Фридрих Незнанский - Опасное семейство
И вот последняя капля переполнила чашу его терпения.
Хорошо зная, что до губернатора дозвониться невозможно, местные жители предпочитали со всеми своими жалобами обращаться к нему, Трегубову, помня, что на посту начальника Главного управления краевой милиции тот вел себя вполне прилично и спуску бандитам, прилипавшим к разнообразному и богатому хозяйству края, не давал.
Оказалось, что о вчерашней ночной перестрелке, которая якобы происходила если не в самих владениях губернатора, то поблизости от его шикарной виллы, построенной на берегу водохранилища, уже знали многие. Как пронеслись слухи и о том, что Правобережная милиция смотрит на это дело сквозь пальцы и расследования проводить не собирается. Ну, так это или нет, еще предстояло выяснить. Подполковник Веселко, с которым Трегубов утром уже беседовал, что-то вякал по поводу того, что все у него под контролем, хотя явно не владел ситуацией. В прокуратуру пока тоже никто не обращался, все ждали, что скажет милиция. А она отмалчивалась, будто вокруг решительно ничего не происходило.
Дозвонившиеся товарищи с химического комбината сообщили, что народ на предприятии очень взволнован. Все ждали объяснений, куда пропали выбранные ими делегаты для переговоров с Киреевым-младшим, ловко и упорно скупающим акции этой акционерной компании. Они все исчезли, причем вместе с депутатом Москаленко, который также владел небольшим пакетом акций этого крупнейшего в крае предприятия и выступал против наглых притязаний губернаторского зятька.
Кстати, и вилла, где должны были состояться переговоры, по сути, принадлежала не губернатору вовсе, а его зятю, хотя мало кто в городе об этом знал. Точнее, в первую очередь дочери губернатора, а уж потом — ее мужу.
Желая получить немедленный ответ на свои вопросы, представители комбината угрожали провести собственное независимое расследование и потребовать строжайшего наказания официальных лиц, скрывающих от народа правду.
Заявление было серьезным, оно могло вызвать не только в самом крае, но и далеко за его пределами опасную волну, которая сразу накроет и губернатора, и его компанию, куда невольно входил — так уж получалось — и Анатолий Юрьевич.
Вот с этим известием он и явился к Георгию Владимировичу, где застал всю троицу в сборе.
Разговор у них до прихода вице-губернатора был определенно очень серьезным. Сам Георгий Владимирович сидел красный как вареный рак. А у обоих его оппонентов глаза были злыми просто до неприличия.
Анатолий Юрьевич понял, что появился не ко времени, но и от губернаторских прихлебателей ничего скрывать не собирался. Напротив, им совсем не помешало бы услышать, что о них говорят окружающие.
И он, не тая ничего, выложил всю информацию губернатору, после чего потребовал принятия немедленных мер со стороны как милиции, так и краевой прокуратуры. Народ, добавил он, уже написал заявление в Генеральную прокуратуру, указывая на правовой беспредел, процветающий в крае с легкой руки… Он не стал называть поименно тех, кого имели в виду работники комбината, так как присутствующие в кабинете и сами это прекрасно знали.
Глаза Киреева-младшего прямо-таки горели звериной ненавистью. «Нечего, — думал Трегубов, — то ли еще будет!» А генерал-майор Шилов, наоборот, казался вялым и скучным. Он, кивая, слушал страстную речь Трегубова, но было видно, что все сказанное ему просто до лампочки. Ничего он не станет предпринимать, не будет проводить никаких расследований и, вообще, постарается спустить дело на тормозах. Вот это и взбесило Трегубова. Не открытая ненависть Киреева, а холодное равнодушие главного краевого мента, которого Анатолий Юрьевич на свою же голову и «проводил» в министерстве.
Не видя реакции и со стороны Шестерева, который лишь выжидательно посматривал на Шилова с Киреевым, вице-губернатор заявил, что слагает с себя служебные полномочия, но прямо сегодня поставит в Законодательном собрании вопрос об импичменте действующему губернатору. С этими словами покинул кабинет.
Он чувствовал, точнее, хотел верить, будто губернатор поймет, что его предупреждение — не пустой звук. Поэтому, зная, что в Законодательном собрании скоро должен закончиться перерыв, решил отправиться именно туда, чтобы во всеуслышание объявить депутатам о своем решении. Уж ему-то на фоне слухов, расползающихся по городу с немыслимой быстротой, слово предоставят без всяких предварительных условий!
