Дерек Картун - Падение Иерусалима
В данный момент Мемуне водрузил на нос очки без оправы, провел ладонью по темени, как бы приглаживая несуществующие волосы, кашлянул, поерзал на стуле и внимательно уставился на лежавший перед ним лист бумаги, где аккуратным до тошноты почерком одно под другим были выведены всего четыре слова, к тому же пронумерованные.
- Мы располагаем надежной информацией о том, что имеющая поддержку в Сирии группа арабских экстремистов под названием "Шатила", которой руководят из Дамаска, собирается установить контакт с одним из сотрудников военной разведки в Париже. Есть основания полагать, что главная акция, замышляемая против Израиля, предусматривает соучастие некоторых французских должностных лиц. "Шатила" - наиболее экстремистская и к тому же самая умелая и удачливая из всех известных групп. Покушения в Париже и Бонне - на ее счету.
- Чего ради мы все это слушаем? - премьер решил, видно, покапризничать как следует.
- "Шатила" приступает к решительным действиям. Нам передали фразу о готовящейся акции: она якобы изменит карту Палестины. Эти предупреждения следует рассмотреть в свете того, что, согласно прежним данным, руководитель группы Ханиф тесно связан с Каддафи. - Мемуне помолчал выразительно, потом продолжил: - Ставлю перед комитетом вопрос: не кажется ли вам, господа, эта комбинация - связь с Ливией и угроза изменить карту - чересчур зловещей? С нашей точки зрения ситуация нуждается в тщательной оценке.
- И это все? Ну так не тратьте времени даром, оценивайте! - премьер вел себя сегодня просто непозволительно.
- Нашу оценку и план действий изложит Бен Тов, господин премьер-министр.
- В протокол это заносить не надо, - буркнул премьер. Секретарь кабинета, который вел запись, отложил ручку и блокнот.
- В "Шатиле" у нас есть свой человек, - начал Бен Тов. Он считал, что предпринятое армией в 1982 году избиение беженцев в лагерях близ деревень Сабра и Шатила являет собой образец редкостного политического идиотизма, и потому название группы произнес с некоторым даже злорадством. Но ни одно из обращенных к нему лиц не дрогнуло, и он продолжал:
- Необходимо предпринять чрезвычайные меры, чтобы отвести от этого человека подозрения и тем спасти ему жизнь, поскольку отозвать его сейчас было бы крайне безрассудно. Если группа пойдет дальше в своих намерениях укреплять сотрудничество с Каддафи, мы должны любой ценой держать ее действия под контролем. Сейчас это главное. Но есть и другие соображения...
Вот теперь премьер слушал внимательно, и Бен Тов нарочно сделал длительную паузу.
- Какие еще другие соображения?
- Вы все, господа, получаете данные армейской разведки и наши относительно того, как продвигаются ядерные разработки в Тукре. Последние сведения говорят о том, что через несколько месяцев - от восьми до двенадцати, так можно считать, - вооруженные силы Ливии получат ядерное оружие. Согласно нашим оценкам, Каддафи не собирается его применять. Но, возможно, он захочет действовать чужими руками и передаст его кому-нибудь. "Шатила" как раз может сослужить такую службу. С другой стороны, группа, возможно, рассчитывает получить ядерное оружие из других источников скажем, из Франции. Таково наше второе соображение...
- И сколько их там у вас еще?
- Всего четыре, господин премьер-министр.
- Ну, дальше...
- Смею предположить, что именно сейчас настало время, когда следовало бы прибегнуть к помощи американцев: они могли бы в мягкой форме предупредить Каддафи...
Премьер-министр повернулся к министру иностранных дел:
- Слышал, что сказал этот человек?
- Да. Мы примем его слова к сведению.
- Думаешь, его предложение выполнимо?
- Безусловно, выполнимо. Только вряд ли целесообразно. Самый надежный способ склонить Каддафи к тому, чтобы он сбросил атомную бомбу, посоветовать ему этого не делать. А еще надежнее - пригрозить ему. Но мы все же примем к сведению.
Премьер и министр иностранных дел мало симпатизировали друг другу.
- Я бы хотел получить ваше письменное заключение завтра утром. Только, Хаим, пусть оно будет коротенькое, а не обычная ваша простыня.
Сидящие вокруг стола попрятали невольные улыбки.
- Ладно. Но тут есть проблема: американцам в таких делах не хватает тонкости.
- Где ее нынче возьмешь, эту тонкость?
- Вот англичане, например...
- Вот уже действительно лучший способ прикончить Каддафи: он со смеху помрет.
Присутствовавшие вежливо посмеялись.
- Проблемой Тукры мы занимаемся совместно с министерством обороны, пояснил министр иностранных дел. - Они тоже считают, что результатом любой американской инициативы станет только укрепление противовоздушной обороны Тукры - зачем нам это надо?
Премьер-министр снова обратился к Бен Тову:
- А четвертое соображение?
