Фридрих Незнанский - Заговор генералов
Он достал трубку и набрал номер. Сказал, что хочет поговорить с Хозяином. Отключился. Полминуты спустя раздался сигнал…
Артист с Куцым прошли несколько шагов вперед и остановились, глядя, как Сизый, жестикулируя, что-то объяснял Хозяину. Разговор у них оказался долгим.
– Надоел мне Сизый, – сказал вдруг Артист.
Куцый посмотрел на него вопросительно.
– По-наглому, говорю, прет. Всех заложит. Чего теперь, тех двоих ментов убирать, что портрет «срисовали»?
– Хозяин скажет, – резонно заметил Куцый. – Эх, сейчас бы рюмашку и Дашку под ляжку… Чего он, зовет, что ль?
Они подошли к машине, сели. Сизый передал Куцему трубку:
– Хозяин тебя зовет.
– Мое почтение, – сказал Куцый, беря трубку.
– Ты в машине? – услышал низкий и мягкий голос Хозяина.
– Ага.
– Выйди, дверь закрой. Сделал? Теперь слушай, что велю. Завалился было сизый голубок-то?
– Ага.
– Можешь говорить нормально. То, что сделали, правильно. Живописца того, может, и придется… хотя душа не лежит. Ладно, пусть Сизый сам исправляет свою ошибку. Тебя с Артистом отзываю, вы мне нынче для серьезного дела нужны. Заберите из машины все, чтоб и духом вашим там не пахло, ясно? А все картиночки, бумажечки ментовские, все до единой, чтоб там остались.
– Понял.
– Ну и молодец, Витек. – Куцый даже вздрогнул: Хозяин редко называл его по имени. – Тогда отдай трубку.
Пока Сизый выслушивал последние указания Хозяина, Куцый ткнул Артиста в бок и приказал жестом все бумаги из сумки вываливать прямо на пол машины. Что и было немедленно проделано. Сизый же молча швырнул трубку в бардачок и с яростью прорычал:
– Выметайтесь! Со всем своим говном! К матери!…
Куцый обернулся к Артисту, словно невзначай подышал на правую ладонь, достал из кармана носовой платок, скомкал его в кулаке и, открывая дверь, быстро и ловко протер ручку. Тот же способ избавления от следов своих пальцев употребил и снаружи. Артист же долго возился, собирая шмотье, открыл дверь со своей стороны, долго выбирался, неуклюже закрывал дверь. Сизый ни на кого из них не обращал внимания, сидел, злобно уставившись в лобовое стекло, и сжимал побелевшими пальцами баранку руля.
– Может, хоть до ближайшего метро добросишь? – посетовал на свое положение Артист.
– Пошел бы ты… сучара! – выдавил Сизый и рывком бросил машину вперед.
– Хозяин переменил решение? – со смешком повернулся к Куцему Артист.
– Охота знать, позвони да спроси. А лучше – помолись. Ты это дело любишь, – с иронией заметил Куцый. – В самый раз будет.
И быстро ушел, не прощаясь.
Артист смотрел ему вслед и впервые наконец понял, откуда прилипла к парню эта кликуха – Куцый. Он во время быстрого движения действительно напоминал петляющего зайца, шел не по прямой между двумя точками, как заведено в геометрии и жизни, а словно кидаясь в стороны. Точно – Куцый!…
Ни тот ни другой не знали, что два фактора – неожиданное упрямство Артиста и решение Хозяина, – попросту говоря, спасли им жизни. Сегодня, во всяком случае. А вообще-то в их профессии заглядывать далеко вперед негоже, Провидение этого не любит… Тем более если оно занято в основном устройством будущего Хозяина, а не какой-нибудь мелкой сошки вроде них.
Сам же Хозяин, наглядно показав Сизому, кто должен принимать решения, тут же, после разговора с ним, позвонил в Сокольники, в дежурную часть ГАИ.
– Мне бы Воробьева, – попросил почти заискивающим тоном. – Ах, нету? Спасибо.
Набрал следующий номер.
– Капитан Воробьев слушает, – бодро ответила трубка.
– Здравствуй, голубчик, – ласково заговорил Хозяин. – Это я тебя, дружок, беспокою, Павел Антонович, узнал?
– Вот теперь признал, – обрадовался Воробьев. – Богатым будете, Павел Антонович, и здоровым! Это точно, примета такая. Рад помочь, если есть во мне нужда какая.
– Да оно и есть, а с другой стороны – вдруг хлопотно станет?
– Нашему брату не привыкать, вы ж знаете.
– Ну спасибо, голубчик. А дело, значит, такое. Где-то там, неподалеку от тебя, в Черкизове, художник один проживает, не знаю, один ли, с семьей. Слышал, хороший он человек. Да оно, в общем-то, может, и ни к чему, только стало мне известно, есть, понимаешь, эти, которые… убить хотят его, а за что – никто не знает. Нашелся, видишь ли, вроде бы голубь такой, сизокрылый, сизый, стало быть. Так вот, думаю, пожалеть надо бы художника-то. Да и ты чего-то, гляжу, в капитанах засиделся. Не пора дальше-то, а?