Водитель спросил, куда ехать. Сидевший в «Волге» на заднем сиденье Трегубов с вопросительным недоумением посмотрел на него, потом понял, что, задумавшись, забыл сказать шоферу о своих дальнейших планах.
— Погоди, — сказал Анатолий Юрьевич, сосредоточившись, — у них сегодня заседание проводит, кажется, Густов, заместитель председателя. Я позвоню ему и предупрежу, чтобы мое появление и в самом деле не стало неожиданностью.
Со служебного телефона он соединился с Законодательным собранием. Но секретарша, узнав, кто звонит, сообщила, что Сергей Иванович еще не вернулся с обеда. Спросила, что ему передать.
Трегубов в свою очередь спросил у нее номер мобильного телефона Густова, и секретарша продиктовала.
Анатолий Юрьевич говорил с заместителем председателя кратко. Он сообщил о своем решении выступить в Законодательном собрании с информацией по поводу будоражащих город слухов. Просил в порядке исключения предоставить ему десять минут для сообщения и столько же для ответов на возможные вопросы. Густов не возражал, его и самого мучила неизвестность. Условились на пять часов вечера, когда должно было состояться последнее заседание, на которое обычно депутаты являлись в полном составе.
— Так, — сказал Анатолий Юрьевич, — ну, времени у нас с тобой, Валентин, еще навалом. Давай-ка подъедем к универсаму, я присмотрю себе галстук, а то выступать перед депутатами с распахнутым воротом не прилично, верно?
— Вы правы, — согласился водитель и тронул машину.
Они проехали по центральному проспекту и остановились прямо у входа в новый универмаг, играющий по фасаду многоцветными огнями.
— Подожди меня здесь, — сказал Трегубов и легко выпрыгнул из машины. — Ровно пять минут!
Через пять минут Анатолий Юрьевич вышел из универмага, поглаживая рукой яркий, полосатый, символизирующий цвета российского флага, новенький галстук. Посмотрел на часы.
Он стал спускаться по ступенькам к своей машине, но его окликнули из другого автомобиля, припаркованного позади «Волги»:
— Анатолий Юрьевич! — Из-за опущенного стекла серой «девятки» ему призывно махал рукой водитель.
Трегубов пригляделся и узнал… телохранителя губернаторской дочки Юлии. Она часто вместе с этим коротко стриженным парнем, которого, кажется, зовут Игнатом, появлялась в приемной отца.
«Чего ему-то надо? — с недоумением подумал Анатолий Юрьевич, не помышлявший ни о какой опасности. Однако ноги, словно сами, понесли его в сторону «девятки». А водитель, склонившийся над рулем, даже не повернулся.
— Какие проблемы? — строго спросил Трегубов у Игната, который непонятно почему широко улыбался ему.
— Это не у меня проблемы, — негромко сказал Игнат, — а у тебя, Толя!
Трегубов изумился от невиданной фамильярности. Брови его поползли вверх, а рот растерянно открылся.
С этим выражением на лице он и рухнул на тротуар, не услышав ни выстрела, сделанного почти в упор, в середину его лба, из пистолета с навинченным на ствол глушителем, ни вскрика испуганной женщины, отпрянувшей*в сторону от падающего тела, ни рева форсированного двигателя «девятки», рванувшей с места…
Глава вторая
НЕПРИЯТНОЕ ЗАДАНИЕ
1
— Александр Борисович, зайдите, пожалуйста, ко мне, — сказал Меркулов и положил телефонную трубку.
Что случилось? Турецкий кинул свою трубку на аппарат и задумался. Вопрос, который он себе задал, был серьезным и наверняка имел не самые приятные последствия. Подчеркнуто вежливое обращение Константина Дмитриевича могло означать одно: зам генерального прокурора по следствию приготовил ему какое-то «тухлое» дело, которое чести, что называется, не принесет, но у жизни отнимет многие ее драгоценные часы, не говоря о днях, а возможно, и месяцах. Что это значит? Это значит то, что старший помощник генерального прокурора Александр Борисович Турецкий должен сейчас, в ближайшие минуты, найти способ отвертеться от очередного «ласкового» предложения Кости. Сослаться на безумную загруженность, на головную боль… да на что угодно. И вид при этом иметь неприступный и вместе с тем брюзгливый, что всегда действует на собеседника отрицательно. Немногие желают после этого продолжить уговоры.
«А может, у него там сидит кто-нибудь из начальства? — пришла в голову совсем простая и потому неожиданная мысль. — И Костя просто не хочет демонстрировать наших дружеских отношений?» Это, вообще-то, меняло дело.
