность. Как по книге все прочесть можно. Девушки таких не любят, преступники не уважают… — И, словно не было никакого отклонения от темы, продолжал. — Шофер такси, на котором Никодимов приехал из ресторана, ждал у подъезда. Никодимов вышел с чемоданом и поехал на Белорусский вокзал. Откровенно говоря, я испугался — неужели смотается? Но он только сдал чемодан на хранение и обратным ходом домой.
— Что в чемодане?
— Два серебряных портсигара, пять шкурок серого каракуля, три пыжиковых шапки, два отреза на пальто, четыре на костюмы, сберегательная книжка. Сумма вклада девятьсот семьдесят пять рублей. Вот опись вещей и протокол.
— Сейчас Никодимов дома?
— Да. Под неусыпным наблюдением. Денек у него, был напряженный. Теперь, наверно, отдыхает.
Дегтярев встал:
— Придется нарушить его отдых. Думал отложить… Но нет, теперь ждать незачем.
* * *Кирилл сиял телефонную трубку. Услышал взволнованный голос Валерия:
— Извините, что так поздно, Кирилл Михайлович… Вы еще не спите?
— По-видимому нет, раз я разговариваю с тобой, — рассмеялся Кирилл. — Что у тебя стряслось?
— Меня осенила одна идея, и я никак не мог дождаться утра…
Идея, которая минуту назад казалась Валерию великолепной, стала бледнеть, как только он услышал голос Кирилла. Будь в ней какой-нибудь смысл, Кирилл Михайлович, наверно, додумался бы сам! Незачем было звонить ему домой поздно вечером, и без того у Дегтярева сейчас достаточно напряженные дни…
— Если уж ты не мог дождаться утра, выкладывай свою идею. Что же ты замолчал?
— Это насчет зажигалки Никодимова… Я все время думал, как бы разыскать ее владельца. И мне пришло в голову… Пожалуйста, не смейтесь, Кирилл Михайлович, теперь я сам вижу, что мысль не слишком удачная!
— С чего ты взял, что я смеюсь? Даже, если б я умирал от желания смеяться, то решительно не вижу, над чем. Ты ведь еще ничего не сказал.
Валерий заторопился:
— Я подумал, что хорошо бы показать зажигалку коллекционерам… Они все прямо как ненормальные! Если хоть раз увидят вещь, которую могли бы приобщить к своей коллекции, в жизни ее не забудут. Тем более никодимовскую… на ней же еще надпись! — голос Валерия оживился, идея снова показалась ему заманчивой. — Одного такого психа я знаю. А он может быть укажет остальных… А? Как вы думаете, Кирилл Михайлович?
— Молодец! Послушай, Валерка, из тебя выйдет толк. Ты умеешь думать!
— Значит, в этой идее кое-что есть? — обрадовался Валерий.
— Завтра же поезжай к твоему «психу».
— Спасибо, Кирилл Михайлович! Уж я выжму из него все, что он знает!
— Мне-то за что спасибо? — рассмеялся Кирилл. — Я должен тебя благодарить…
5.
Прежде чем откликнуться на стук в дверь, Мещерский прикрыл листом бумаги документ, который проверял. Увидев Лисовского, поморщился.
— Опять вы…
— Опять я! — уныло сказал Лисовский. — Хожу. Прошу. Что мне еще остается делать?
— Я уже говорил вам — не могу. Список составлен, ни одной свободной квартиры нет. Не такое у вас бедственное положение — четыре человека в шестнадцатиметровой комнате. Вы не видели, в каких условиях люди живут!
— Я много кое-чего видел на своем веку, — покачал головой Лисовский. — Я столько видел, что не дай бог кому-нибудь увидеть. Я еще при бывшем царе еврейские погромы видел…
