Фридрих Незнанский - Опасное семейство
Про пятьдесят долларов, которые Замошкин вручил ему после окончания дежурства, объяснив, что это от хозяина виллы — за беспокойство, Круглов решил ничего не говорить. Вообще-то, это было странно, раньше никто «за беспокойство» ему еще ни разу не платил. А какое беспокойство? Нет, надо у Замошкина сперва спросить, а уж потом вякать про доллары. А лучше вообще ничего не знать — не было, и все!
Москаленко заметил, что, если судить по выражению лица парня, в его душе происходила какая-то внутренняя борьба, но в конце концов в глазах появилось решительное выражение, словно тот пришел к определенному решению.
— Вот и все, больше ничего не могу сказать. Так что извиняйте.
Сергей сунул обратно в пачку назакуренную сигарету, поднялся и ушел в ванную не прощаясь. Михаил Матвеевич понял, что парень явно что-то недоговаривает, но настаивать с расспросами не стал. Тем более что и мать Сергея смотрела на него теперь уже с непонятной враждебностью, будто он собирался оставить несчастье в ее доме после своего ухода.
Москаленко поднялся и, кивнув ей, молча покинул квартиру.
…Лейтенанта Замошкина дома не оказалось, он вместе с женой куда-то уехал. Об этом Михаилу Матвеевичу сообщила соседка после того, как он безуспешно топтался у запертой двери минут десять, нажимая на дверной звонок.
— Уехали они, мил-человек, — сообщила ему пожилая и, видимо, очень любопытная соседка. — Машинку свою завел, и они уехали. А ты им кто будешь? Не родственник?
— Нет, я по делу пришел… Вы не знаете, скоро они вернутся?
— А кто ж их, молодых-то, знает? Завели тарахтелку и — усви стали!
Михаилу Матвеевичу осталось только вернуться в отдел милиции со всем тем, пусть и небольшим, грузом информации, который он успел добыть за прошедшие полдня.
4
На обитой дерматином двери начальника ОВД «Правобережный», на втором этаже, висела черная стеклянная табличка с золотыми буквами — «Веселко Степан Лаврентьевич». И больше ничего — ни должности, ни звания. Видимо, предполагалось, что посетители и так должны понимать, чья это дверь.
Москаленко постучал, услышал голос: «Войдите!» — и открыл дверь в кабинет. Подполковник милиции стоял у окна с телефонной трубкой в руке и смотрел во двор.
— Слушаюсь, — сказал он в трубку и аккуратно положил ее на аппарат. Затем поднял взгляд на посетителя, сухо спросил: — По какому делу?
— Разрешите присесть, товарищ подполковник?
— Садитесь, — бросил начальник и сел сам.
— Я по поводу ночного эпизода…
— Опять про стрельбу, что ли? — поморщился подполковник. — А вам разве дежурный не дал разъяснений? Я же приказал ему! В чем дело? — И он схватил трубку внутренней связи.
— Не торопитесь, Степан Лаврентьевич, — жестом остановил его Москаленко. — Тут, я вижу, не все так просто, как кажется на первый взгляд. Душа, понимаете, болит. — Старик потер ладонью грудь.
— Так вам к врачу надо, а не ко мне.
— Вы не поняли. Но я, если позволите, в двух словах объясню.
— Давайте, только действительно в двух словах, у меня времени совсем нет.
— Спасибо. Мой сын, депутат Москаленко, вы его наверняка знаете, вчера вечером вместе с шестью акционерами химкомбината отправился на встречу с Юрием Петровичем Киреевым. Его фамилия вам тоже знакома.
— Естественно, — нетерпеливо кивнул подполковник.
— Уехали и… пропали. Сам Киреев, как мне уже доложил Мишин помощник, дома отсутствует, вроде он даже чуть ли не в Москву вылетел, а вот товарищи, которые к нему отправились, пропали. Никто из них дома не ночевал, и на службе они тоже сегодня не появились. Это те, о ком я успел узнать, — поправился Михаил Матвеевич. — По городу идут разговоры о ночной стрельбе, которую, кстати, я своими ушами слышал. На этот счет есть немало свидетелей. И никакие это, товарищ подполковник, не петарды были, а самые натуральные автоматные очереди. Все, вместе взятое, вынуждает меня задать вам необходимые вопросы…
— Я жду, задавайте! — довольно грубо перебил его начальник.
— Я хочу знать, станете ли вы проверять рапорт того наряда милиции, который выехал для проверки информации, поступившей к вам от товарища Кваснюка? Почему я спрашиваю об этом? Потому что в рапорте есть противоречия. И я смею предположить, что никакой тщательной проверки вообще не проводилось.
— С чего вы взяли? — нетерпеливо спросил подполковник, хмурясь. — И вообще, какое вам до этого дело? Вы собираетесь проводить собственное расследование? И кто вам дал такое право?