– Нехорошо…
– Чего говоришь?
– Нехорошо, говорю, Павел Антонович, землю-то нашу талантов лишать. Верно мыслю?
– А то как же! Их у нас и так немного.
– Чего-то адресок я не запомнил.
– Ах, адрес? Сейчас напомню, напомню, как же без адреса-то… Значит, Черкизовский проезд, дом одиннадцать, а квартира, стало быть, двадцать первая. Очко! – обрадовался Хозяин. – Смотри-ка! Везунчик ты, этак можешь большой куш сорвать!
– А я разве против, Павел Антонович? Кстати, голуби-то эти, они что, на лапках передвигаются или как?
– Ха-ха! На колесиках, «девяточки» такие черненькие, там чего-то буковки, циферки… эс, стало быть, сто семнадцать и снова эс-а. Да, так о чем это я? Вспомнил! Если, говорю, коллеги твои не совсем дураки, они уж, поди, на всех парах туда следуют. Кабы не опередили. Но им, надо думать, те бумажки нужны, что в машинке той. А с голубком-то им вредно встречаться, из этих он, из отмороженных, стрелять начнет, детей осиротит. Зачем стрелять?
– Значит, надо сделать так, чтоб не осиротил? – хмыкнул капитан Воробьев. И не удержался, хоть это было не в его правилах: – А кто ж это такой, зверь-то безжалостный? Да еще с пистолетом.
– Ах, кабы знать! – вздохнул Хозяин. – Да ведь, с другой стороны, и знать-то нынче ох как опасно! А про пистолет – точно, есть.
– Это верно, знать ни к чему.
– А наудачу тебе так скажу… Глядел я днями кино американское, боевик называется. Так там один псих вроде этого нарушил чего-то да и стал от полиции удирать. А те – не любят, ох не любят! Ну, погнались, вот уж и достигать стали. А этот-то наш возьми да выскочи из машины – да давай палить! Но полиция тоже не дураки: бах! бах! – и нету ваших. Задерживали, стало быть, нарушителя, чтоб штраф наложить, а шлепнули преступника. Вишь ты, какое кино! Забавно… Ну, что-то я разговорился, не иначе старость подступает, а, капитан? Слыхал, поди, про царицу нашу великую? Дерет ее, значит, солдатик, а она в небеси взмывает и все от великой страсти повизгивает: ах, капитан! ах, майор! Ну и так до генерала добралась. Вот что значит – уметь! Давай, капитан, чую, быть тебе генералом. Попозже позвони насчет кино. Я ждать буду. Да, а что ж это мы про телефон художника-то забыли? Записывай, записывай…
Служебная «Волга» с мигалкой на крыше и завывающей сиреной вырвалась наконец из центра и понеслась мимо трех вокзалов к Преображенке. Как раз на Комсомольской площади и заверещал наконец телефон. Сидящий впереди оперативник Федя Мазаев поднял трубку, послушал сообщение и передал ее Артюше, которого почти задавил, зажал в углу салона своей массивной, медвежьей фигурой старший оперуполномоченный майор Синев.
– Следователь Артюша слушает, – прохрипел сдавленно Олег.
– И правильно делаешь. Карандаш под рукой? Записывай адрес и номер телефона… Я только что разговаривал с Воротниковым и все ему объяснил. Главное. Детали по твоей части. Старшим назначаю Синева, слушаться беспрекословно. Передай ему трубку.
Разговаривая с подполковником, Синев отвечал односложно:
– Да… Понимаю… Будет сделано… Слушаюсь…
Словом, типичный служака. Артюша не очень уважал таких, потому что сомневался в наличии достойного интеллекта. Вот шею свернуть руками – это они мастера…
Синев отдал трубку Федору и всем телом повернулся к Олегу:
– Я тебя не совсем задавил? Ну, извини, это не я, это – доспехи! Давай-ка по-быстрому посвяти меня в суть дела, и мы решим, что делать дальше.
Олегу неожиданно понравилось, как он спросил: без наглости старшего по званию, без явного превосходства. И потому рассказал неожиданно для себя буквально все, как на духу, не щадя и не скрывая собственных ошибок. Майор выслушал не перебивая, немного задумался и предложил такой вариант:
– Федор, набирай номер этого художника. Ты, Олег, напомни ему о себе и представь меня в качестве начальника группы. Это надо, чтоб у него к нам больше доверия было. Ну а я подскажу ему один ход, который представляется так… более-менее… Давайте, ребята, время давно пошло!
Оказывается, художник уже все знал из разговора с подполковником. Поэтому оправдания Олега не потребовались. Но он сказал, что буквально несколько минут назад был телефонный звонок, а когда жена подняла трубку и спросила, кто звонит, ей никто не ответил, только одно странное сипение. Может быть, это и есть те преступники? Воротников спросил с такой наивностью и полным отсутствием страха в голосе, что Артюше стало безумно стыдно за то, что случилось по его персональной вине.