- Оно в том, чтобы привлечь наших друзей из Парижа. Подробности мне бы обсуждать не хотелось - нужна предельная осторожность.
- Что, есть риск утечки?
- Есть, представьте.
- А если ваши рассуждения ошибочны? "Моссаду" же свойственно ошибаться, тем он и знаменит...
- Тогда мы уклонимся, - Мемуне не обратил внимания на колкость.
"...под благовидным предлогом, - закончил фразу Бен Тов, разумеется, про себя. - Идея, чтоб ее..."
- Ничего этого знать не желаю, - сказал премьер. - Но если в Париже начнутся какие-нибудь политические пертурбации из-за ваших этих дел, доложите мне немедленно. Ясно?
- Разумеется, господин премьер-министр. - Мемуне откашлялся и продолжал:
- Мы убеждены, что если "Шатила" ищет возможности заполучить ядерное оружие, то ее первая забота - способ доставки. Если, конечно, она его уже не получила...
- А вы что, не в курсе дела?
Мемуне поправил очки и уставился в свою записку, будто рассчитывая отыскать ответ. Но, не найдя ничего путного, отрицательно покачал головой.
- Пока ничего определенного сказать не могу. Наше ведомство занимается этой проблемой в самую первую очередь.
Премьер буркнул что-то и обернулся к секретарю кабинета:
- Мы к этому еще вернемся, Ури, занеси это в повестку дня следующего заседания кабинета министров. Что там еще?
- Вопрос о поставке французских самолетов в Ирак.
- Ну и что насчет французских поставок в Ирак?
Премьер-министр так и не сказал, что "Моссад", мол, мелет чепуху...
- Нас самым классическим образом загнали в угол, - сказал Бен Тов, когда они с Мемуне возвращались к своей машине. - Выбор такой - или попытаться пресечь действия группы прямо сейчас, или продолжить наблюдение за ней. Риск в обоих случаях огромный. Попытка обезвредить этих людей вряд ли удастся, мы только спровоцируем их на скорые и решительные шаги, они сообразят, что медлить опасно. Схватить некоторых членов группы - скажем, того же Хайяка, или, допустим, взять этого француза Таверне, а то и самого майора Савари - это в принципе возможно. Но профессор Ханиф недосягаем, и я не вижу пока способа поймать его. А любого другого он прекраснейшим образом заменит - и все. Ему же помогает сам Каддафи - у этого-то красавца сколько угодно всяких Таверне. А то и сам воспользуется своей бомбой, если что не по нем. Главное - начав действовать подобным образом, мы так и не узнаем их планов. Вот тут-то и закавыка: ну пошлю я людей во Францию, возьмут они Хайяка или даже этих французов, наплевав на сентиментальное отношение к ним нашего премьера, но Ханиф-то сообразит, что к чему, и мы потеряем агента, а в его лице - единственный наш источник информации. Не хотелось, чтобы этого молодого человека пригласили на допрос в главное разведывательное управление в Дамаске - как там допрашивают, известно.
- Но с другой стороны если и дальше выжидать, то риск не меньше. Сам же говоришь, что мы не то чтобы с огнем играем, - тут не игра, тут речь идет об угрозе полного уничтожения страны, народа...
- Я и говорю, что нас загнали в угол, - подтвердил Бен Тов.
Мемуне влез в машину, следом за ним - Бен Тов. Недолгий путь до здания, где располагается "Моссад", они провели в невеселом молчании. Мемуне только спросил:
- Что собираешься делать?
- Подожду еще, понаблюдаю.
- А как быть с агентом?
- Придется что-то предпринять. Его уже подозревают.
- Как собираешься действовать?
- Не знаю пока. Придумаю что-нибудь. Терять его нельзя.
Фактически это было нарушением субординации - такой вот обмен краткими, маловразумительными репликами, касающимися не конкретных планов, а всего лишь туманных намерений. Мемуне считал Бен Това неуправляемым - таким его считали в свое время и в армии, да и позже, когда он ревностно, но абсолютно без всякой пользы для себя и для дела служил в министерстве внутренних дел. Его там прозвали косолапым медведем - изо всех сил стараясь вписаться в жизнь этого бюрократического аппарата, он проявлял фантастическое непонимание его законов и вечно совершал какие-нибудь смешные нелепости. Зато в арабском отделе все было иначе: агенты его боготворили, а подчиненные терпеть не могли, потому что агентов он высоко ценил и всячески это демонстрировал, а с персоналом был груб и недоброжелателен. Мотивы такого отношения он даже себе не мог бы объяснить, тем более их не понимали те, на кого распространялась его неприязнь. Его мощный интеллект постоянно подвергал сомнению слова и намерения собеседника, поэтому говорить с ним было трудно. Любопытно, что неуважение к коллегам сочеталось у него с безграничным уважением к противнику, и если кому-то это казалось нелогичным - что ж, тем хуже для логики. Зато все эти странности идеально подходили к его нынешним занятиям.