— Не боги, товарищ подполковник, горшки обжигают. А потом в городе есть немало толковых специалистов. Только деньги плати, они тебе черта лысого достанут.
— Ну, если вы собираетесь лысых чертей искать, — с сарказмом заметил начальник, — можете этим заниматься сколько вам угодно. Однако есть установленный законом порядок. У вас вопросы? Сомнения по поводу тех мероприятий, которые проводил милицейский наряд? Пишите заявление на мое имя, мы рассмотрим в том порядке, в каком рассматриваются все без исключения жалобы и заявления населения, а потом решим, какие следует принять меры. Обстоятельства покажут, что нужно. Проводить расследование или ограничиться опросом свидетелей. У вас все?
— Заявления должны поступить от каждого лица отдельно?
— И много у вас лиц?
— Да вот, думаю, не меньше семи — по числу пропавших людей.
— Сумасшедший дом… — неизвестно кому сказал подполковник.
В этот момент зазвонил его телефон. Он снял трубку, кивком показав Москаленко, что тот может быть свободен. Но Михаил Матвеевич, оскорбленный таким невниманием к себе, даже приподняться не успел, как вскочил сам начальник.
— Кто?! — заорал он в трубку. — Как? Где?! — и почему-то выпученными глазами посмотрел на посетителя. — Немедленно выезжаю!
Он швырнул трубку и, хрипло выдохнув, сказал старику:
— Ну вот, докаркались… Убийство! На глазах у десятков людей!
— Как? — вырвалось у Москаленко.
— А как у нас убивают?! — взорвался подполковник. — Из пистолета! Из автомата! Из пушки! Из танка, мать их! Освободите кабинет!
— Так надо писать на ваше имя, Степан Лаврентьевич? — спокойным тоном спросил старик. — Или лучше сразу в прокуратуру?
— Да делайте вы что хотите! — закричал подполковник и выскочил наконец из-за стола.
Москаленко вышел, спустился на первый этаж, подождал, пока начальник выбежит из здания, и обратился к дежурному Мамонову:
— Вот видишь, сынок, не обманывало меня предчувствие. Я разговаривал с твоим начальником, как раз в кабинете его сидел, когда ему позвонили и сказали, что убили, как я понял, кого-то очень важного. Вот подполковник и умчался.
Старлей даже рот открыл от такого известия.
— Разрешил он мне своими глазами взглянуть на тот рапорт, сынок, который написали Замошкин с Кругловым. Ты уж покажи его мне, сделай милость.
Дежурный механически взял книгу записей, пролистал ее и протянул старику. И Михаил Матвеевич, достав из кармана листок бумаги и авторучку, старательно переписал сообщение Кваснюка о ночной стрельбе, зафиксированное дежурным Шкодиным в 23 часа 35 минут, а затем и вложенный между страницами рапорт старшего милицейского наряда лейтенанта Замошкина, подписанный им самим, водителем сержантом Кругловым и троими охранниками на вилле Киреева — Ореховым, Старостенко и Лютиковым.
Но тут дежурному позвонил подполковник Весел-ко и приказал оперативной группе ОВД немедленно выезжать на место преступления, к универсаму «Кубань». И старлею Мамонову стало совсем не до Москаленко.
5
Анатолий Юрьевич Трегубое был разъярен, как говорится, до полной невозможности. Он не вышел, а словно вырвался из кабинета губернатора Шестерева, где заседала эта проклятая троица — сам губернатор, его зятек, больше напоминавший бандитского пахана-отморозка, и начальник краевого Управления внутренних дел Федька Шилов. Последнего он сам же и рекомендовал на этот пост в министерстве, когда Шестерев, претендовавший на губернаторское кресло, позвал его, Трегубова, тогдашнего начальника ГУВД, баллотироваться в паре с ним на пост вице-губернатора. Говорил еще, что поддержка Москвы обеспечена. А здесь, в крае, им помогут его собственный зять-бизнесмен и Шилов, если того назначит Москва. Помогли, еще как!
Зато оказалось, что губернатор, будто в оплату услуг, ничего сам лично не мог предпринять в крае без консультаций и указаний этой спевшейся парочки. И своему вице-губернатору не позволял ничего «не согласованного». Такое положение давно уже осточертело Анатолию Юрьевичу, но он все почему-то не решался сделать решительного шага.
И вот последняя капля переполнила чашу его терпения.
Хорошо зная, что до губернатора дозвониться невозможно, местные жители предпочитали со всеми своими жалобами обращаться к нему, Трегубову, помня, что на посту начальника Главного управления краевой милиции тот вел себя вполне прилично и спуску бандитам, прилипавшим к разнообразному и богатому хозяйству края, не давал.
